Лис Арден - Алмаз темной крови. Песни Драконов
… Амариллис вспоминала, что, танцуя тогда в безвестном марутском притоне, она чувствовала себя горящей головней, выхваченной из костра. Порой ей казалось, что она видит сполохи пламени, пробегающие по ее рукам, и тяжелые огненные капли, срывающиеся с ее пальцев и разбивающиеся о пол в обжигающую пыль.
Не сказать больше и точнее — Снорри был счастлив. Этой пигалице (про себя он так и звал ее… поскольку была у старика на редкость неприятная привычка — называть вещи своими именами) он доверит камень с радостью. Выполнит волю друга, уплывшего за Край Света. Дирк сказал тогда: «Отдай камень истинному хозяину. Мой род хранил его не одно столетие. Не хочу оказаться последним. Не спеши. Сыну не отдавай… сам знаешь, почему. Присмотрись к внукам… ко всем троим. Все хороши. Решать тебе, кого ты сочтешь достойным.» Амариллис, последняя из рода, дочь Оттона из Одайна, внучка Дирка-капитана, правнучка Судри из Лесного клана… прямой потомок Эркина из Лесных Хоромин. Хозяйка алмаза темной крови. Законная и единственная.
Снорри встал, подошел к сцене и протянул танцовщице руку. Она глянула на него совершенно шалыми, дурными глазами, улыбнулась так, будто солнце из-за туч просияло, и спрыгнула к орку. Когда она прикоснулась к нему, легко опираясь на протянутую им руку, Снорри вздрогнул — ему показалось, камень отозвался ее прикосновению, заметной дрожью давая ему понять, что пришла пора расставаться. Усадив девчонку за стол, Снорри в который раз поразился удивительному свойству темной крови — обнаруживать себя даже в таких «разбавленных» метисах, как Амариллис. Ее окружали чистокровные орки, зелено-смуглые, клыкастые, огнеглазые, но среди них она — тоненькая, маленькая, белобрысая — не смотрелась чужачкой, не выглядела слабой и жалкой. Было в ней что-то неуловимое… то ли блеск в глазах, то ли манера трогать кончиком языка чуть выдающиеся клыки, то ли порывистая грация движений, схожая с горением смолистой сосновой ветки. Темная кровь… ну не может она течь спокойно, вечно выкидывает какие-нибудь коленца… Старый орк, будто между делом выспросив у девчонки имя прадеда, так же мимодумно снял кольцо, с трудом стянув его с мизинца, и отдал танцовщице. Она приняла подарок, поблагодарила и, не думая, надела на средний палец правой руки. Снорри был уже слишком стар, чтобы предаваться всяческим фантазиям и выдумывать красивые сказки, но он готов был поклясться, что камень в кольце… улыбался. Он светился ровным, теплым светом, как окно родного дома в ночи. Алмаз темной крови вернулся к роду Эркина.
* * *— Так вот, я видела ваш каждый танец. Приезжала заранее — ведь это я выбирала заведение — пряталась в уголке потемнее, но с отличным видом на сцену, и смотрела. Как зачем? Не могла же я оставить вас совсем без присмотра, мало ли что! А еще затем, чтобы поглядеть, чему вы успели научиться и на что вообще годны. Бывало и такое, что после этого испытания девушки уходили из школы. Так вот, то, что я видела в одном из самых скверных марутских притонов, спокойной жизни тебе не сулит. Я видела тебя на сцене и потом, но это… — и шаммахитка пожала плечами. — Уму непостижимо, откуда ты все это вытянула, что за бес в тебя вселился?..
— Я и сама не знаю. — девушка пожала плечами. — Хотела быть сильной… да нет, хотела просто быть. И заставить всех уважать мое присутствие.
Они проговорили до тех пор, пока не вернулись с половины прогулки остальные танцовщицы и не увели Амариллис с собой.
— Помните, когда-то мы уже расставались вот так… не зная, увидимся ли. Все подушки проплакали. — Сказала Гинивара, закончив укладывать сундук.
— Помню. Ничего, увиделись же… я, признаться, очень обрадовалась, когда мне Эниджа приглашение прислала. Думала, грешным делом, что за шесть лет она нас всех позабыла. — Муна все никак не могла налюбоваться подарком Лалик и вертелась перед зеркалом, накинув на обнаженное тело покрывало.
— Смешно… на самом деле мало что изменилось. — Лалик сидела в кровати, расчесывая волосы. — Только что Гинивара здесь остается. А так — с чего начинали, туда и возвращаемся. Постарели, конечно… — и она притворно закряхтела.
— Да уж, старость — не радость… — засмеялась Амариллис. — Ты так вообще — глубокая древность… матушка Лалик.
Это расставание оказалось не в пример спокойнее прежнего. Совсем немного поплакав, танцовщицы попрощались друг с другом и с Эниджей.
Глава четвертая. Ледяная птица
Она ехала верхом, чуть покачиваясь в такт неторопливым шагам лошади, и напевала себе под нос какую-то странную, невесть откуда взявшуюся мелодию:
Люди и эльфы,
Крысы и кольца,
Темная кровь
В моих жилах смеется…
Темной-то крови
Все бы смеяться…
Гномы и цверги,
Маги и танцы…
Амариллис ехала в Манору в сопровождении Арколя. Шел уже январь и дети Лимпэнг-Танга заждались своей танцовщицы; что же касается Арколя, то он, с позволения аш-Шудаха, решил провести еще пару сезонов в качестве шута.
— Надо же… — улыбнулась Амариллис — Помнишь, мы уже как-то раз вот так ехали — навстречу им всем, в родную труппу. Лорку повстречали…
Брат с сестрой переглянулись и засмеялись, вспомнив обстоятельства, при которых к артистам попал рыжий вольтижер. Путь до Маноры был недолог и безопасен.
— Да, было дело… — все еще улыбаясь, сказал Арколь. — Амариллис, ты не устала? Уже четвертый час верхом…
— Ну и что с того? Я и больше могу… — недоумевая, возразила Амариллис. И, поймав на себе заботливый, беспокоящийся взгляд брата, все поняла. — Ну вот… А я думала, только Эниджа и аш-Шудах проведали.
— Надеялась меня провести? — Арколь только головой покачал. — Куда тебе… Ты как себя чувствуешь? — судя по тону, он держал этот вопрос во рту уже не первый час, не решаясь задать — но и не умея проглотить.
— О боги… — пробурчала Амариллис. — Опять… Я чувствую себя прекрасно, как цветочек поутру! И не о чем тебе так беспокоиться… Обо мне уже побеспокоились однажды — только пылинки не сдували. Нет, в этот раз я уж как-нибудь сама справлюсь.
— Хэлдар… знает? — осторожно спросил Арколь.
— Нет. — Покачала головой танцовщица. — Я не видела его уже больше месяца. Он опять в Шибальбу поехал… уж не знаю, зачем. — И она вздохнула.
— А если бы знал, то вряд ли бы одобрил твое решение доработать сезон… — рискнул предположить Арколь.
— А вот уж это не его дело. — Отрезала его сестра. — И запомни, Арколь, это касается меня — и только меня. И решать все буду я — где мне быть, что делать, у кого спрятаться. Дорабатывать-то всего ничего — пара месяцев, а деньги мне не помешают. Не хочу нахлебницей к Сычу ехать… и просить ни у кого ничего не буду.
