Александр Бушков - Колдунья-беглянка
– Спрячься пока, чтобы тебя не увидели… – бросила она Нимми-Ноту.
– Нет, я посреди комнаты сидеть буду, да еще светские беседы вести… А то я не знаю, – сварливо пробормотал Нимми-Нот.
Пересекши двор, Ольга сняла большой кованый крючок и, решительно распахнув калитку, спокойно спросила:
– Чем обязан столь неожиданному визиту?
– Служба, корнет, служба, – столь же равнодушным тоном ответил граф Бенкендорф. – Приходится забывать о приличиях… Вы позволите войти? – он оглядел двор. – Собаку, я вижу, не держите?
– Смысла не вижу.
– Тут, знаете ли, шалят, еще заберется кто…
– Бог ты мой, – пожала плечами Ольга. – Что можно украсть у бедного корнета на съемной квартире… Прошу. Осторожнее, тут ступенька подрасшаталась, никак руки не дойдут кликнуть плотника…
Они поднялись в комнату на втором этаже, где на маленьком круглом столике горели спокойным пламенем шесть свечей в старинном вычурном шандале, а на столе побольше красовалась бутылка шампанского. Миски с молоком Ольга там уже не увидела – Нимми-Нот, укрываясь, ее, надо полагать, прихватил с собой.
– Присаживайтесь! – Ольга указала на кресло. – Не угодно ли шампанского?
– Не откажусь, – сказал Бенкендорф, откладывая шляпу на свободное кресло. – Значит, вот здесь вы и обитаете…
– Как вы меня нашли? – с искренним любопытством спросила Ольга.
– Служба-с, – с безмятежным видом ответил граф. – Это было не так уж трудно, поскольку ваше имя присутствовало в официальных бумагах здешней полицейской части… Вообще, корнет, вы, должно быть, не знали… Но вы стали уже заметной фигурой в Петербурге. Вот парадокс, еще и благодаря скромному провинциальному мундиру. Иногда как раз скромный мундир выделяется на фоне множества блестящих гвардейских, потому что редок. Вы бывали в известных домах, появлялись в обществе с известными людьми, и потому в конце концов о вас заговорили. Наш город, в сущности, мало чем отличается от деревни – всякое новое лицо, если оно заслуживает внимания, вызывает пересуды. Вы, должно быть, на таковое вовсе не рассчитывали? У меня сложилось впечатление, что вы стремились быть незаметнее…
– Зачем мне? – с самым безмятежным видом пожала плечами Ольга.
– Ну, мало ли какие у человека могут быть побуждения… – граф усмехнулся. – Вы несколько напряжены, корнет?
– Я? С чего вы взяли?
– А мне вот кажется, что вы с нетерпением ждете закономерного вопроса: почему вы скрылись с маневров? А в самом деле, почему? Ах, я, кажется, догадался… Скромность?
– Вас это удивляет? – спросила Ольга.
– Крайне похвальное качество для молодого человека… Но неужели даже в такой ситуации? Император по окончании маневров пришел в ярость, обнаружив, что мы не в состоянии разыскать его спасителя…
– У меня… были причины, – сказала Ольга.
Страха она не испытывала: уже знала, что там, снаружи, графа дожидается один-единственный верховой, и никого более он с собой не привел. К тому же чрезвычайно легко было лишить и Бенкендорфа, и его спутника памяти о событиях последнего получаса.
Страха не было, а вот любопытство разгоралось: все происходящее выглядело по меньшей мере странно. Почему граф нанес визит именно таким образом?
– И, должно быть, достаточно веские причины… – Бенкендорф помолчал, потом произнес тем же бесстрастным светским тоном: – Если бы вы только знали, милейший корнет, как меня подмывает вас арестовать…
– За что же?
– Хотя бы за самозванство.
– Простите?
– Ну, полноте, что вы, как дитя малое, – сказал граф не без укоризны. – Существует отлаженный механизм и бумажная отчетность… Первое, что я сделал после вашего исчезновения, – поднял бумаги Главного штаба. В списках Белавинского гусарского полка корнет Ярчевский не значится. И нет никакой надежды, что нерадивый писарь перепутал вашу фамилию – фамилии корнетов полка ничуть не похожи на вашу, так что об ошибке речь не идет. Имеется в Белавинском, правда, Гурчевский, но от роду ему тридцать пять лет, звание он носит поручика и должность занимает полкового квартирмейстера, так что это заведомо не вы… Вот, кстати, корнет! Я что-то запамятовал фамилию командира Белавинского гусарского. Не назовете ли? А фамилию вашего эскадронного командира?
На какое-то время воцарилось тягостное молчание.
– Вот то-то, – сказал граф будничным тоном. – Могло, конечно, случиться так, что вас приняли в полк уже после отправки соответствующей отчетности и вас просто-напросто нет в старых списках. Но поскольку вы не знаете даже имен «ваших» командиров, от этого предположения, думается, придется отказаться. Не так ли?
Ольга молчала. Никаких толковых отговорок у нее для такой ситуации заготовлено не было, а врать наспех, путаясь и запинаясь, было бы унизительно.
– Итак, корнет, вы, простите, самозванец, – сказал Бенкендорф удрученно. – Правда, в полицейских бумагах среди лиц, разыскиваемых за серьезные прегрешения, вы не значитесь – но кто вас знает, вдруг вы нагрешили где-то в других местах, а здесь, в Петербурге, ничего и не успели натворить противозаконного. Вот если бы была возможность в кратчайшие сроки изучить розыскные бумаги всей империи… Но подобное лежит в области самых безудержных фантазий… – граф отставил бокал, наклонился вперед. – Знаете, чего я не могу понять, корнет? Отчего вы так вызывающе, возмутительно спокойны? А вы совершенно спокойны, это видно, в вас нет и тени беспокойства, тревоги, не говоря уж о страхе. Так ведет себя человек, невероятно уверенный в себе. Но ведь ваше положение, согласитесь, не из лучших. И тем не менее вы необычно спокойны… Ну ладно, предположим, в соседней комнате у вас спрятаны сообщники, которые меня зарежут во мгновенье ока и помогут вам бежать… Но вы же не могли не видеть из окна, что на улице остался мой сопровождающий офицер? Ловкий малый, вооруженный, готовый к любым неожиданностям… Почему вы так спокойны?
Ольга усмехнулась:
– Я не совершил ничего противозаконного и потому не вижу причин тревожиться…
– А самозваное присвоение мундира и чина?
– Ну, если бы не самозваное присвоение, то, быть может, сегодня днем на маневрах все сложилось бы гораздо трагичнее…
– Вынужден признать вашу правоту, – граф досадливо поморщился. – Тут вам не возразишь… Знаете что, милейший корнет? Слово чести, я ни минуты не поколебался бы вас все же арестовать, даже несмотря на ваш героический ореол спасителя императора… будь вы хоть чуточку менее загадочны. Как видите, я с вами предельно откровенен. Все происходящее слишком странно и нелогично… Вас, строго говоря, не существует, вы – призрак, фантом… но тем не менее исключительно благодаря вашим трудам император остался цел и невредим. После чего вы скрылись. И то, и другое категорически не укладывается в логику поведения авантюриста, вообще человека, имеющего корыстные побуждения. Любому ясно, на сколь обильный водопад благ может рассчитывать спаситель императора. Государь умеет быть благодарным и, безусловно, готов осыпать вас милостями… И тем не менее вы скрылись.
![Александр Белогоров - Большая книга ужасов. 18 : Черный фотограф. Бунт марионеток [повести]](/uploads/posts/books/276968/276968.jpg)
