Ярослав Коваль - Пылающий Север
— Странно. И как же тогда у них обстоят дело с земледелием?
— Правильный вопрос. Сразу видно человека, ответственно занимающегося хозяйством на своих землях. Наш собеседник не совсем разобрался в сути моих вопросов на эту тему, но, как я поняла, общаясь с ним — у этих кланов нет привычки жить рядом с обработанными полями. Неважно, чем они засажены — злаками или овощами. Вместо ухода за посевами у них действует магия, а вместо защиты от разграбления — система запретов и закон. Единый для всех кочевых кланов.
— Они обрабатывают поля, но при этом кочуют?
— Тебя это больше всего удивило? Моего собеседника, нашего пленника, изумило, почему я вижу в таком порядке что-то странное. Его слова: «Как можно выпасать скот там же, где высеян хлеб»? Очевидно, что они обрабатывают поля и навещают их по необходимости, а всё остальное время пасут скот на свободных пастбищах в отдалении от посевов. Или ходят в набеги на соседние миры. Кстати, если говорить обо мне, то лично меня заинтересовала столь широко и свободно применяемая магия. Ты снова оказался прав — чародейство у них развито лучше, чем у нас. По крайней мере, если говорить о пространственном и сельскохозяйственном чародействе. Будем надеяться, в боевом они не столь искусны. Иначе у нас неизменно возникнут проблемы. Очень и очень серьёзные проблемы.
— Что сделали с пленником, кстати?
— Везём. А что с ним, по-твоему, надо было сделать? Какова твоя идея?
— Да нет никаких идей. Просто хочу задать ему несколько вопросов.
— По поводу численности их армии? Уже спрошено.
— Нет. По поводу мировоззрения.
Аштия подняла одну бровь — только у неё получалось сделать это столь изящно и многозначительно. Ни у кого больше я не встречал такой живой, такой назидательной мимики. Она здорово научилась выражать свои мысли безмолвно, и этот язык с ходу осваивали и начинали понимать все, кто близко общался с нею, а тем более работал. Я тоже этому когда-то научился.
— Зачем тебе нужно его мировоззрение?
— Потому что меня очень интересует, что он имел в виду, говоря о военной игре, которую мы начали первыми. Почему первыми-то?
— Представить нас виноватыми и оправдать вторжение.
— Им не надо оправдывать вторжение. Ну подумай сама! Они совершенно иначе воспринимают жизнь, чем вы или чем это делают у меня на родине. Они кочевники и, как ты сама сказала, постоянно ходили и ходят в набеги, для них это нормально! Да, мне проще это понять и вообразить. Он бы не сказал «военная игра», если бы им было нужно оправдание.
— Мне кажется, ты запутал. Объясни.
— Кстати, я согласен с тобой, и это действительно свойственно многим кочевым народам — видеть в постоянной войне обыденность, по сути, единственную цель в жизни, единственное настоящее развлечение. Нет, я не настаиваю, что наши оппоненты — агрессоры по своей натуре и так развлекаются. Просто любопытно узнать, какое же у них отношение к войне.
Аштия снова оглянулась с любопытством.
— Но ты ведь сам обрисовал его.
— Я лишь предполагаю. И хочу знать точно.
— Ты считаешь, для нас это важно — их отношение к войне?
— Да, считаю, что очень важно. Определяет, например, возможность договориться.
— Пока не возникает мысли о необходимости переговоров.
— Она может возникнуть. Особенно если их соотечественники — другие кланы — сочтут своей обязанностью вмешаться.
— Любопытное предположение. И опасное. Вести разговор о переговорах с врагом до того, как эту тему поднимет государь, может быть приравнено к предательству и государственному преступлению. Но, поскольку верю, что злого умысла ты не имеешь, признаю, что, пожалуй, теория имеет право на существование.
— Ты же прекрасно понимаешь, что может повернуться по-разному. Тем более что император здесь. И если события будут развиваться не лучшим образом, на переговоры придётся пойти. Так что стоило бы рассмотреть возможность переговоров прямо сейчас.
— Вот что мне точно не по вкусу, особенно после случившегося. Ты предлагаешь проглотить такое оскорбление, сделать вид, будто всё в порядке — и затеять переговоры?!
— Не тебе это решать. И не мне. Ты, как и я — военный чин. А война — лишь один из инструментов политики.
Она усмехнулась, не поворачивая ко мне лицо. Какой сдержанный профиль!
— Ладно. Считаем, что обменялись ударами на равных. С тобой бывает очень интересно вести дискуссию!
— Аштия! — окликнул император, и она увела своего пластуна от моего.
А я примерно в то же самое мгновение почувствовал тревогу. Не на пустом месте — услышал шум. Довольно смутный, на грани сознания, но опыт — великое дело, на учениях я привык слышать и воспринимать именно такие. Дозорные на фланге что-то обнаружили и спешат сообщить? Чушь, они не стали бы нарочито шуметь, иначе как в случае нападения на них. Причём внезапного нападения, и крупными силами, с которыми не справятся десять человек.
То есть, на них внезапно напали крупные вражеские силы, и кто-то из успевших вырваться несётся в нашу сторону, чтоб предупредить? Ерунда, никто из профессионалов их уровня не стал бы так делать, чтоб не навести врага на отряд, где находится государь. Скорее уж драпанёт в другом направлении. А вернее всего — поднимет шум, чтоб нас предупредить единственным разумным и доступным способом. Впрочем, именно об этом я уже думал.
Соображения подобного рода пронеслись в сознании за секунду. В таком деле доказательства подозрениям подыскивать не нужно. Лишние сомнения даже противоречат, пожалуй, основным постулатам работы спецназа. Если сомнения появились — надо действовать, потом разберёмся, если ошиблись. Я, наплевав даже на минимальный протокол, вклинился между беседующими государем и Аштией.
— Ваше величество, прошу поспешить за мной. Бойцы — прикрывать. Аше, скомандуй тем, кому обязательно следует быть рядом с государем, чтоб сопровождали.
— Что стряслось? — на удивление спокойно, деловито осведомилась она.
— Нападение на фланг.
Пластуны понеслись сквозь зелень, шебурша её хвостами. Думай, дружище, думай — куда нам бежать? Первая и напрашивающаяся мысль — в противоположную от атакованного фланга сторону. Но там тоже может быть враг. Там заросли — ни нам не видно, ни нас. Зато мы сейчас удираем со всех ног, и есть вероятность влететь им прямо в объятия. Нельзя и подниматься на холм, потому что там редколесье, и из заросших низин слишком хорошо всё просматривается. Значит — только вдоль зарослей и мимо возвышенности. На север.
У подножия холма я остановил всех, огляделся, прислушался. Оценил взглядом, сколько же всё-таки нас теперь осталось. Сейчас императора сопровождали восемь человек, считая меня. Все — отменные воины. Вот этот, к примеру, который владеет Диким побережьем, какое-то время служил под моим началом. Воин очень стоящий и опытный. А Мутмир, правитель Яргоя, учился в школе Зимних стремнин — он младший в семье, и никто не ждал, что молодой человек в конце концов окажется единственным наследником. Ещё в детстве он избрал себе воинскую карьеру и успел весьма высоко подняться в иерархии мастеров меча.
