Александр Прозоров - Последняя битва
— Батюшка! Куда же вы пропали? Мы так беспокоились!
— Это ты-то беспокоилась?! — возмутился князь. — Кто меня у хозяйки в ванной одного бросил?
— Карлу надобно было о пире побеспокоиться, распоряжения нужные отдать! Я ему помогала, как могла, пока ты с доньей Каталиной беседовал.
— Как я мог с ней беседовать, если она ни слова на нашем языке не понимает, а я по-ихнему?! Ты зачем со мной сюда отправлялась?
— Ой, прости, батюшка, — испуганно прижала ладони ко рту Пребрана. — Забыла совсем…
— Да ладно, чего теперь, — отмахнулся Зверев, которого сейчас куда больше интересовал совсем другой вопрос.
Он окинул взглядом обширную трапезную со сводчатым кирпичным потолком, высокими, никак не застекленными окнами наружу и крохотными — во внутренний двор, большой стол, вокруг которого бегала челядь «друзей» гранда, о чем-то живо беседующих с господином, потом взял дочку за локоть и отвел к ближнему окну, выглянул наружу. Здесь обрыв уходил на глубину саженей этак в полтораста, даже журчание ручья не доносилось. Никаких шансов для штурма, даже если стену пушками разбить. Немудрено, что именно в этом крыле замка хозяева позволили себе парадный зал и большие окна.
— Ну, прости меня, батюшка, прости, — снова заныла девушка. — Не со зла.
— Скажи лучше, почему меня здешняя донья голышом принимает, да еще и в корыте. Я что, похож на банщика, или от меня каких-то доблестей особых для такого случая ожидали?
— Нет, нет, батюшка, ничего дурного, — замотала головой Пребрана. — Здесь, в Гышпании очень многие дамы так поступают. У них и комната для омовения, ровно шкатулка с драгоценностями отделывается, очень дорого. И большие они, дабы много гостей вместить могли. Да ты же сам видел! Самые знатные доньи посетителей к себе на омовение пускают и беседы с ними ведут, дела иные решают. Коли кто чего чурается, так, стало быть, серебра ни на комнату омовений, ни на воду горячую для купаний скопить не способен. Кто же может, часто приемы сии назначают…
— Я и забыл, — признался Зверев. — Дрова дороги. Нечто настолько?
— Так дороги, что иные идальго за всю жизнь токмо дважды и моются, — шепотом пояснила Пребрана. — Один раз при крещении, а другой — перед похоронами.
— Не может быть! Тут такая жара, что хоть каждый день в реках да озерах купайся!
— Гышпанцы верят, что опасно зело сие развлечение. Сказывают, сомы в здешних водах столь велики вырастают, что взрослого человека глотают целиком, он и крикнуть не успевает. Посему бабы здешние белье в проточной воде полоскать боятся. А коли и полощут, то токмо числом большим, да на отмелях. И то, сказывают, что ни год, нескольких сомы утаскивают. А коли королевское купание затевается, то рыбаки загодя сетями реку загораживают, да и само русло по несколько раз бреднями проходят. Я и правда не раз видела, батюшка, как сомов больше меня ростом на торг притаскивали. И Карл с друзьями, коли такое баловство удумают, велят озеро или пруд загодя сетками проверить. В реках же они с друзьями и вовсе не купаются.
— Купание всеобщее, оно у вас тоже голышом?
— Почему голышом, батюшка? — не поняла девушка.
— Ну, донья Каталина как-то особо при купании не смущалась.
— Нет, что ты, батюшка, — замахала руками княжна. — Она чиста и целомудренна. Сие заблуждение из-за обычаев здешних. Здесь дамам грудь свою мужчинам показать не срамно. Вот те крест, не срамно. А вот ногу показать, хоть самый краешек туфельки — это вроде как раздеться донага считается. Никак ни полкрошечки показать нельзя. Токмо мужу али самым близким кавалерам. Забавно, правда, батюшка?
— Забавно, — с усмешкой согласился Зверев.
— Но ты не думай!.. — моментально спохватилась дочь.
— И в мыслях не имел, — остановил ее объяснения князь Сакульский.
Наконец слуги угомонились и выстроились вдоль внутренней стены. Гранд де Кераль со своей свитой отступил к другой стене. Князь с дочерью, по общему примеру, повернулся спиной к окну. Резко распахнулась дверь, в залу вошла донья Каталина Игулада-де-Кераль, в глухом коричневом платье с широким жабо. Края ее широкой юбки и правда скользили по полу, разлохмачиваясь о камень, но зато скрывая ноги целиком и полностью от нескромных взглядов. А вот собранные в высокий конус угольно-черные волосы удерживались лишь небольшой резной шапочкой из тисненой кожи. На Руси подобную модницу моментально сочли бы «простоволосой бесстыдницей».
Все склонились. Князь Сакульский из вежливости тоже опустил голову, а княжна красиво присела, расправив юбки. Хозяйка замка царственно прошествовала во главу стола, опустилась в кресло — кстати, почему-то одно. Второе находилось на другой стороне, напротив доньи. Там, где по русскому обычаю считался «низ» стола, куда сажались самые худородные из гостей, а иной раз, на богатом пиру — и вовсе пускались нищенки с улицы. Теперь Андрей застыл в недоумении. Если пустующее кресло напротив хозяйки закреплено за грандом — где тогда «низ»? И куда ему следует садиться, чтобы не попустить бесчестия?
Между тем Карл де Кераль уже подошел к столу, остановился. Почтительно указал на высокие стулья напротив. Андрей после короткого колебания решил, что оскорблять и принижать его здесь, пожалуй, не станут — не для того приглашали, — и занял указанное место. Все сложили руки перед собой, закрыли глаза и замерли — молились. Потом хозяйка вдруг резко вздохнула и взялась за нож. Заговорила, глядя на гостя.
— Донья Каталина очень довольна вашим диспутом и хотела бы встречаться чаще, — перевела Пребрана. — Ты показал себя… Она сочла тебя весьма разумным, образованным и интересным собеседником. Правда, не очень поняла твое недовольство… Плутархом… Чего именно, по-твоему мнению, не хватает его «Сравнительным биографиям»?
— Мадеры,[9] — мрачно ответил Зверев.
Донья Каталина Игулада-де-Кераль звонко рассмеялась и хлопнула в ладоши.
«Наши люди, — понял Андрей. — Общий язык найдем».
На ночлег гостей разместили в гостевых комнатах прямо над трапезной — в небольших опрятных светелках, в коих, кроме постели под балдахином, шкафа и сундука, ничего не имелось. Все было настолько опрятно и девственно, что сразу становилось понятно — никто тут не живет, никто ничем не пользуется. Княжеские окна выходили во двор, Пребрана же разместилась напротив, и у нее открывался прекрасный вид на изломанный скалами пейзаж. То ли Карл для невесты постарался, то ли хозяйка для успокоения отца разместила девушку так, чтобы окна ее находились над пропастью, а дверь — под родительским присмотром. Не проберешься.
