Карина Демина - Леди и война. Пепел моего сердца
Но когда Меррон набиралась сил, чтобы поднять веки — никогда прежде они не были столь тяжелы, — появлялась огненная кошка, которая ложилась на грудь. Кошка забирала последние крохи сил. А иногда, словно ей мало было просто лежать, кошка выпускала когти. И, длинные, они пробивали грудину, добирались до сердца.
«Что я тебе сделала?» — спрашивала Меррон кошку. Не словами, мыслями, текучими, словно мед…
…мед качали по осени. Старый бортник окуривал ульи полынью, снимал крышки, и ошалевшие пчелы ползали по голым рукам его. Никогда не жалили, точно знали — не заберет больше, чем нужно. Рамки с сотами отправлялись в поддон с высокими бортами, а на их место ставились новые.
Бортник как-то посадил на ладонь Меррон пчелиную королеву. И Меррон стояла, гадая, как это удивительное существо управляется с целым ульем? Пчел ведь многие тысячи! Меррон пыталась считать, но они улетали и возвращались… улетали…
Кошка смотрела на нее с упреком. Наверное, ей надоело приходить. Но кто же знал, что умирать так долго? Меррон постарается быстрее. Только пусть кошка вытащит когти из груди.
Держат.
И тяжесть ее.
И тепло, которого вдруг стало слишком много, чтобы справиться. Голос. Кошки мурлычут, а не грохочут, как река на перевалах… Меррон бегала туда кораблики пускать. Деревянные, с тряпичным парусом. Кораблики научил резать конюх. Он постоянно еще табак жевал, сплевывая под ноги желтую вязкую слюну. А пальцев на левой руке имел всего три, но этой трехпалой лапой управлялся ловко.
У Меррон так не выходило.
У нее никогда и ничего толком не выходило. Даже умереть.
«Но я постараюсь, — пообещала Меррон кошке. — А потом мы попадем в мир, где нет войны. Войны нет, а дерево должно остаться… я сделаю красивый корабль. Мы вместе его запустим. Знаю, что кошки воду не любят, но тебе же не обязательно купаться. Ты на берегу посидишь. Только вытащи когти».
Кошка зашипела.
Вот глупая.
И Меррон тоже. Цеплялась за жизнь. Зачем? Кому Меррон здесь нужна, кроме тети. Только Бетти наверняка убили. Меррон знает это… откуда? Оттуда, откуда знает, что еще не мертва. И будь Меррон сильной, она бы выжила назло всем и еще, чтобы отомстить.
Но Меррон слабая.
Это ее тайна, о которой не знает никто, кроме кошки.
А та смеется.
Склоняется к лицу, щекочет длинными усами. Дышит. Какой мерзкий запах… кошка должна прекратить есть всякую гадость! Или хотя бы отодвинуться!
Ей что, сложно?
Наверное. И Меррон, желая избавиться от кошки, открывает глаза. Та и вправду исчезает, но в остальном ничего не меняется. Почти. Темно. Все еще жарко. Мокро, особенно под спиной. И грудь сдавило так, что дышать невозможно.
— Вот так, дорогая…
Как — так?
Провал. Пробуждение.
С каждым разом все более долгое. К Меррон возвращались чувства. Ее неподъемные ладони касались дерева. А нос обонял знакомую смесь химических веществ, некогда наполнявшую лабораторию дока. Но к этой смеси примешивались запахи соломы и навоза. Ее укрывали тяжелым овечьим тулупом, и порой в окружающем Меррон мире не оставалось ничего, кроме этого жаркого надежного убежища.
Сам мир был невелик, размером с повозку, пожалуй.
Позже Меррон убедилась в правильности догадки. Но сейчас она училась различать контуры вещей, заполнивших повозку. Ящики. Короба. Связки книг. И кофр с инструментами. Пучки сушеных трав свисают с потолка. Повозка едет, качается, и травы качаются тоже, пучки трутся друг о друга, ломают и роняют сухое былье на Меррон. Скоро она сумеет уловить и эти невесомые прикосновения.
А потом, глядишь, заговорит.
И спросит, почему она выжила.
— Ты не выжила, — сказал док, убедившись, что Меррон способна его понимать. — Меррон Биссот, как и ее тетя, были убиты повстанцами.
Какими повстанцами?
— Теми, что пытались захватить власть в протекторате. Но лорд-канцлер, Совет и народное ополчение не позволили совершиться непоправимому…
Меррон не видит лица дока, но различает оттенки его голоса. Ужасно то, что посмеяться вместе с ним не выйдет.
— …Дар Биссот и леди Изольда вынуждены были бежать…
Док замолкает, сжав запястье Меррон. Пульс считает? Зачем?
Наверное, думает, что эта новость Меррон огорчит. Но она ведь все знала, раньше и потом, возле Башни, тоже.
— Им грозит обвинение в измене. Ему — точно.
Тогда пусть не попадается. Обвинение. Казнь. Смерть. Это холодно и долго. А еще кошки всякие под ногами мешаются.
— Ничего, поплачь. Слезы уносят тяжесть от сердца, а тебе его беречь надо…
Кто плачет? Меррон не плачет. И не надо ей лицо вытирать. Она никогда не плачет… это… это просто испарина. Но когда док ушел, Меррон была благодарна ему за подаренное одиночество. Он вернулся позже — Меррон все еще не умела обращаться со временем, — и она спросила:
— Кто я?
— Мой племянник и ученик Мартэйнн. К сожалению, твое здоровье требует иного климата, чем тот, который ныне установился в городе. Он спровоцировал тяжелую пневмонию. И поэтому мы переезжаем.
Мартэйнн — хорошее имя.
Мужское только.
Но женщины не могут учиться на врача. Женщины — просто игрушки в большом мужском мире. Их используют, ломают, выбрасывают… Меррон больше не хочет, чтобы ею играли.
— Ты ведь не передумал учиться?
— Нет.
— Тогда слушай. Считается, что ранения сердца смертельны. Но проведенные мной исследования наглядно демонстрируют, что при условии, если рана нанесена узким и острым клинком, десятая часть пациентов выживает. Более того, опасно не само повреждение мышцы, но попадание крови в сердечную сумку. Это вызывает ее разбухание и сдавливание сердца.
Почти колыбельная. Меррон устала держать глаза открытыми, но она не спит. Слушает. Запоминает.
— Поэтому первейшей задачей является недопущение подобного. С целью уменьшить нагрузку на сердце пациенту надлежит сделать кровопускание. А также охладить тело. К сожалению, подобные действия зачастую приводят к потере сознания и состоянию глубокого летаргического сна. Часто его путают со смертью.
Поэтому было холодно. И тяжело.
— По прошествии нескольких часов после ранения, если пациент подает признаки жизни… заметить их способен лишь умелый доктор, следует откачать кровь из сердечной сумки. Прокол делается…
…кошка, выпускающая когти.
— …операция повторяется по мере необходимости. Зачастую проникающие ранения в сердце сопровождаются повреждением легкого. Открытый пневматоракс опасен…
Все-таки странно, что Меррон не умерла.
Она должна была, но… и если она жива, значит, это кому-то нужно?
