Анна Мистунина - Искупление
Лишь однажды, случайно, большое счастье Тагрии дало трещину. В очередной раз закончилась нитка, и Тагрия, откусив ее, потянулась за следующей. Тогда-то ей и попался на глаза тот странный раб.
Он вышел с тремя другими из леса, что плотной зеленой стеной окружал палаточное селение. На плечах рабы несли большие вязанки дров. Перебрались по бревенчатым мосткам через ров, прошли мимо, направляясь к кострам, откуда тянуло ароматным дымом и запахом мясного супа. Там готовилась пища для всех, ибо щедрые хозяева не жалели для своих слуг ни еды, ни прекрасных теплых одеял, чтобы укрыться от ночной прохлады.
Тот, кого заметила Тагрия, шел последним. Был он невысок ростом, узок в плечах и, наверное, слаб телом: под тяжестью дров этот раб сгибался и еле переставлял ноги. Яркий свет в голове у Тагрии померк — чуть-чуть, как будто мимолетное облачко нашло на солнце. Ему было тяжело, и это было плохо. Неправильно. «Я помогу», — подумала Тагрия, вскакивая.
— Куда ты? — прозвучал негромкий голос наставницы.
— А… — и правда, куда? — Не знаю.
И Тагрия села обратно. Облачко улетело, счастье опять засияло ярким светом. Над головами пролетел грифон, прекрасный, как солнце и такой же золотой. Тагрия засмеялась. Наставница ласково улыбнулась ей.
Миновал еще не один счастливый день, прежде чем она снова увидела того раба. Он выглядел совсем плохо — бледный, осунувшийся, под глазами широкие круги синее самих глаз. Теперь не облачко, а самая настоящая туча повисла в голове у Тагрии.
В тот день она мыла в речной воде большие серебряные сосуды с толстыми стенками, насухо протирала мягкой тканью и относила наверх, где их следовало аккуратно составить на широкое белоснежное полотно, что специально расстелили на земле возле самого большого шатра. Вычищенное серебро должно было сверкать; если оставалось хоть одно темное пятнышко, приходилось возвращаться и начинать работу снова. Чуть дальше, за последней линией шатров, мужчины-рабы копали глубокие ямы.
Каждый раз, взбираясь по крутому склону от реки к палаткам, Тагрия прижимала к груди сосуд и думала об одном: как бы не упасть и не уронить драгоценную ношу. И каждый раз, проходя мимо, поворачивала голову и искала глазами того раба.
Девушки, работавшие вместе с ней, весело щебетали. Их смешки так и звали присоединиться, но туча была еще здесь, теперь уже Тагрия сама не давала ей уйти. Манящий радостный свет казался ей глупым. Тот раб — он был важен, очень важен, Тагрия пока еще не могла вспомнить, почему, но старалась изо всех сил. Его вид… откуда-то изнутри появилось слово: слабость. Он всегда был слабым.
Кто это — он? И когда было это «всегда»? Тагрия растерялась и чуть было не сморгнула тучу. Изо всех сил ухватилась за нее, вернула, заслонилась ею от света. Зачерпнув пальцами немного песка, потерла им темное пятнышко на внутренней поверхности сосуда. Кем бы он ни был, этот странный раб, о нем надо заботиться. Не кто-нибудь — Тагрия должна заботиться о нем! Обязательно должна, потому что, потому что…
Над головой раздался голос наставницы — одна из рабынь плохо очистила сосуд и теперь должна переделать работу заново. Тагрия отпустила тучу.
Вернулся свет, но теперь он был немного другим: не бесконечное сияние, от которого все в голове становилось одинаково белым, а тяжелый светлый занавес, прячущий неизвестность. Тагрия знала, что может отдернуть его и отдернет — вот только отвернется все замечающая наставница. Смеяться больше не хотелось.
Рабы ужинали, когда подошла хозяйка. К ней, прекрасной, тут же полетели восхищенные взгляды мужчин и женщин. У Тагрии от волнения задрожали руки. Тарелка выпала из них и опрокинулась, горячее варево разлилось по земле.
Хозяйка словно и не заметила устремленных на нее глаз. Негромко сказала что-то наставнице, та кивнула. Хозяйка оглядела рабынь, как будто выбирая — все, и Тагрия тоже, задохнулись от надежды и ожидания. Блестящие глаза, похожие на черные звезды, остановились на ней.
— Пойдем со мной, — сказала хозяйка, — поможешь унести мешок.
Это — ей?! Хозяйка выбрала ее! Тагрия забыла дышать от радости. Вскочив, она со всех ног поспешила за хозяйкой. Та шла быстро, не оглядываясь. Уже стемнело, и Тагрии пришлось почти бежать, чтобы не потерять из виду свою чудесную провожатую. Длинные тени метались, путались под ногами. Темные холмики шатров и палаток вырастали на пути, то здесь, то там звучали густые голоса хозяев, а порой и тонкие, как щенячий писк — рабынь.
Но вот ближе стал клекот, и нос Тагрии учуял приятный и удивительно знакомый запах. Перед ней были грифоны. Огромные звери встряхивали крыльями, чистили перья, изогнув длинные красивые шеи. Другие спали, растянувшись на земле. У самого обрыва пара золотых грифонов сидела прижавшись головой к голове — ни дать ни взять влюбленные. Тагрия зачарованно уставилась на них.
— Тебе нравятся грифоны?
— Я люблю грифонов, — выпалила Тагрия и только тогда поняла, что говорит с хозяйкой. Но та не рассердилась.
— Возьми это и неси за мной, — сказала она.
Тагрия подняла большой мешок. Он был наполнен чем-то, по форме похожим на небольшие поленья, но гораздо мягче. Взвалив его на плечо, Тагрия последовала за хозяйкой обратно мимо шатров и наконец остановилась у входа в маленькую палатку.
— Вноси, — сказала хозяйка, открывая вход.
Внутри было темно и приятно пахло. Хозяйка вошла следом, и сразу же под потолком загорелся яркий светящийся шарик — как маленькое белое солнышко. Отлетел в сторону, повис над узким ложем из одеял, застеленных темными простынями.
— Оставь мешок и подойди.
Тагрия послушалась. Она снова дрожала, но на этот раз не от радости. Страх — еще недавно она и не помнила, что это такое — совершенно разогнал свет в голове. Прекрасные черные глаза хозяйки казались ножами, готовыми пронзить сердце.
— А ведь ты борешься, девочка! Невероятно!
Тагрия обхватила себя за плечи и молчала.
— Послушай меня, — сказала хозяйка. — Я тебя пугаю, но придется потерпеть. Не вздумай кричать, а не то обновлю заклятие, и опять станет светло, поняла?
Тагрия поняла. Она сжала зубы и молчала, когда черные глаза проникли сквозь кожу и кости куда-то вглубь, куда не было ходу даже самой Тагрии. Было не больно, даже приятно, только приятность эта хуже любых мучений, настоящая пытка.
Хозяйка закончила смотреть и отпустила ее. Ноги подкосились, и Тагрия упала на колени.
— Ты не должна была меня почувствовать, но почувствовала, даже сейчас. Ты настоящий маг, девочка, неумелый, необученный маг. Я могла бы тебе помочь… Но нет. На этот раз Карий не дождется от меня подачек.
