НИЭННАХ ИЛЛЕТ - ЧЕРНАЯ КНИГА АРДЫ
– А дракон? – хмыкнул Балрог.
– Нет, я ему все скажу. Хватит, – решительно поднялся Майя, но тут в дверях появился, наконец, Мелькор. Лицо совершенно счастливое, глаза сияют:
– Знаешь, Ученик, я понял, какую сказку им расскажу.
– Ох, Учитель… – Гортхауэр улыбнулся.
Менее всего Гортхауэр ожидал застать такую картину. Он знал, что Мелькор непредсказуем; но то, что увидел теперь, настолько не вязалось с образом спокойного и мудрого Учителя, что Майя растерялся. Они… играли в снежки! Похоже, Мелькору доставалось больше прочих: разметавшиеся по плечам волосы его были осыпаны снегом, снегом был залеплен плащ. «Своеобразный способ выразить любовь к Учителю!» Впрочем самому Вале все происходящее доставляло удовольствие. Он смеялся – открыто и радостно, как умеют смеяться только дети; подбросил снежок в воздух, и тот рассыпался мерцающими звездами, озарившими мягким светом разрумянившиеся от игры лица Эллери.
– Учитель! – окликнул его Гортхауэр.
Тот обернулся и подошел к Ученику, на ходу стряхивая налипший на одежду снег.
– Что ты делаешь? Зачем?
Мелькор, едва успев заслониться от метко пущенного рукой Мастера снежка, ответил:
– Чтобы поднять людей, нужно делить с ними все: и горе, и радость, и труд, и веселье. Разве не так, Ученик?
– Да, Учитель, но все же… они же просто как дети, и ты…
Мелькор рассмеялся молодым, счастливым смехом:
– Почему бы и нет? Скажи честно: не хочется самому попробовать?
Гортхауэр смутился:
– Но ты ведь – Учитель… Как же они… Как же я…
Снежок, попавший ему в плечо, помешал Майя закончить фразу.
Гортхауэр нагнулся, зачерпнул ладонью пригоршню снега; второй снежок угодил ему в лоб.
– Ну, держитесь! Я ж вам!.. – с притворной яростью прорычал он. – Я тут по делу, а вы вот чем меня встречаете!
Увернуться Мастеру не удалось.
– А это от меня! – крикнул Мелькор, и снежок, коснувшись груди Сказителя, обратился в белую птицу.
Гортхауэр, повернув к Мелькору залепленное снегом лицо – Мастер Гэлеон в долгу не остался – предложил, широко улыбаясь:
– Ну что, Учитель, покажем им, на что мы способны?
Мелькор кивнул, изящно увернувшись от очередного снежного снаряда.
В руках Менестреля, снежок неожиданно обернулся горностаюшкой. Зверек замер столбиком на ладони Эльфа, поблескивая черными бусинками глаз, фыркнул, когда его осыпали снежинки, и юркнул под меховую куртку Менестреля.
– Развлекаешься, Учитель? – рассмеялся Гортхауэр.
…К ночи собрались в доме Мага – греться у огня и сушить вымокшую одежду. Слушали Менестреля, пили горячее вино с пряностями. Мелькор, разглядывая окованную серебром чашу из оникса – дар Мастера – вполголоса говорил Гортхауэру:
– Конечно, простого заклятия довольно, чтобы прогнать холод, высушить одежду; Бессмертные могут вообще не ощущать стужи. Но разве не приятнее греться у огня в кругу друзей, пить доброе вино – хотя, по сути, тебе это и не нужно – просто слушать песни и вести беседу?
– Ты прав, Учитель, – задумчиво сказал Майя. – И я не могу понять: почему в Валимаре тебя называют Врагом? Почему говорят, что добро неведомо тебе, что ты не способен творить? Прости, если мои слова оскорбили тебя… но разве не проще жить, если понимаешь других, не похожих на тебя самого? Если не боишься?
– Я понял тебя. Беда в том, что они не хотят понимать. Тебе, конечно, не рассказывали, что я предлагал им союз?
– Нет…
– Неудивительно, – Мелькор грустно усмехнулся. – Что доброе может сделать Враг? Валар страшатся нарушить волю Эру. А союз со мной означает именно это. И, чтобы никто и помыслить не мог о таком, меня именуют врагом и отступником. Значит, ничего доброго не может быть ни в мыслях, ни в деяниях моих.
– Но ведь это не так!
– А ты можешь считать врагом того, кто умеет любить, как и ты; кто хочет видеть мир прекрасным, как и ты; кто умеет мыслить и чувствовать, как и ты; кто так же радуется способности творить? Кто, по сути желает того же, что и ты?
– Какой же это тогда враг?
– В том-то и дело, – Мелькор отпил глоток вина.
– Знаешь, – после минутного молчания тихо сказал Гортхауэр, – я пытаюсь представить себе Ауле, играющего в снежки со своими учениками.
– И что? – заинтересовался Вала.
– Не выходит, – вздохнул Майя. – Он не снизойдет. Наверное, ему никогда не придет в голову превратить комок снега в птицу. Ведь пользы от этого никакой. Просто красиво, интересно, забавно… А он – Великий Кузнец, потому и должен создавать только великое и нужное. К вящей славе Единого. А от такого – какая слава? Просто… на сердце теплее, что ли? Не знаю, как сказать…
Мелькор вздохнул:
– Когда-нибудь я расскажу тебе, что сделало Ауле таким…
– Странник!
Юноша обернулся.
– Слушай, Странник, что с твоими глазами?
Тот недоуменно пожал плечами: да вроде ничего особенного… Художник тихо рассмеялся:
– А глаза у тебя золотые…
– Что? – не понял Странник.
– Золотые, как мед, как восходящее солнце. Посмотри сам!
Странник хмыкнул:
– И ничего смешного. И нечему удивляться. У тебя вон – синие, у Мага – зеленые, как листва на солнце…
– Правда? – Художник вдруг посерьезнел. – Послушай, а почему?
– Разве не всегда так было?
– Нет… Были – серые, и у тебя, и у меня, и у него… Не понимаю. Может, Учитель ответит?
– Раньше как-то не до этого было…
– Мы только сейчас поняли…
– Может, ты знаешь? Глаза разные становятся, и волосы… Почему?
Вала улыбнулся. Какими разными они стали… Непокорные волнистые пряди темно-золотых волос разметались по плечам Странника, ведь он какой-то светлый, ясный и тонкий, как солнечный луч. У Художника взгляд цепкий и острый, но глаза – бархатисто-синие, как темный сапфир, а иссиня-черные волосы перехвачены узким кожаным ремешком. Он кажется старше: Странник в сравнении с ним – мальчишка совсем, хотя оба – из Изначальных. Но всем давно известно, что синеглазый Мастер Орэйн теряет и смелость, и уверенность, и суровость свою, стоит лишь появиться рядом маленькой хрупкой Халиэ – искусной вышивальнице и ткачихе.
– Почему, Учитель?
– Просто – вы Люди. А люди все разные, непохожи друг на друга, как листья дерева, как звезды…
«Вы – Люди. Такие, какие виделись мне, когда я слышал Песнь Эа. Только они волей Эру будут недолговечны, как искры костра, и смогу ли я вернуть им то, что отнял он? Или дар свободы обернется для них карой и горем? Неужели в этом Эру окажется сильнее?»
Разговор получился неожиданным.
– Скажи, Гортхауэр, а другие Творцы Мира, те, что живут в Валиноре, они красивы?
Он надолго задумался, в первый раз с изумлением осознав, что теперь безупречные лица Валар вовсе не кажутся ему прекрасными. Ни одной неверной черты, словно кто-то задался целью изобразить безупречную красоту, и это ему удалось, но в погоне за точностью и чистотой линий исчезло что-то главное, столь важное, сколь и неуловимое, и в этих лицах не было жизни. Все Валар были разными и – схожими, хотя отличались ростом и чертами лица, цветом волос и глаз. Впрочем, почти все…
