Видящая истину - Деннард Сьюзан
– Твоя рука! – сказала Альма, прервав ход мыслей мысли Ноэль. – Ты же ранена!
– Все нормально, – сказала Ноэль, пряча ладонь в складках юбки, – кровотечение остановилось.
– Все равно промой рану, – сказала Гретчия резким голосом. Слишком резким. Вот ее мать и стала снова собой, задумчивой, хмурой, словно в ледяной маске.
Ноэль поморщилась. Вот они, две женщины, чьих Нитей ей было не увидеть, – потому что все они не могут видеть ни своих собственных Нитей, ни Нитей себе подобных. А Альме и Гретчии куда лучше удавалось скрывать свои чувства, чем Ноэль.
Но, прежде чем Ноэль успела попросить, чтобы мать уделила ей минуту наедине, в дверь просунулась черноволосая голова. Затем ее обладатель протиснул в проем свое длинное тело.
– Добро пожаловать домой, Ноэль де Миденци.
По спине Ноэль поползли крупные мурашки. Пальцы Альмы, чесавшие холку Скраффса, напряглись, а Гретчия побледнела.
– Корлант, – начала было она, но вошедший жестом оборвал ее. Он смотрел на Ноэль, не отрывая глаз, а ее бил озноб.
Корлант де Миденци почти совсем не изменился с тех пор, как Ноэль видела его в последний раз. Может, волосы стали реже, на висках появилась седина. Но поперечные морщины на лбу были все такими же глубокими – у Корланта была привычка всегда принимать слегка удивленный вид.
Он и сейчас так выглядел. Приподняв брови, он тщательно рассматривал лицо Ноэль блестящими глазами. Затем шагнул к ней, и Гретчия даже не пошевелилась, чтобы остановить незваного гостя. Альма вскочила на ноги и прошипела Ноэль:
– Встань.
Ноэль встала – хотя и не понимала, зачем это нужно. Гретчия верховодила в племени, а не этот сладкоголосый пурист, который вечно сеял вокруг раздор, сколько Ноэль себя помнила. Это Корлант должен был почтительно замереть.
Он остановился перед ней, глядя сверху вниз из-под опущенных век, а его Нити переливались приглушенным зеленым любопытством и коричневым подозрением.
– Ты помнишь меня?
– Конечно, – ответила Ноэль, сунув руки в карманы юбки и задрав подбородок, чтобы встретить его взгляд. В отличие от прочих членов племени, он был таким же высоким, как в ее детских воспоминаниях. Он даже носил тот же мрачно-серый плащ, который надевал и в те времена, когда Ноэль была ребенком, и ту же самую тускло-золотую цепочку на шее.
Жалкая попытка подражать пуристским священникам – Ноэль на своем веку уже повидала достаточно настоящих священников, обученных в официальных Пуристских объединениях, чтобы знать, как сильно Корлант промахнулся.
Тем не менее, Альма и Гретчия явно проявляли к Корланту почтение. Пока тот изучал Ноэль, они обменивались паническими взглядами за его спиной.
Мерзкий верзила расхаживал вокруг нее, его глаза блуждали. От этого взгляда даже волоски на руках у Ноэль встали дыбом.
– У тебя здесь пятно, – сказал он, щелкнув пальцами по ее розовому шарфу на голове, но, слава Матери-Луне, не сняв его. – Зачем ты вернулась, Ноэль?
– Она планирует остаться, – вставила Гретчия гладким как стекло голосом и скользнула к Корланту. Он прекратил описывать круги вокруг Ноэль и замер.
– Она снова станет моей ученицей, – добавила Гретчия.
– Так ты ждала ее? – резко спросил Корлант, его Нити потемнели и стали теперь мрачно-враждебными. – Ты ничего мне об этом не говорила, Гретчия.
– Это не было известно наверняка, – пискнула Альма, лучезарно улыбаясь. – Вы же знаете, как Гретчия не любит закреплять узор племени, если в этом нет необходимости.
Корлант что-то проворчал, сосредоточив все внимание на Альме. Нити еще больше скрутились в коричневой подозрительности, а глубоко под ними виднелась сиреневая похоть. Затем он пронзил взглядом Гретчию, и похоть прорвалась наружу.
Все внутри у Ноэль застыло. Тревога, царапавшая кожу, проникла теперь глубже. Ввинтилась внутрь, как паразит. Что бы тут ни происходило, раньше такого не было. Корлант был занозой еще во времена ее детства – вечно разглагольствовал об опасностях и греховности колдовства. Всегда утверждал, что Мать-Луна не хотела, чтобы ее дети использовали свою магию, и что истинная преданность богине в том, чтобы отрицать магию. Искоренить ее.
Ноэль всегда игнорировала его, как и остальное племя. До тех пор, пока Корлант не начал ошиваться возле их дома. Пока он не начал умолять Гретчию подарить ему свое внимание. Умолять ее отказать в близости другим неженатым мужчинам из поселка. Полностью отказаться от Нитей и принять Корланта в мужья.
Но, конечно, Гретчия не могла – даже если бы хотела. В племени номаци вступать в брак можно было только в случае возникновения Нити сердца, а Ведьмы Нитей своих не имели. Поэтому они брали в любовники мужчин из племени – партнеров на всю жизнь у них не было. Иногда они заводили несколько любовников, иногда ни одного. Ведьма Нитей сама решала, с кем делить постель…
Но однажды все изменилось, и Гретчия больше этого не решала. В какой-то момент, когда Ноэль была еще ребенком, отношение к старым законам начало меняться. Одинокие мужчины Миденци начали сами требовать секса. Применяли насилие, когда им отказывали.
И Корлант был одним из таких мужчин. Сначала Гретчия игнорировала его. Потом начала придумывать отговорки, апеллируя к племенным законам номаци и к законам Матери-Луны. Но к моменту побега Ноэль Гретчии уже приходилось вешать железные замки на двери по ночам и платить серебром двум другим своим любовникам, чтобы те не подпускали к ней Корланта.
Иногда, лежа в Онтигуа в своей постели и любуясь луной за окном, Ноэль позволяла своим мыслям улетать домой. Задавалась вопросом, не восстановила ли Гретчия справедливость, как истинная ведьма Нитей, и не выгнала ли Корланта из племени. У него же не было ни друзей, ни единомышленников. То, что он притворялся пуристом, только вызывало подозрения и неприязнь – в конце концов, это было совершенно не в духе номаци.
Но, очевидно, ситуация поменялась, и, судя по всему, Корлант за прошедшие семь лет занял более высокое положение.
– Я предупредил племя о прибытии Ноэль, – сказал Корлант, выпрямившись в полный рост. Его голова почти касалась потолка. – Приветствие должно скоро начаться.
– Как умно с вашей стороны, – сказала Гретчия, но Ноэль заметила, что она поморщилась. Что ее пальцы свела судорога.
Она была напугана. По-настоящему напугана.
– Я была так поглощена возвращением Ноэль, – продолжила Гретчия, – совсем забыла о Приветствии. Нужно ее переодеть…
– Нет, – отрезал Корлант. Он опять посмотрел на Ноэль, взгляд был жестоким, а Нити снова стали враждебными. – Пусть племя увидит ее такой, какая есть – непохожей на нас.
Ноэль опустила голову. Может, она и не могла видеть насквозь свою мать и Альму, но мысли Корланта она читала. Он хотел всей власти. Хотел, чтобы Ноэль подчинялась. Она глухо простонала, опустив голову и согнув колени в непривычном реверансе. Стон шел откуда-то из самого нутра.
Прозвучало это ужасно наигранно, и Ноэль снова отчаянно захотелось, чтобы Сафи была рядом. Сафи бы сыграла все это без проблем.
Но если Альма и услышала фальшь в стоне Ноэль, то не подала виду. Только повернулась к ней, глядя своими огромными зелеными глазами.
– Тебе нездоровится?
– Просто мой лунный цикл, – проскрипела Ноэль, надеясь, что ее запрокинутое лицо отражает всю боль, которую она чувствовала. Встретив взгляд Корланта, она с удовольствием увидела, что его Нити уже побледнели от отвращения. – Мне нужны еще повязки для крови.
– Ах ты, бедняжка! – воскликнула Альма. – У меня есть настойка из листьев малины, она поможет от боли.
– Нужно сжечь твои повязки и переодеть тебя в чистое, – вставила Гретчия, направляясь к Корланту, который, к удивлению и радости Ноэль, пятился к выходу. – Если вас не затруднит закрыть за собой дверь, священник Корлант, мы начнем Приветствие в самом скором времени. Еще раз благодарю за то, что известили племя о возвращении Ноэль.
Брови Корланта взлетели вверх, но он не спорил – и не сказал ни слова, просто выскользнул наружу и с грохотом закрыл за собой дверь. Дверь была без навесного замка, но зато исколота там, где железный замок раньше был.