Юлия Славачевская - Заверните коня, принц не нужен, или Джентльмены в придачу!
У меня опять начал опухать нос. Да что ж такое! Удавить они меня этими благовониями сговорились, что ли?!
— Я вас слушаю, — привлекла к себе внимание.
Визитеры развернулись в мою сторону и как-то померкли. Неужели переборщила с сиянием?.. И уже свечусь безумием? Может, тогда азбуку Морзе глазами озвучить?
— Великолепнейшая Леля! — справился с шоком один из пришедших. — Мы так счастливы лицезреть вас…
— Взаимно! — включилась я в процесс мазания медом, зная, что где-то там припасена ма-аленькая ложка дегтя, и потому не расслабляясь.
— Мы пришли сообщить вам, изумительнейшая, о выпавшем на вашу долю счастье! — продолжал велеречиво вещать старец, пялясь на мое платье, поменявшее фасон.
— Надеюсь, оно падало не на голову? — прошептала мне на ухо Эсме, заговорщицки подмигнув.
— И долго вы еще будете тут пнями стоять? — рыкнула няня.
— Уважаемая лайни, — осторожно ответил один, пресекая агрессию, — мы пришли сюда по высочайшему повелению…
— А вымететесь отсюда по нижайшему указанию! — зловеще парировала Ар'Инна.
— …и нам поручено донести до разума прекрасной девы… — не обращая внимания на выпад, монотонно продолжил оратор.
Вот тут уже обиделась я! Судя по их речевым загибам, я произвожу впечатление девушки, которой просто сказать — мало, нужно обязательно «донести».
— Доносите, — милостиво согласилась шмырг, — и уносите себя вдаль. Нам спать пора, и мужчинам тут делать нечего!
— Совсем? — наивно осведомился бедуин.
— Совсем! — отрезала няня. — В вашем возрасте можно только гидом работать!
— Зато каки-им! — игриво подмигнул чернокожий. — Опыт — сын ошибок трудных!
— Эва! — подбоченилась Ар'Инна. — И ведь совесть ни в один глаз не тыкнет!
— Вы о чем? — вылупился на нее третий, опасливо отодвигаясь.
— О том, о чем и вы! — фыркнула няня.
— А мы о чем? — удивился негр.
— Здравствуй, склероз! — провозгласила шмырг.
— Тут еще кто-то есть? — заволновался бедуин.
— Тихо! — крикнула я.
После этого все вдруг вспомнили, что пришли ко мне, и понеслась душа в рай, а язык на волю…
— …Бу-бу-бу… прекраснокосая!
Да-а-а, ностальгически вспомнилась одна такая… Прекраснокосая… или косая… А я бы сейчас, между прочим, не отказалась от рюмочки чего-то покрепче чая! Глазки в кучку, и камень в ручку.
— …Бу-бу-бу… тонкостанная!
Звучит как-то двусмысленно. Но сделаю вид, что внимаю с умилением, и продолжу мечтать об ужине, ванне, постели… и бейсбольной бите.
— …Бу-бу-бу… пышногрудая!
— Но-но! — вклинилась няня, пока я пребывала в раздумьях — есть ли в этом мире линзы и если есть, то не делают ли их из увеличительного стекла.
После получаса славословий, когда мы уже спали стоя, бедуин вспомнил о цели визита:
— И примите наши поздравления о переходе во второй тур соревнований!
— Аллилуйя! — вырвалось у меня.
— Значит, здесь кто-то есть? — снова заволновался бедуин. — А мы не представились!
— Сейчас представитесь, — зловеще пообещала Ар'Инна, — если не прекратите отнимать наше время и мешать наведению красоты!
— Вы ее уже наводили? — осторожно поинтересовался европеец.
— А что, не видно? — полюбопытствовала молчавшая до этого Кувырла, поигрывая топором.
— Не совсем, — дипломатично выкрутился смертник. — У меня сужение зрения.
— Сейчас прорубим зенки пошире — и будешь смотреть на мир с детской улыбкой. Хочешь? — услужливо предложила бабуля.
— Почему «с детской»? — Видимо, остальное старца не смущало.
— Потому что с беззубой! — квакнула Кувырла.
— Спасибо! — выкрикнула я, останавливая дебаты. — Весьма тронута оказанной честью!
— Чем тронута? — рассвирепела няня. — Кто посмел моего ребенка коснуться?!!
— Разум, няня! — прошипела я сквозь стиснутые зубы.
— Ему можно, — успокоилась шмырг.
— Это не жизнь! — простонала я.
— А что? — По-моему, у бедуина инстинкт самосохранения отсутствовал как таковой. Вместо, скажем мягко, здорового и правильного основного инстинкта (ага, одного из двух… или трех) у старца оказался избыток жажды познания. А следовательно — стремление к получению сведений, их утрамбовыванию и следующему за тем коллективному поглаживанию по его квадратной голове. В этом, чую, сильно поспособствует топор лягули в шароварах. Лично я на этот предмет туалета уже часа три как смотрела с вожделением и обожанием.
— Протестую! — вклинилась няня. — Вопрос некорректный!
— А-а-а! — простонала я, хватаясь за голову. Событий явный перебор. — Закончится когда-нибудь этот бардак?!!
— Риторический вопрос, — важно перевел европейский дедушка африканскому. Кстати, черненький уже минут пять как шарил по карманам с торжественным выражением лица. Интересно, что он там искал? Или просто проверял — на месте ли?..
— Итак! — Бедуин вспомнил о цели визита. — Сейчас вам вручат символ прохождения к следующему соревнованию, и вы официально станете проходимкой.
— Ке-э-эм?!! — Глаза все же вырвались в кругосветку, только не могли договориться, в какую сторону идти.
— Я что-то не то сказал? — совершенно искренне удивился дедуля, кося темно-карим круглым глазом, словно петух.
— Не отвлекайтесь! — прошипела я сквозь зубы, предостерегая гневным взглядом остальных от комментариев по этой теме.
Потому что кое-кто уже радостно жевал топорище, фуражку, косу, пипикастр и готовился пожевать троицу засланцев. Только вот не мог решить, с кого начать.
— Мы вручаем прекраснейшей звезде сераля… — Бедуин запнулся.
Европеец развернул шпаргалку и громко подсказал:
— Блин!
Жевать в пределах досягаемого было уже нечего, и грянул дружный гогот.
Бедуин переждал шквал радостных эмоций и начал заново:
— Мы вручаем прекраснейшей звезде сераля… — Снова заминка.
— Леле! — рыкнула я.
— Спасибо! — торжественно наклонил голову спикер.
— Внимаю вам дальше. — Моего терпения все же еще на что-то хватало!
— И сейчас в знак согласия вы должны принять сей дар. — Бедуин не глядя протянул руку в сторону африканца, все еще рыщущего по карманам.
Когда в откинутой руке ничего не появилось, дедуля все же посмотрел в сторону собрата. И присоединился к поискам. Теперь они ковырялись там вдвоем.
— Может, мне это не надо? — высказала я робкое предположение.
— Надо, Леля, надо! — заявили мне разноголосицей.
Теперь все с громадным интересом наблюдали, как к двум путешественникам-натуралистам присоединился третий. И на данный момент два деда выворачивали третьего наизнанку, проделывая все это с извинениями:
