Морган Хауэлл - Дочь клана
Дар покраснела.
«Значит, «благословленные» означает «женатые»», — подумала она, гадая, что понял Зна-ят по ее вопросу. Но она была слишком сильно смущена, чтобы спрашивать, и заторопилась уйти.
— Спасибо тебе, Зна-ят, ты мне очень помог.
— Для меня большая честь помогать тебе всем, чем я только могу.
Зна-ят провожал взглядом Дар, идущую по заросшему сорняками огороду. Вскоре девушка исчезла, остался только ее запах. В неподвижном воздухе витал сильный аромат атур. Никаких сомнений в чувствах, испытываемых Дар, не оставалось. Зна-яту было жаль ее.
Только к вечеру Зна-яту удалось улучить момент и остаться с Ковоком наедине. Как только это произошло, он зазвал своего озадаченного двоюродного брата в комнату, где их никто не мог подслушать.
— Даргу говорила со мной утром, — сказал Зна-ят, глядя прямо в глаза Ковоку, — она хотела разузнать насчет благословения.
Ковок-ма сильно смутился.
— Что ты ей сказал?
— Сказал, что союз должны одобрить мутури, — ответил Зна-ят, — и я хочу узнать, что заставило ее задать этот вопрос.
— Я вел себя как подобает.
— У меня на шее — отметина, оставленная Даргу, и из-за этого она мне ближе, чем кровный родственник. Поэтому я спрашиваю тебя снова — откуда взялся этот разговор о благословении.
— Я сказал, что мы не можем тримук, потому что не благословлены.
— Значит, ты заронил семя в ее сердце. Ты не подумал о том, что оно может прорасти?
— Она пришла ко мне. Как я мог отвергнуть ее?
— Рано или поздно тебе придется ее отвергнуть. У твоей мутури мудрый нос, и ей не понравится то, что она учует. Ты не сможешь противиться ей. Благословения тебе не получить. Ты должен был это понимать.
— Хай, — кивнул Ковок-ма, — я радовался и печалился. Скоро я буду только печалиться.
— И Даргу тоже. Ты поступил немилосердно.
— Я следовал велениям моего сердца.
— Я тебя понимаю, — сказал Зна-ят, — но твоя мутури не поймет.
— Я не виню ее. Я сам пока мало что понимаю, — признался Ковок-ма, — поначалу Даргу была для меня просто забавной вашавоки. Она была другой, не такой, как все вашавоки, но все же такой же чужой, как они.
— Мут ла ведет Даргу, — сказал Зна-ят, — быть может, тебя тоже вела Мут ла.
— Хай, — согласился Ковок-ма, — это деяние Мут ла. Вот почему Даргу наполняет мою грудь. От нее исходит чужой запах, она некрасивая, и все же… и все же…
Голос Ковока сорвался. У него был беспомощный вид.
— Слишком поздно сожалеть о том, что случилось прошлой ночью, — сказал Зна-ят, — этого уже не изменишь. Какую бы печаль это ни принесло, все уже случилось.
— Следует ли мне сказать Даргу о том, что ее ожидает?
— Тва, — ответил Зна-ят, — пусть пока радуется.
12
Дар чувствовала, что была послана в Таратанк для того, чтобы влюбиться в Ковока. Поняв, что это уже произошло, она не видела причин долее задерживаться в разрушенном городе и сказала оркам, что ночью они тронутся в путь. Но день клонился к вечеру, и Дар стала сожалеть о своем решении уйти из города. Новообретенная страсть придавала развалинам романтический оттенок, все вокруг словно бы преобразилось. Заросшие сорняками улицы стали красивыми, покинутые дома излучали покой и безмятежность. Для Дар вдруг стала невыносимой мысль о том, что она больше ни разу не побывает в бассейне.
Зна-ят занялся приготовлением последнего ужина перед уходом. Дар взяла Ковока за руку.
— Пойдем, — сказала она.
Ковок-ма встал и пошел за ней. В коридоре Дар прошептала:
— Давай выкупаемся перед дорогой.
Это прозвучало скорее как требование, а не как предложение, и Дар была уверена, что Ковок-ма не откажется. Она поспешила к бассейну, охваченная желанием.
Во внутреннем дворе Дар разделась и обнаженная побежала к воде. Там она стала терпеливо ждать Ковока. Когда он ступил в бассейн, Дар обняла его и осыпала поцелуями его грудь. Ковок-ма уловил отчаяние в желании Дар, и ему захотелось утешить ее. Он поднял ее, чтобы они оказались лицом к лицу.
— Даргу, — тихо проговорил он, — нет нужды спешить.
— Но скоро нам нужно уходить.
— Все подождут нас.
— Ты думаешь, они знают, зачем мы ушли? — покраснев, спросила Дар.
— Эта дорога нова только для нас, — сказал Ковок-ма, — многие странствовали по ней с тех пор, как Мут ла сотворила мир. Все всё понимают, — он улыбнулся, — у меня есть время поцеловать тебя.
Ковок-ма вытянул губы и чмокнул Дар в нос.
Дар рассмеялась.
— Ты глупый!
Ковок-ма ласкал ее так же неторопливо и нежно, как прошлой ночью. После того как он подарил Дар блаженство, она, довольная и счастливая, легла на его грудь. Ковок-ма молчал и бережно гладил ее спину. Через некоторое время Дар оторвала голову от его груди.
— Я сильно отличаюсь от матерей уркзиммути?
Ковок-ма ожидал этого вопроса.
— Ты во многом похожа на них.
— А чем я отличаюсь от них?
— У тебя ровные пальцы, у тебя глаза другого цвета, у тебя круглый нос, а твое тело… — Ковок-ма задумался в поисках подходящих слов, — оно как у ребенка.
— Как это?
— Ты легкая… и нежная.
— А груди у меня такие же, как у матерей уркзиммути?
— Хай!
Дар прищурилась.
— Откуда ты знаешь?
— Матери уркзиммути не прикрывают грудь — только когда холодно.
— Я слишком низкорослая?
— Некоторые матери такого же роста.
Зная, что Ковок-ма может говорить только правду, Дар не без труда задала следующий вопрос:
— Я некрасива?
— Для меня это не важно.
— Значит, некрасива.
— Даргу, глядя на тебя, я чувствую радость. Мне все равно, что думают другие.
Дар поцеловала Ковока.
— Тогда и мне все равно, — сказала она, и в этот момент ей действительно было все равно.
У Дар еще не успели высохнуть волосы, когда она вывела орков из Таратанка. Во все стороны раскинулась степь, при свете луны казавшаяся серой. На недалекой линии горизонта возвышались черные силуэты горы Блат Уркмути — «Плащ Матерей». Дар не стала пытаться следовать по заросшей дороге. Она пошла по высокой траве самым прямым путем к горам. За время пребывания в городе Дар и ее спутники отвыкли путешествовать ночью и спать днем, и Дар чувствовала себя усталой еще до того, как они тронулись в путь. Еще не рассвело, когда она попросила орков остановиться.
Когда над пустой равниной взошло солнце, Дар решила, что здесь можно без опаски идти днем. Горы были уже близко, и вряд ли орки могли столкнуться с кем-то, кого им было бы не под силу одолеть.
