Кровная месть (СИ) - Капба Евгений Адгурович
Буревестник подобрался, перехватил древко знамени поудобнее, пригладил волосы рукой, нацепил на лицо свирепую улыбку…
— Песню давай! — взмахнул рукой цирюльник-баннерет.
Аркан только вздохнул: «Путь герцога» в исполнении хриплого хора мальчиков-ортодоксов возрастной категории «кому за тридцать» он слышал уже раз двести. Узнать бы, кто придумал и уши надрать! Особенно цинично звучали строчки про «подтянут, строг, всегда один» и про «скачет вдоль колонн». Покрытый дорожной пылью, в окружении толпы таких же грязных и пыльных мужиков, «их герцог» не выглядел ни строгим, ни подтянутым… Про скачки на лошадях после ночного происшествия и говорить не приходилось.
Лучше бы бессмертное «давай-давай» орали…
Но, тем не менее, к Каламите воинство подходило действительно бодро, в хорошем темпе. Их песню услышали издалека, черное знамя с Красным Дэном Беллами нельзя было перепутать ни с какой другой эмблемой.
— Сюда, сюда! — всадник в черной котте остановил коня шагах в тридцати от колонны под предводительством Рема и замахал рукой. — В лагерь! Всё уже готово, вас ждут!
Ортодоксы с побережья и предгорий, и дружинники Аркана с новыми силами принялись распевать «Путь герцога». Да, да, эти воины с белым Уроборосом на груди были настоящими профессионалами, и руководил ими прославленный полководец Децим Тиберий Аркан Змий, но именно они — дружинники Буревестника, а еще — тарвальцы, рокверцы, нессцы и остальные — были войском его высочества! Они — и никто другой.
Их действительно ждали. В военном лагере старшего Аркана вдоль Виа Преториа расположились целые толпы солдат и офицеров Децима, ополченцев, баннеретов, лагерных слуг и местных жителей. Они приветствовали союзников, махали руками знакомцам, обсуждали самого Рема, его ближайшее окружение, внешний вид прибывших воинов, тяжело груженые фургоны с припасами и трофеями… И в целом — одобряли, открыто радовались такому бравому подкреплению.
Судя по всему, им тоже пришлось несладко: некоторые из встречающих щеголяли перевязанными головами, затянутыми в лубки руками или костылями. Рем успел краем глаза заметить и полевой лазарет — десяток обширных палаток. И судя по тому, что несколько раненых расположилось прямо на земле, ожидая очереди на перевязку, с местами и свободным медицинским персоналом в госпитале было не очень…
На Форум Игнис играл настоящий духовой оркестр, медные голоса труб и рокот барабанов, звуки встречного марша заставляли потрепанных воинов Буревестника расправлять плечи и чеканить шаг — кто во что горазд.
— Бра-а-а-ат! — Децим резким движением распахнул полог штабного шатра и зашагал навстречу младшему Аркану через главную площадь воинского лагеря.
— Брат! — Рем передал знамя Скавру Цирюльнику и обнялся со старшим.
Объятия Змия были такими, какими и полагается быть объятиям змия — крепкими и удушающими. Черные глаза Децима Аркана пытливо уставились на младшего, а потом его указательный палец внезапно ткнул Рему в переносицу.
— А ну не хмурься! Опять ты… Черт возьми, Рем, за эти годы ты ничуть не изменился! Гляди — привел за собой целое войско, дважды вздрючил Антуана дю Массакра, вырезал Жоанаров, сжег замок дю Молле, а всё туда же — корчишь козью морду!
Резким движением Буревестник перехватил ладонь Змия и сжал, едва не вывернув Дециму пальцы. Быстро опомнившись, он слегка изменил траекторию, превратив болевой прием в символический жест, как будто два брата взявшись за руки приветствуют своих соратников:
— Мы пришли! — через силу улыбаясь выкрикнул он. — Мы вместе!! С нами Бог!!!
— С НАМИ БОГ!!! — объединенное войско взорвалось этим старинным боевым кличем ортодоксов.
С удовлетворением Рем подумал, что если в бою Децим наверняка уделает его девять раз из десяти, то по крайней мере чисто физически он теперь сильнее своего старшего брата. Месяцы за веслом, беспрестанные тренировки с боевыми товарищами и череда схваток не прошли даром… Еще три-четыре года назад Змий казался ему былинным богатырем, но теперь их уровень если не выровнялся, то стал соразмеримым.
— Всё-таки ты изменился, братец, — громко прошептал в самое ухо Рему Децим, разминая пальцы. Он, кажется, был очень доволен произошедшим. — Пойдем, тебе надо отдохнуть! Постель ждет, еда стынет! Вино выдыхается.
— Мне нужно проследить за тем, как устроятся мои люди, — Буревестник сжал зубы.
— Да, да, места для вас готовы… Сектора шесть, семь и восемь — ваши! На две тысячи человек, — прищурившись, Децим смотрел ему прямо в глаза. — Знаешь что? Мне нравится, каким ты стал. Да, черт возьми, очень нравится!
Рем выдержал его взгляд, развернулся на каблуках и пошел к фургонам, туда, где реяло на ветру черное знамя с Красным Дэном Беллами.
— У тебя дерьмово налажено снабжение, — сказал Буревестник, закинув ноги на табуретку и едва ли не сунув подошвы в огонь.
Стальная печь в углу шатра дышала жаром из полуоткрытой дверцы, ботфорты тут же принялись парить, просыхая после долгого пути. Младший Аркан поставил себе на полени странного вида плошку с куриным мясом в подливке, макал в кушанье белый хлеб и жевал, время от времени протягивая руку за кубком с вином.
— Вот как? — Децим что-то писал в толстенной тетради с кожаной обложкой.
— Кто продавал тебе зерно? Он или злостный вредитель, или проходимец. И то, и другое карается смертью во время войны. Крысиное говно в четырех мешках из десяти и еще в одном — спорынья. На кой черт ты покупал рожь? Прошлый год был холодный и влажный, и эта зараза наверняка расплодилась…
— Погоди-ка! — Змий отвлекся от писанины и с интересом глянул на брата. Он повертел над головой пером — не гусиным, а имперского типа — стальным на деревянной ручке. — Ты что, разбираешься во всём этом, ну… Зерне, спорынье, закупках…
Рем пошевелил пальцами, что должно было обозначать нечто вроде «постольку-поскольку», и продолжил:
— А еще — масло. Вместо оливкового или подсолнечного кашеварам поставили рапсовое! Ты вообще нюхал его? Оно хорошо для светильников и для смазки мехнизмов, но я бы четвертовал того ублюдка, который придумал добавлять его в пищу…
— В каком смысле — нюхал?- удивился Децим.
— Ну, носом! Пробовал же ты солдатскую кашу? Как можно что-то есть и не нюхать? — Рем даже жевать перестал.
— А зачем мне пробовать солдатскую кашу? Мне Бенуа готовит. Как тебе жюльен, кстати?
— Кто⁈ — бровь Буревестника поползла вверх
— Бенуа!
— Нет, с Бенуа я всё понял. Он твой повар, да? А Жюльен? Кто такой Жюльен — очередной оптимат?
— Пф-ф-ф-ф! — фыркнул Децим. — Вот эта курятина в под соусом бешамель, запеченная с сыром в кокотнице, которую ты уплетаешь за обе щеки. Кстати, хлеб вот тоже кушаешь… Спорыньи не боишься?
— Хлеб — пшеничный. А ты, я гляжу, совсем в вельможу превратился, да? Кокотницы, жюльены, бешамели… Кашей солдатской брезгуешь… — Рем пошевелил ступнями ног — сапоги прогрелись и теперь ему было горячо. — Это на тебя так высшее общество влияет? Или лавры великого полководца на мозг давят?
— Так! — Децим с шумом захлопнул тетрадь. — Ты абсолютно невыносим. Ворчливый, зловредный, въедливый, как настоящий Аркан! Я уже отвык от такого длительного общения с родственниками, знаешь ли… И это еще ты, мой младший братик-интеллигент! Как нас народ еще на вилы не поднял? И кстати — ты снова строишь козью морду. Давай, расслабь лоб, а то мозоль бровями на переносице натрешь!
Буревестник волей-неволей потрогал свои брови, а Змий коротко рассмеялся:
— Сколько себя помню — ты всегда после важных дел такой пасмурный ходил. Бродишь, бродишь по замку, как привидение, брови в кучку, руки в кулаки сжаты, в глазах печаль — эсхатологическая… Отец к тебе подойдет, спросит мол — что случилось? А ты искренне удивляешься: мол, откуда он знает?
— Серьезно? — волей-неволей Рем заулыбался. — Я вправду ходил, нахмурив брови? А я-то думал у меня лоб от тяжелого мыслительного процесса напрягается, а оказывается — вот в чем все дело! И что, и что? Когда я переставал хмуриться?
