Андрей Круз - Ветер над островами
– А у вас свои негры есть? – спросил я. – Ну, дома, в смысле.
– Нет, откуда? – снова удивилась она. – Негры есть у плантаторов, но у них и объездчиков своих много. Кто будет негра держать в доме? Кому жизнь недорога? Есть свободные негры, конюх, например, и повар, но они работают по найму.
– Это как? – не понял я.
– Если негр готов вступить в лоно Церкви Христовой, то он ходит в больницу при храме и там ему начинают выводить татуировку с лица. – снова пустилась в объяснения моя спутница. – Когда ее всю сведут, местный Преподобный допускает его к Крещению. И после этого его отпускают – никто не вправе держать в собственности христианина, вернувшего себе облик Божий. Правда, никто и не обязан его кормить, поэтому он должен найти себе работу. И ходить в больницу, где ему будут понемногу сводить татуировку со всего тела.
– Ага… во как. – поразился я. – А если он перестанет ходить в больницу?
– Тогда Преподобный вправе его судить, как за малое преступление. И он будет наказан, как карманник, попавшийся в первый раз.
– Это как?
– Кнутом, как же еще? – снова удивилась она моему вопросу.
– Ага… – только и нашелся, что ответить, я.
– Вот здесь полковник сидит. – сказала между тем Вера, указав на низкую деревянную дверь в стене массивного одноэтажного флигеля. напоминающего цейхгауз.
Никакой охраны у двери не было, поэтому мы просто толкнули дверь и оказались в полутемном и довольно прохладном, особенно после уличного зноя, помещении. Низкий потолок, маленькие окна в глубоких нишах, длинный стол, за которым сидела уже знакомая четверка – «Цыган», недавно на наших глазах клеймивший преступников, и трое его помощников, все с висящими на шее латунными бляхами со знаком креста и какой-то надписью. На столе, на металлической подставке, расположился кипящий чайник, а на развернутой бумаге красовалась горка свежих калачей.
В углу комнаты стояла ружейная пирамида, в которой в рядок выстроились вороненые винтовочные стволы, на стене висели какие-то плакаты о розыске и объявления, и еще черный простой крест. К моему удивлению, никаких икон в «красном углу» я не увидел, хоть и ожидал.
– Чем служить можем, уважаемые? – спросил пожилой дядек, тот, что держал на казни коробку с клеймами.
– Нам бы к полковнику. – сказала Вера. – О нападении на обоз рассказать.
– Туда проходите. – лаконично сказал он, указав на еще одну дверь, в дальнем конце караулки.
– Спасибо. – хором ответили мы и направились туда.
За дверью оказалась еще комнатка, теперь уже совсем тесная, большую часть которой занимал письменный стол, заваленный бумагами. На побеленной стене, возле обязательного креста, висела большая карта окрестностей города с какими-то пометками и воткнутыми в нее флажками и значками. Еще на стене, на крючьях. как у оружейника на стенде, висели несколько разных винтовок.
За столом, на простом и не слишком удобном стуле, грубо сколоченном из деревянных брусков, сидел среднего роста человек в сбитой на затылок шляпе. Недлинная борода, худое и умное лицо, загорелое на местном солнце до цвета мореного дерева, голубые, очень светлые глаза. Одет он был в черную жилетку-разгрузку с множеством карманов, и серую рубашку под ней, с завернутыми до локтей рукавами. Все левое предплечье покрыто целой сеткой шрамов, словно кто-то пытался прожевать руку этого человека и немало в этом преуспел.
– Проходите, не стесняйтесь. – подбодрил он нас, едва мы показались на пороге, и снимая шляпу при виде Веры. – С чем пожаловали?
– Обоз наш побили. – сказала Вера. – Павла-купца, что с Большого Ската, какой на Торг пошел. Мы двое уцелели, и больше никого.
– Кто? – спросил полковник, поднимаясь из-за стола и делая шаг к карте. – И где?
К моему удивлению, а я привык к тому, что понятия «женщина» и «карта» несовместимы, Вера ни на секунду не задумавшись, ткнула пальцем в какую-то точку на карте, добавив:
-Здесь. Сразу, как степь закончилась, в овраге. Племя Горы. У них ружья были, вот такие…
Она обернулась ко мне, и я понял без слов, что она хотела. Снял с плеча трофейную однозарядку, выложил на стол перед полковником. Туда же присовокупил старый револьвер. Тот кивнул коротко, револьвер сразу отодвинул в сторону, не найдя в нем ничего интересного, а винтовку взял в руки, осмотрел.
– Турецкая работа. – сказал он. – Уже не в первый раз вижу. Специально для негров делают, чтобы подешевле. А ты что скажешь, боец? С этими словами он обратился ко мне.
– А я не знаю. – ответил я без излишней выдумки. – Могу сказать только, что такой затвор с рычагом – дешевле и не придумаешь. Но сломать невозможно и стрельнет неплохо, пока затвор не разболтается.
– Правильно думаешь. – кивнул полковник. – Но говоришь странно. Откуда сам?
– Не знаю. – пожал я плечами. – Проблема у меня с этим.
Насчет таких вопросов я давно для себя решил – из легенды выбиваться не надо. Решили, что у меня «мозги помялись», на том и стоять будем.
– Не понял. – прищурился собеседник.
– Память я потерял, большими кусками. – ответил я. – Как раз во время боя.
С этими словами я снял с головы шляпу и повернулся к полковнику здоровенной, налившейся лиловым и покрытой запекшейся кровью ссадиной.
– Вот как. – чуть удивился тот. – А ты что о нем знаешь, барышня? Вера вздохнула, чуть переигрывая, затем сказала:
– Отец его на Торге нанял, он с другим обозом пришел. Сам откуда-то с севера, крещен Алексеем. Отец о нем больше знал, а мы и поговорить толком не успели.
– Кем нанял? – по делу уточнил полковник.
– Телохранителем мне. – ответила Вера без запинки. – И законным защитником. Он меня и спас, собственно говоря, только сам вот… по голове получил при этом.
– Ну… ты скажи… – даже озадачился местный военачальник. – А что помнишь, добрый человек?
– Да все… кусками как-то. – неопределенно ответил я. – Дом помню, как выглядит. А где это – не помню. Людей каких-то помню. Что умею – ничего не забыл. Как-то так.
На мой взгляд, так и нормально получилось. Как у Доцента из «Джентльменов удачи» – «Тут помню, тут не помню». Классика.
– Девица… тебе тогда перед нашим Преподобным надо клятву принесть, что человек Божий Алексей тебе законный Защитник, иначе никак. А он уже свидетельство даст, что принял такую клятву.
С этими словами он посмотрел ей в глаза строго. Но девочка не смутилась – она себя давно уверила в том, что такова была бы отцова воля, поэтому согласилась со всей горячностью. Полковнику такой оборот дела понравился, по всему видать, доверие вызвал. Тут с клятвами на Библии, или на чем там еще принято, не шутят, видать.
