Джон Норман - Племена Гора
— Я сдаюсь на твою милость, — заверещала рабыня. — Пожалуйста, отпусти меня, господин!
Раб вопросительно посмотрел на хозяина. Тот подошел к лежащей на полу женщине, позвал слуг и приказал:
— Надеть на нее невольничий шелк и отдать рабам!
Слуги отвязали лодыжки от ошейника и рывком подняли рабыню на ноги. Стоять она все равно не могла, ибо ноги ее по-прежнему оставались связанными.
— Кто твои хозяева? — спросил работорговец.
Растрепанная невольница пролепетала:
— Мужчины. — Взглянув на Алейну, она добавила: — Все мужчины — наши хозяева.
Алейна побледнела.
Рабыню унесли в пеналы. Я выкупил раба за серебряный тарск и тут же освободил его.
— Встань, — приказал я дрожащей Алейне и надел на нее купленные накануне прогулочные цепи. — Так кто твои хозяева? — спросил я, глядя ей в глаза.
Она смерила меня гневным взглядом и произнесла:
— Мужчины. Все мужчины — хозяева. Сопровождаемый своей невольницей, я покинул кабинет городского работорговца.
Сидя на спине кайила, по дороге к оазису Девяти Колодцев, я слушал мелодичный звон колокольчиков.
Вечерело. Еще ан или два, и мы остановимся на ночлег.
Разведут костры. Кайилов разобьют на десятки и сгонят в круг, после чего мальчишки-погонщики набросают в центр круга сена.
Остальные установят шатры. В Тахари их ставят выходом на восток, чтобы они прогрелись под утренним солнцем. Гор, как и Земля, вращается на восток. Ночью часто требуется теплая джеллаба или дополнительное одеяло. Кочевники обычно разводят в середине шатра маленький костерок из навоза кайилов, который тлеет всю ночь и согревает ноги. Мне это было, конечно, ни к чему, ибо у меня в ногах спала бывшая мисс Присцилла Блейк-Эллен, девушка Алейна.
На ночь кайилов и рабынь стреножат. Чтобы стреножить кайила, достаточно пустить восьмеркой сплетенную из шерсти кайила веревку вокруг его ног, под коленями. Девушек, конечно, сковывают. Я накину прогулочную цепочку на лодыжки Алейны и выставлю цепь на минимальную длину. Таким образом, она не сможет даже встать. Затем я брошу ей коротенькую джеллабу и прикажу принять положение сна. К утру она свернется калачиком и спрячет личико под капюшоном. Джеллаба едва достает ей до подогнутых коленей. Я любил смотреть, как она спит. Девчонка была действительно хороша. Как-то раз она открыла глаза:
— Господин?
— Спи, рабыня, — ответил я.
— Хорошо, господин, — пролепетала она.
По утрам я развязывал ее пораньше, чтобы она могла вместе с другими рабынями заняться необходимыми делами. Однажды она утащила финик. Я не стал ее пороть. Я просто приковал ее с поднятыми руками к стволу флахдаха и разрешил детям кочевников ее подразнить. Это сущие маленькие дьяволы. Они принялись щекотать ее копьеобразными листьями дерева, а потом облили ее медом, чтобы привлечь маленьких черных песчаных мушек, которые тучами вьются вокруг водоемов в это время года. Когда караван отправился в путь, я отвязал ее и уложил в курдах.
Неожиданно я сообразил, что кайил ступает по твердой поверхности. Почувствовав опасность, я мгновенно проснулся и поднялся в стременах.
Вдоль каравана скакал всадник, выкрикивая одно слово:
— Разбойники! Разбойники!
Теперь и я разглядел несущихся со стороны холма бандитов. Их было больше сотни. Бурнусы надувались от ветра, кайилы скользили на крутом склоне; грабители приближались.
Навстречу им вылетела охрана каравана. Стоя в стременах, я оглядывал пустыню. Атака шла только с одного направления. Могло, конечно, случиться и так, что бандиты специально заманивали нас в ловушку. Я видел, как Фарук, купец и хозяин каравана, скакал, размахивая копьем, в окружении шестерых слуг. Погонщики хватали животных под уздцы и, прикрывая от пыли глаза, вглядывались в горизонт на западе. Один из помощников Фарука поскакал к курдахам, на луке его седла болтались цепи для связывания рабынь. Он швырял цепочки в открытые курдахи и кричал:
— Заковывайтесь!
Некоторое время он ждал, пока рабыня не защелкнет маленькое кольцо на правой кисти, а большое — на левой лодыжке. Расстояние между кольцами не превышало шести дюймов. Затем всадник скакал к следующему курдаху, швырял цепочку очередной рабыне и повторял команду. Я подъехал к курдаху Алейны. Она высунула наружу голову без чадры и мяла в руках репсовый полог.
— Что происходит? — возбужденно спросила она.
— Помолчи.
Она казалась испуганной.
— Оставайся в курдахе, рабыня, — приказал я. — И не высовывайся.
— Да, господин.
Я поворотил кайила и наполовину вытащил ятаган из ножен, как вдруг раздался крик:
— Это аретаи!
Я задвинул ятаган в ножны.
В нескольких сотнях ярдов от каравана разбойники выстроились в линию. Фарук уже находился там и о чем-то беседовал с их предводителем. Рядом нервно переступали ногами кайилы охранников каравана. Древки копий упирались в специальные ножны на стременах, а острия, словно иглы, буравили небо.
Я проехал несколько шагов по направлению к говорящим, затем поворотил кайила и вернулся на место.
— Это аретаи, — сказал один из погонщиков. Караван шел в оазис Девяти Колодцев. Там правил Сулейман, начальник тысячи копий. Высокий паша из рода аретаев.
Несколько разбойников пристроились к середине каравана, большая группа поскакала в голову, еще одна в хвост. Человек двадцать вместе с Фаруком принялись осматривать гуртовщиков и погонщиков.
— Что они делают? — спросил я ближайшего гуртовщика.
— Ищут каваров, — проворчал он.
— Что с ними сделают, если найдут? — поинтересовался я.
— Перебьют, — пожал плечами гуртовщик.
Я наблюдал, как Фарук со своей свитой приближается к нам.
— Это люди Сулеймана, — пояснил другой гуртовщик, держа в руке повод кайила. — Они хотят проводить нас до оазиса Девяти Колодцев.
Проверяющие были совсем близко. Они останавливались возле каждого человека, осматривали его и двигались дальше. Командовал аретаями человек в бурнусе с красным отворотом. Несколько всадников держали наготове обнаженные ятаганы.
— А ты что, кавар? — поинтересовался гуртовщик. — Нет.
Разбойники подошли к нам.
Гуртовщик откинул капюшон бурнуса и натянул на лицо повязку. Под бурнусом он носил плотно прилегающую к черепу шапочку. Красная повязка из репса оставила разводы на его лице. Очевидно, он вымочил ее в примитивном красителе из раздавленных корней телекинта, и, попав на вспотевшее лицо, краска потекла. Гуртовщик засучил рукав походного халата.
Главарь шайки взглянул на меня:
— Рукав!
Я закатал рукав на левом предплечье. Синей наколки ятагана, которую делают достигшим зрелости каварским мальчикам, у меня не было.
