Вера Камша - Башня Ярости. Книга 1. Чёрные маки
Проклятый, Тагэре всегда славились умением умирать. Казнь Эдмона стала легендой, легендой станет и последний бой Александра. А Пьеру на троне удержаться будет непросто, даже с помощью Жоселин и Церкви. Маршал готов поклясться, что не пройдет и года, как Арция заполыхает. Ифране это только на руку, – так что же он не радуется? А Тагэре все еще дерется… Проклятый, не просто дерется, а рвется вперед. Неужели решил довести задуманное до конца? Нет, Александр не безумец, он всегда умел оценить положение. Просто король решил погибнуть по-королевски! То, что его рыцари остаются с ним, еще можно понять, но дарнийцы?!
Не забыть бы про тот отряд, что вцепился в северный фланг, – их не так уж и много, но неприятностей они могут наделать. А Базиль Гризье куда больше похож на короля, чем Пьер, даром что сынок заштатного барона. Ипполит изо всех сил пытался думать о чем угодно, но не об убиваемом на его глазах арцийском короле, но это у маршала получалось плохо. Скорей бы… Так будет лучше для всех.
– Скорей бы, – процедил сквозь зубы граф Мо. Силы сынка Элеоноры тоже были на исходе, но Пьер Тартю истолковал эту реплику по-своему. Выпятив убогую грудь, он громко и визгливо провозгласил:
– Герольды. Сообщите всем. Если простой воин принесет мне голову горбуна, он получит рыцарскую цепь. Нобиль станет бароном, а барон – графом!
2895 год от В.И. 10-й день месяца Собаки АРЦИЯ. ГРАЗАКороль отшвырнул секиру и выхватил меч. Во-первых, тот был легче, а во-вторых… Во-вторых, если умирать, то ощущая в руке эту рукоять. «Тагэре для Арции, а не Арция для Тагэре!» Он не сдастся и не отступит. Вперед, только вперед, туда, где за чужими копьями прячется ничтожество, лица которого он так и не смог вспомнить. Убить этого ублюдка – другого не дано! Сандер не думал о том, что задуманное невозможно, что между ним и Тартю набивается все больше и больше ифранцев и вояк Рогге. Назад пути не было. Может, и можно свернуть, прорваться в обход холма, укрыться в овраге, но Тагэре не бегают. Победить можно и смертью… Если иначе нельзя.
Беспокоили «волчата». Жертвуя собой, он жертвовал и ими, но по-другому он не мог. Он бы тысячу раз умер за каждого из них, он любил их, Проклятый, как же он их всех любил, но это они умирали за своего друга и короля. Нет, за Арцию! Придут лучшие времена, но за них нужно драться. Драться, и неважно, что будет с тобой…
Яростный солнечный свет, бешеный галоп Садана, рвущаяся над головой консигна, какие-то тени впереди – и смерть. Говорите, на смерть, как на солнце, в упор не взглянешь? Вранье! Пока есть за что умирать, смерти нет!
Где-то справа запела труба. Чужая! Словно в ответ заржал Садан, гордо и вызывающе, и сзади раздалось ответное ржание. Он не один, еще не один. С ним «волчата», они живы, их кони отвечают на зов. Живы, но все ли? А вот это уже хорошо. Белый плащ! Циалианец, и не из простых… А за ним – целый отряд. Проклятый, сколько же их! Ну, будешь прятаться за чужие спины или пойдешь вперед? Пошел… Прекрасно! Жаль, ты не Стэнье, не Жись, не Тартю, но ты ответишь за всех.
Белый взял разгон и пошел тяжелым галопом, подняв копье, которого у Сандера не было, как и щита, – но у него был Садан и черный меч, и еще он ничего не боялся и ни о чем не жалел. Атэвский жеребец, захрипев, рванул вправо, обходя врага, и Сандер наотмашь ударил отцовским мечом. Сверкнуло что-то неистово-синее, под ноги обезумевшему коню скатилась отсеченная голова, а король, не оглядываясь, бросился дальше, рубя наотмашь всех, кто ему попадался.
Его проклинали, молили о пощаде, призывали сдаться. Он не слышал и не слушал, подхваченный последним, неистовым порывом, который возносит смертного превыше богов. Все ненужное, наносное, чужое было сорвано и унесено вихрем битвы, в душе Александра Тагэре не было места ни сомнениям, ни страху, ни отчаянию. Он исполнял свой долг, как исполнял его всю жизнь. Как пришитые, мчались по проложенной их королем кровавой тропе «волчата» и их сигуранты, но их становилось все меньше. Исчез младший Трюэль, битва разметала кузенов Крэсси, упал Этьен, но его конь продолжал безумную скачку рядом с Ювером и мальчишкой, привезшим весть об измене… Никола… Ранен? Убит? Нет, держится, несется рядом с Одуэном. Сломал свой меч о чье-то забрало, вырвал чужой и всадил во врага. Ювер! Где Ювер? Задержался… Секира поднялась и опустилась на чей-то наплечник… Хвала Святому Эрасти, догоняет…
Держаться, не отставать, не дать убийцам ударить Тагэре в спину. Что значит жизнь в сравнении с дружбой, что значит смерть в сравнении с честью?! Так уходили в песню по солнечному лучу герои былого, так шли на смерть повстанцы Анхеля и Эрасти, так дрались на Бетокском поле отцы и братья.
Впереди что-то мелькнуло. Что-то красное! Кон-сигна! Консигна Тартю, они все-таки прорвались… Нет, лишь первая шеренга гвардии, а сам Эмраз далеко, за сотнями латников в красных туниках на вершине холма, до него не добраться… Что ж, пусть будет хотя бы консигна.
Садан, послушный своему господину, вскинулся на дыбы, ударил боевыми шипастыми подковами. Рослый лумэновец рухнул, подбив стоящего рядом, а черногривый ринулся в образовавшуюся брешь. Эти ублюдки никогда не знали цены знаменам, для них главное – спасти свою шкуру. Искаженные лица, скрежет металла, ржание, вопли… Мелькнул чей-то шлем, увенчанный головой ястреба, кто-то замахнулся секирой, кто-то попытался достать копьем… Встретят ли его друзья и враги и за Чертой, или там нет места земной вражде и земной присяге? Вот и консигна. Тяжелая, красная, шитая золотом… В грязь ее, под конские копыта, – и вперед! Тагэре для Арции, а не Арция для Тагэре! Отец, я все помню, помню, помню!
2895 год от В.И. 10-й день месяца Собаки АРЦИЯ. ГРАЗАШтефан Игельберг и маркиз Гаэтано разнились, как вепрь и пантера, но ладили неплохо и в жизни, и в бою. Мощь дарнийца великолепно дополнялась мирийской ловкостью и непредсказуемостью. Впервые встав плечом к плечу в теперь уже далекой схватке с нобилями Ра-Гвара, Штефан и Рито научились понимать друг друга с полуслова, хотя на этот раз и понимать-то было нечего. Все гибло на глазах. Дарнийцы держались. Несведущему наблюдателю они могли показаться несокрушимыми, но Игельберг понимал, к чему идет. И Рафаэль тоже. Правда, была возможность развернуться и, сметая все на своем пути, вырваться из окружения. Каждый четвертый или даже третий вполне мог уцелеть и добраться до спасительного леса, но дарнийский отряд не поворачивал, а, ворочаясь, как обложенный гончими кабан, увязал все глубже, упрямо прикрывая спину обреченному королю и не давая Рогге замкнуть кольцо.
Сам Игельберг, на огромном гнедом Тойфеле Втором, в шлеме с пышным плюмажем, казался всесокрушающим железным великаном, способным одним мановением руки положить десяток обычных воинов. К сожалению, это было не так. Командир дарнийцев видел, что дело плохо, но это не повлияло ни на его сноровку, ни на его всегдашнюю обстоятельность. Аккуратно располовинив не в меру ретивого «оленя», Штефан схватил за узду коня Рафаэля, втянув его внутрь созданной дарнийцами живой крепости, и поднял забрало. Мириец последовал его примеру.
