Врата Анубиса - Пауэрс Тим

– Скажите, пожалуйста, сэр, который час? – спросил он, стараясь проглатывать гласные так же, как все.

Полицейский выудил из кармана часы на цепочке, взглянул и снова спрятал.

– Около одиннадцати. А в чем дело?

– Почему все они уплывают? – Дойль указал на лодки.

– Но ведь уже почти одиннадцать часов, – ответил полицейский, отчетливо выговаривая слова, словно он говорил с пьяным. – К тому же, может быть, вам интересно будет узнать, что сегодня воскресенье.

– То есть вы хотите сказать, по воскресеньям рынок закрывается в одиннадцать?

– Вы правильно меня поняли. Откуда вы? Ваш акцент не похож на акцент Суррея или Суссекса. Дойль вздохнул.

– Я из Америки, из штата Виргиния. И хотя я… – он медленно провел рукой по лбу, – хотя я не буду ни в чем нуждаться, как только один мой друг приедет в город, сейчас я очень нуждаюсь. Нет ли здесь благотворительного учреждения, где бы я мог получить пищу и кров, пока мои дела не наладятся?

Полицейский нахмурился.

– Есть работный дом при бойнях на Уайтчепел-стрит. Там вам дадут пищу и кров в обмен на помощь в дублении кож и выносе помойных ведер с потрохами.

– Вы сказали, работный дом? – Дойль вспомнил, что он прочел у Диккенса. – Спасибо.

Он, ссутулившись, тяжело зашагал прочь.

– Минуточку, – окликнул его полицейский. – Если у вас есть с собой деньги – предъявите их.

Дойль порылся в кармане и выудил шесть пенсов. – Прекрасно. Теперь я не могу задерживать вас за бродяжничество. Но, быть может, мы еще встретимся сегодня вечером. – Он коснулся своего шлема. – Всего хорошего.

Возвратившись на Темз-стрит, Дойль истратил половину своего достояния на тарелку овощного супа и ложку картофельного пюре. Это было очень вкусно, но он остался по меньшей мере таким же голодным, как раньше, поэтому он истратил остававшиеся у него три пенса на то, чтобы взять еще порцию. Продавец даже дал ему глоток холодной воды запить еду.

Полицейский расхаживал вдоль улицы, крича:

– Пора закрывать, выходной день! Уже одиннадцать часов, пора закрывать.

Теперь Дойль, как настоящий бродяга, избегал попадаться ему на глаза.

Человек примерно его лет шагал по улице. В руке он нес сумку с рыбой, а другой обнимал миловидную девушку. Дойль, пообещав, что это в первый и последний раз, несмело приблизился.

– Извините меня, сэр, – пробормотал он. – Я очень нуждаюсь…

– Короче, – нетерпеливо перебил его парень. – Ты – бродяга?

– Нет. Но прошлой ночью меня ограбили, и у меня не осталось ни пенни, и я американец, и мой багаж и бумаги пропали… Я хотел бы попросить у вас работу или немного денег. Во взгляде девушки мелькнуло сочувствие.

– Дай что-нибудь этому бедняге, Чарльз, – сказала она. – Раз мы не собираемся идти в церковь.

– На каком корабле ты прибыл? – скептически спросил Чарльз. – Я никогда не слышал такого американского акцента.

– Э-э… на «Энтерпрайз», – ответил Дойль, в замешательстве промямлив первое, что пришло в голову. Он едва не сказал: звездный корабль «Энтерпрайз».

– Вот видишь, дорогая, он мошенник, – гордо сказал Чарльз. – Может быть, это и был «Энтерпрайз», но такой корабль не заходил в наш порт в последнее время. Возможно, этот янки отстал на прошлой неделе от «Блейлока», но, – заметил он, с готовностью оборачиваясь к Дойлю, – ты ведь сказал не «Блейлок», не правда ли? Не поступай так с людьми, близкими к морской торговле. – Чарльз оглянулся на поредевшую толпу. – Здесь полно констеблей. Я был бы не прочь сдать тебя в полицию.

– Ах, оставь его! – вздохнула девушка. – В любом случае мы опаздываем, и к тому же ясно, что с ним действительно что-то случилось.

Дойль благодарно ей кивнул и поспешил удалиться. Он немного побродил и рискнул подойти к старику. Дойль предусмотрительно поведал ему, что он прибыл на «Блейлоке». Старик дал ему шиллинг и добавил в назидание, что Дойль должен будет сам подать нищему, когда окажется при деньгах. Дойль заверил его в том, что именно так и сделает. Немного погодя Дойль стоял, прислонившись к кирпичной стене пивной, и обдумывал, стоит ли ему заглушить смятение и страх, истратив некоторую часть своего достояния на кружку пива. Как вдруг почувствовал, что его схватили за штанину. Дойль перепугался и чуть было не заорал. Он посмотрел вниз и увидел безногого калеку, обросшего буйной бородищей.

– Чем ты промышляешь и с кем ты? – произнес тот голосом опереточного злодея.

Дойль попробовал уйти, но безногий мертвой хваткой вцепился в его плисовые штаны, и тележка покатилась вслед за Дойлем, как прицеп. Дойль остановился – на них и так уже оборачивались прохожие.

– Я ничем не промышляю, и я ни с кем, – свирепо прошипел Дойль, – и если вы не отпустите меня, я спрыгну с набережной в реку!

Бородач рассмеялся:

– Прыгай, держу пари, что я уплыву дальше тебя. Оценив ширину его плеч, Дойль с отчаянием понял, что это правда.

– Я сейчас видел, как ты подходил к двоим и второй что-то тебе дал. Либо ты новенький из команды Капитана Джека, либо ты работаешь на Хорребина, или ты действуешь на свой страх и риск. Ну?

– Я не понимаю, о чем вы говорите. Отойдите от меня или я крикну констебля. Я ни с кем!

Дойлю захотелось заплакать, когда он представил себе, что это создание никогда его не выпустит и так и будет сердито катиться вслед за ним до скончания века.

– Я так и думал, – кивнул безногий. – Ты, похоже, новичок в этом городе, поэтому я дам тебе совет – независимые нищие могут ловить удачу восточнее или севернее этого места. Биллингсгет, Темз-стрит и Чипсайд закреплены или за парнями Копенгагенского Джека или за подонками Хорребина. Ты найдешь такую же организацию западнее Святого Павла. Теперь ты предупрежден Бенжамином Роликом, и если тебя снова увидят промышляющим в Ист-Энде на главных улицах, ты… честно тебе говорю, приятель, – сказал Ролик почти беззлобно, – ты потеряешь после этого способность промышлять чем-нибудь, кроме милостыни. Поэтому ступай, я видел у тебя серебро, и я отниму его у тебя, а если ты скажешь – я не смогу, мне придется тебе это доказать, но, мне кажется, ты в этом не нуждаешься. Ступай!

Дойль заспешил прочь в западном направлении, к Стрэнду, молясь, чтобы газетные киоски не закрылись так же рано, как Биллингсгетский рынок. Он попробует узнать адреса редакций и пойдет туда, и поэтому он должен справиться с головокружением и слабостью и убедить издателя в том, что он грамотный и образованный человек. Дойль потер подбородок: брился он меньше чем двадцать четыре часа назад – с этим все в порядке, а вот расческа сейчас бы не помешала.

Ну ничего, говорил он себе, пребывая в несколько исступленном состоянии. Я покорю его истинным красноречием и силой своей личности! И он расправил плечи и придал упругость походке.

Глава 4

Давным-давно, один Бог знает, как давно это было, провалилось несколько уровней древних катакомб под Лондоном и образовался подземный грот. Во времена описываемых здесь событий этот грот представлял собой нечто вроде огромного зала, вымощенного камнями, уложенными еще римлянами в те дни, когда Лондиниум был военным аванпостом во враждебной и дикой стране кельтов. Крышей гроту служили толстые балки, поддерживавшие камни мостовой на Бейнбридж-стрит. На стенах развешаны лампы, но эти коптилки, заправленные салом, дают ничтожно мало света, но зато неимоверно чадят, и в клубах зловонного дыма, поднимающегося от коптилок, зловеще мерцают красные отблески еле тлеющих огоньков. В сумеречной полутьме покачиваются гамаки, прикрепленные канатами к балкам на разных уровнях, и, как пауки, ползают какие-то оборванцы, устраиваясь поудобнее. Сверху постоянно струится тоненький ручеек, исчезая в черном водоеме справа от стены.