Евгений Щепетнов - Монах
— А что ты думаешь по поводу того — кто убил адепта Васка? — подсел к нему Василий — тебе как будто неинтересно! Там шум такой в городе, а ты спокойно сидишь и лопаешь!
— А что мне — плакать, что ли? Или радоваться? Я видеть-то его никогда не видал, да и не хочу. Ты-то чего так разволновался?
— Хммм…не знаю…странно как-то. Уже давно на исчадий никто не нападал, а тут целый адепт! — Василий недоумённо пожал плечами — чем кончится, даже не знаю. После того, как какой-то грабитель случайно убил на улице исчадье, спьяну перепутав его с менялой, было большое дознание, жертвоприношение. Много людей закончило жизнь на жертвенном алтаре. А тут — целый адепт. Я даже подумать боюсь, чем это закончится!
Андрей с трудом проглотил кусок бутерброда, вставший в глотке — об этом он как-то и не подумал: он всё судил по меркам Земли — убийство, следствие, находят или не находят убийцу, ну и так далее. А чтобы вот такие массовые репрессии…теперь он понял, почему исчадий не убивают — себе дороже. После их гибели начинаются массовые казни людей, и они сами сдают преступника, если он до тех пор не будет пойман. Или не сдастся… У него защемило сердце, предчувствуя нехорошее.
И нехорошее не заставило себя ждать. К обеду город был перекрыт — никого не впускали и не выпускали через городские ворота — как пронёсся слух — ждали армейское соединение, чтобы процедить всё население города через сито следствия и найти виновного, а армия нужна была для силового решения этого мероприятия — вдруг народ взбунтуется.
Как говорили люди — вся семья купца, вместе с любовницей адепта были заточены в тюрьму — это и понятно — возле дома купца совершилось убийство, а вряд ли он был рад, что его дочь пользует исчадье, возможно он и организовал акт мести. Ну а если не он — так всё равно сгодится для жертвоприношения — не сумел уберечь адепта, пусть отвечает. Несправедливо? Это как посмотреть. Высшая справедливость — интересы Сагана и его приспешников, а остальное чепуха.
Андрей опять задумался — если последствия от смерти адепта так страшны, принесут беду множеству людей — зачем ему убивать исчадий? Может его миссия совсем не в том? А в чём?
Позавтракав он потащился к Фёдору. Каждое утро перед обедом, они занимались фехтованием на саблях и мечах, как и договорились. На самом деле, Гнатьев был исключительным фехтовальщиком, возможно — одним из самых лучших фехтовальщиков этого времени. Есть люди обычные, которые занимаются обыденными вещами — ходят на рынок, работают в мастерской, обрабатывают поля, но есть люди, которым судьба уготовила иное. Это воины. Их рефлексы гораздо быстрее, чем у остальных людей — возможно, сигналы по их нервах проходят в несколько раз быстрее, чем обычно. Конечно, многие из таких «мутантов» остаются незамеченными — ну как может проявиться эта способность у зеленщика или кожевника? Но если человек оказался в нужное время в нужном месте, эти способности проявлялись в полном объёме, и тогда возникало что-то феноменальное.
Таким мутантом и был Гнатьев. Скорость его реакции была потрясающей — сабля плела в воздухе невероятные кружева, оказываясь в близости от тела Андрея так часто, что он прекрасно понимал — случись настоящий бой с Фёдором, он бы не выстоял против него и пяти секунд. Стоит заметить, что Андрей и сам был из породы воинов, годы войны и тренировок закалили его и превратили в совершенную машину убийства, но до Фёдора, в фехтовании на длинных клинках, ему было очень далеко. Андрей давно уже не встречал людей, которые могли бы ему противостоять на равных — в рукопашном бое Гнатьев не смог бы устоять против монаха, но на саблях…на саблях тот был царь и бог.
Так и сегодня, они около часа изучали связки, переходы и стойки, потом столько же времени бились в спарринге, где Фёдор наставил Андрею синяков, приговаривая: «Ничего, ничего — зато, может, жив останешься если что!». Потренировавшись, они уселись за стол пить чай, отходя от интенсивной тренировки.
Фёдор отхлебнул из глиняной выщербленной чашки, прищурился, глядя на Андрея, и сказал:
— Что сегодня ночью-то сотворил?
— Я адепта завалил.
Фёдор поперхнулся, закашлялся, долго кашлял, вытирая глаза, и потом сипящим голосом, наконец, выговорил:
— Ты понимаешь, чего ты натворил? Теперь весь город на уши поставят!
— Ну и поставят…не найдут. Никто не знает, что это я…кроме тебя.
— Намекаешь, что только я могу разболтать? Нет, я не разболтаю. А вот ты наивно думаешь, что кто-то будет вести расследование, искать виновного путём умозаключений. Ничего такого не будет. Будет всё очень плохо. Сюда пригонят войско, обложат город, и вырежут всех. Если не всех — то большинство. И будут резать до тех пор, пока виновник не найдётся, или — не назначат такового. Вот так, Андрей.
Андрей недоверчиво посмотрел на Фёдора — неужели это реальный сценарий? И тут же внутренний голос ему сказал: «Реально. Ты забыл, что находишься не на Земле, где правоохранительные органы хотя бы пытаются изобразить видимость расследования, придерживаясь, хоть и формально, каких-то законов — в этом мире такого нет, что хотят, то и сотворят — вспомни только Влада Тепеша, он же граф Дракула — целыми селениями на кол сажал. Ох, что-то будет…»
В трактир он возвращался озабоченный и угрюмый, автоматически отмечая всё, что происходит на улицах города.
Народ в городе как будто попрятался по щелям — не было обычной суеты, не было множества повозок, перевозящих грузы в лавки и магазины. Город будто вымер, ожидая неприятностей
Так продолжалось неделю. Посещаемость трактира упала в разы — посетителей почти не было, не было приезжих, которые снимали комнаты и выпивали, не было купцов и мастеровых, заходящих после рабочего дня прополоскать горло кружкой пива.
Хозяин трактира страшно ругался, призывая кары на голову неизвестного убийцы, персонал пивной его поддерживал — они лишились чаевых, и вообще их зарплата была под угрозой, ведь их жалованье впрямую зависело от выручки.
Через неделю, около полудня, затрубили трубы, и в город вошли регулярные войска. Солдаты маршировали по улицам, поглядывая на горожан свысока и презрительно — ведь человеку всегда нужен повод, чтобы убить кого-то, кто не сделал ему ничего плохого. Например — он неправильно думает, неправильно выглядит, и вообще не имеет права жить, так как у него другая вера и убеждения. По лицам солдат, закованных в тяжёлые кольчуги, наручи, поножи, струился пот, оставляя на лицах дорожки в пыли, осевшей за время многодневнего перехода.
Андрей, стоя в дверях трактира, с горечью и волнением смотрел на проходящий мимо строй, полный плохих предчувствий.
