Екатерина Лесина - Хроники ветров. Книга цены
— Будешь и дальше ползти или ножками пойдешь?
Убила бы!
— Ладно, кисуля, не сердись, — он рывком поднял меня на ноги. — Дойдем до края, видишь, берег подымается, значит, недолго уже, а там и разберемся, кто кому и чем обязан.
Разберемся, пообещала я себе, обязательно разберемся.
С каждым шагом вокруг оставалось все меньше болота. Мох сменялся травой, высокой и жесткой, точно лошадиная грива, перевитой тонкими стебельками клюквы и украшенной коричнево-розоватыми ветками багульника, но главное, что под ногами твердая земля.
— Спасибо, подруга, — Серб растянулся на мокрой траве и блаженно зажмурился. — А я, признаться, решил, что все, конец… у тебя такое задумчивое лицо было. Сомневалась?
Сомневалась. И продолжаю сомневаться, поэтому молча сажусь рядом. В сапогах холодная пованивающая тиной вода, и одежда в грязи.
— Вот я бы тебя не вытащил. — Бормочет он. — Ну, если бы всерьез тонула… правда… утопить единственную женщину на сотни километров вокруг весьма неосмотрительно.
— Заткнись, а? — горстью травы пытаюсь стереть грязь, но по-моему только больше размазываю. Стирать надо, а где? Негде. И переодеться не во что. Домой хочу, в горячую ванну, к нормальной кровати и чистой одежде, и желательно без этого придурка.
— Да ладно, кисуля, я ж любя. А вообще спасибо.
— Пожалуйста.
Грязная одежда с каждой минутой раздражала все больше, а в сапоге, кажется, дыра, прямо над подошвой, да и сама подошва, судя по виду, долго не протянет. Ну почему все так погано, а?
Серб прыжком вскочил на ноги и, потянувшись, сказал:
— Подъем, милая, двигаться надо, а то замерзнешь…
Он, конечно, прав, но до чего же лень шевелиться, вставала я с неохотой, собственное тело казалось неподъемным, одежда тяжелой, а сабля вообще мешала.
— Давай, давай, веселее. Вон, лес видишь? Там и отдохнем, не люблю я, знаешь ли, под открытым небом валяться.
Я, кстати, тоже. Но с другой стороны вышеупомянутый лес представлял собой едва различимую темную полосу, еще не понятно лес ли это. Серб бодро шагал вперед, и мне ничего не оставалось, кроме как пойти следом. И попытаться не отстать, этот паразит шел настолько быстро, что мне порой приходилось бежать, хотя определенный плюс в этом имелся — согрелась.
Лес встретил нас дружеским сумраком и резким запахом хвои. Старые сосны дивными колоннами стремились к низкому темному небу, корявые ветви переплетались рваным кружевом, сквозь которое местами проглядывало черное небо, под ногами шелестела опавшая хвоя и похрустывали тонкие сухие ветви.
— Знаешь, кисуля, а здесь я еще не был, — Серб замер, задрав голову вверх. — Господи, воздух-то какой… определенно, ты удачу приносишь, сам я вряд ли бы добрался. А вообще возле замка похожий лес был, ты представить себе не можешь, каково это выйти утром, чтобы солнце только-только высветило небо желтым, все спят, стражник на воротах тоже дремлет, конюхи… сам заседлаешь и вперед, в лес. Воздух аж звенит от чистоты, трава мокрая, скользкая, пахнет так, что словами не описать.
Я опустилась на землю, пусть говорит, я же пока отдохну. Мох здесь, в отличие от болотного, сухой, мягкий, похож на перину, а пахнет… нормально пахнет, лесом, травой, тем же мхом… или это лишайник? Белесая веточка в руке разламывается мелкой крошкой.
— Лосиная борода, — подсказывает Серб. — Хорошо кровь впитывает, сначала багряная, потом красная, потом вообще исчезает, только лосиная борода приобретает розовый оттенок. Вот если увидишь в лесу розовый мох, значит, на этом месте кого-то убили.
— Сказки.
— Да нет, кисуля, не сказки, — он присаживается рядом, опирается на шершавый, пахнущий смолой, ствол. — Поверь личному опыту. Было дело, когда…
Ну вот, нарвалась на очередную историю. Сказать ему, чтобы заткнулся? Вряд ли он послушает, скорее уж рассказ затянется дольше обычного, да и подробностями обрастет. Не хочу подробностей, и рассказа не хочу, лосиная борода щекочет ладонь, мягкие опавшие иглы не зло царапают кожу, а сквозь дыры в пологе леса проглядывает темное небо.
Даже звезды видны. Целых три… нет, четыре… Красиво.
— Эй, кисуля, снова замечталась? — дружелюбный тычок под ребра отвлекает. — Рассвет скоро…
Вальрик
Ужин состоялся в обычное время, вообще, как показалось Вальрику, обитатели Саммуш-ун предпочли не заметить смерти рыжего Тита. Во всяком случае, никто из слуг ни словом, ни жестом не выразил гнева или возмущения подобным произволом. Правда, и помощи никто не предложил — руку Вальрик бинтовал сам, повязка получилась кривой, неумелой, и рана продолжала кровоточить.
Кровь — это малая плата за то, что он совершил.
— Мясо сегодня жестковато, и пересолено к тому же, — Карл отодвинул тарелку и, вытерев пальцы кружевной салфеткой, поинтересовался. — Не знаешь, с чем это связано?
Вальрик пожал плечами, честно говоря, он совершенно не разобрал вкуса. Хотя понял, что этот вопрос скорее вежливая возможность признаться во всем. Стыдно, до чего же стыдно… Карл принял его в своем доме, как гостя, пусть в этом гостеприимстве есть что-то сродни пленению, но все же… все же Карл имеет право знать, за что Вальрик убил одного из слуг.
Беда в том, что Вальрик и сам не знал, за что.
— Ну, давай, князь, рассказывай, что у вас там получилось?
— Ничего.
— После «ничего» трупы не остаются.
— Хотел потренироваться. Силу не рассчитал. Виноват.
— Краткость сестра таланта, — Карл некоторое время с откровенным интересом рассматривал Вальрика. — Ладно, допустим, дело обстояло именно так, как я представил себе после твоей весьма лаконичной речи. Но может быть, ты сочтешь нужным объяснить мне несколько спорных моментов. Первый — почему ты решил устроить… тренировку не в зале, специально оборудованном для подобных забав, а в жилой комнате. Второй — не связана ли с обстоятельствами данного дела твоя расцарапанная физиономия?
— Мне обязательно отвечать? — Вальрик не знал, как поступить. С одной стороны, Карл, являясь хозяином замка, имел полное право узнать правду. С другой — рассказывать о произошедшем было стыдно.
— В общем-то нет. Кстати, удар хороший, грудину смял, как картонку. Коннован научила? — Карл вертит в руке столовый нож. — Учила, учила, но недоучила… руки на стол. Обе.
Вальрик повиновался, не столько из-за неожиданности приказа, сколько потому, что морально приготовился принять любое наказание, даже самое суровое. Он ведь виноват, а значит…
— Значит, имеем одного мертвеца и одного раненого, который, если и дальше будет продолжать в том же духе, весьма скоро станет мертвецом. — Карл, с неприятным грохотом отодвинув стул, поднялся и подошел к Вальрику. В голове мелькнула тоскливая мысль, что вице диктатор сейчас воспользуется столовым ножом, чтобы вспороть горло наглецу, оскорбившему Саммуш-ун убийством. Особенно обидно было из-за оружия, одно дело кинжал и совсем другое столовый нож, не слишком острый, с беспомощно закругленным лезвием и вычурной ручкой из мутно-белого материала.
