Талиесин - Лоухед Стивен Рэй

Сейтенин примиряюще поднял руку.

— Я, со своей стороны, вполне удовлетворен. Однако, возможно, вы согласитесь рассмотреть вопрос, поставленный Аваллахом? Мне кажется, это не повредит.

— Как пожелаете, — ответил жрец.

Все трое разом повернулись и вышли. Казалось, воздух наэлектризован их возмущением.

Когда дверь за ними затворилась, Сейтенин повернулся к Аваллаху и сказал:

— В том, что ты говорил, безусловно, есть зерно истины. Однако я удовлетворен ответом жрецов. Считаю, что им виднее.

— Я не согласен и буду оставаться начеку.

— Если ты встревожен, оставайся. Но… — Сейтенин положил руки на подлокотники и резко встал, — завтра мы уезжаем, и нас обоих ждут жены. Предадимся более приятным занятиям. — Он двинулся к двери.

— Я надолго не задержусь, — сказал Аваллах. — Доброй ночи.

Сейтенин закрыл дверь, звук его шагов затих в коридоре.

— Ну? — Аваллах встал и повернулся к прорицателю. — Что ты скажешь?

Аннуби покосился на дверь.

— Они напуганы. Слова их по большей части — ложь. Ложь и глупость. Ты был прав, что возразил им, но, боюсь, теперь они и вовсе упрутся насмерть. Ученым людям нелегко сознаться в своем невежестве.

— Напуганы? С чего бы это? Может быть, они знают больше, чем говорят?

— Как раз наоборот: они знают меньше, чем кажется из их слов. Они просто не знают, как толковать звездопад, и скрывают свое неведение за приятной для слуха ложью. — Аннуби фыркнул. — Они говорят о случаях, описанных в священных текстах, хотя прекрасно знают, что знамения такой силы чрезвычайно редки.

— Странно. Зачем им это? Разве не лучше выказать излишнюю осторожность?

Аннуби отвечал с презрением:

— Чтобы все увидели, как они несведущи? Нет, чем разочаровывать людей или могущественного покровителя, лучше наплести сладкой чепухи, которую проглотят за милую душу!

Аваллах изумленно покачал головой.

— Ничего не понимаю.

— Они разучились читать знамения, — объяснил Аннуби дрожащим от ярости голосом. — Они не могут признаться в этом никому, даже себе. Они забыли, если когда и знали, что призваны служить, а не править!

— И потому, не обладая знанием, говорят громко, чтобы заглушить несогласных. — Аваллах помолчал и добавил: — Если отрешиться пока от этого, как насчет знамения? Ты по-прежнему считаешь его грозным?

— В высшей степени грозным. Я в этом ни на йоту не сомневаюсь.

— Что Лиа Фаил? Можно ли ждать помощи от него?

— Да, конечно. В свое время. Однако он мал, силы его, как ты знаешь, невелики. Впрочем, он поможет нам различить более близкие события.

— Тогда буду доверять ему и тебе, Аннуби. А сейчас, раз ничего пока поделать нельзя, предлагаю пойти лечь.

В этот миг вошли два мальчика со щипцами для снятия нагара. Они увидели важных особ, торопливо поклонились и попятились к дверям.

— Входите! — крикнул Аваллах. — Мы уже закончили. Поберегите лампы для завтрашнего вечера.

Два царя со своими свитами выехали из дворца Сейтенина и взяли путь на восток к Посейдонису. Дни были ясные и теплые, дорога — широкая и хорошо вымощенная, общество — веселое, так что путешествовать было одно удовольствие. Обитателей придорожных городов заранее извещали о приближении высоких гостей, и они высыпали на улицы приветствовать путников.

В первую ночь остановились у самой дороги на клеверном поле. На следующую — возле города, чьи жители задали роскошный пир, на котором угощали местной едой и напитками, прославленными по всей Корании. Еще две ночи провели в благоуханном кедровом лесу; на пятую гостили в поместье одного из вассалов Сейтенина, который для такого случая устроил состязание всадников.

Путь продолжался. Ехали полями и лесами, по пологим холмам и широким, плодородным долинам, где паслись дикие лошади и буйволы. И вот к полудню двенадцатого дня добрались до царской дамбы, ведущей к столице. Повозки и колесницы прокатились по лесистым горкам и по мостам над бурными речками, сотрясавшимся от цокота конских копыт. Когда же солнце позолотило нижнюю часть неба, путники выбрались наверх и остановились полюбоваться на широкую котловину, вместившую город царя царей.

Посейдонис был огромен; собственно, он представлял собой город в городе, потому что сам дворец Верховного царя не уступал иной столице — идеальный круг поперечником в тысячу стадий, подобие священного солнечного диска. Круг рассекал канал, идущий от храма Солнца к морю, — такой широкий, что в нем могли разминуться три триремы, прямой, как древко копья, и облицованный камнем на всем своем протяжении.

Прямой канал пересекали три других, образующих как бы вложенные друг в друга кольца. Царские покои входили в ансамбль огромного храма, занявшего весь срединный остров. Через идеально концентрические каналы были перекинуты горбатые мосты, под которыми легко проходили грузовые суда.

Город окружала исполинская внешняя стена из белого камня, на которой через равные промежутки высились островерхие башенки. В башнях были литые ворота, в каждой из своего металла — бронзы, чугуна, меди, серебра, золота, орихалька. Через эти ворота въезжали с товарами купцы из всех Девяти царств и даже из дальних стран. Если не считать ворот и длинного канала, ведущего в порт, белый каменный занавес тянулся без единого зазора.

А вдали беловерхой пирамидой высилась гора Атлант, холодная и неприступная, окутанная белым одеянием облаков, она упиралась в ясный и чистый небесный свод. Священная гора богов возвышалась над городом, напоминая всем живущим в ее тени, что боги, как и гора, выше всех, далеки, бесстрастны, не проронят ни слова, но все видят и за всем наблюдают.

Все это Харита успела разглядеть за время недолгой стоянки. Она много раз слышала восторженные рассказы путешественников, но и помыслить не могла, что столица настолько огромна, настолько подавляет воображение. Повозка катилась вниз, а Харита все смотрела и смотрела на сверкающие стены и крыши.

Трубачи на высоких башенках внешней стены заметили царский поезд, и звонкие фанфары возвестили приближение гостей. Всадники в цветах Верховного царя вылетели на людные улицы — расчищать путь. Повозки проехали в ворота и покатили по улице Портиков, названной так потому, что ее обитатели — богатые купцы — украсили фасады своих огромных домов длинными, высокими, многоцветными колоннадами, увенчанными перекрытиями для защиты от палящего солнца.

Повозки проехали по улице, через ворота, между высоких стен, мимо людных торговых рядов, звенящих голосами продавцов и покупателей. Харита мельком видела черных волов и желтовато-бурых верблюдов, навьюченных заморским добром, и даже раскрашенного слона, прикованного цепью к колонне. В воздухе висел тяжелый аромат специй и благовоний, верблюды кричали, собаки лаяли, дети визжали, разносчики предлагали товар. Куда ни глянь, поблескивал бесценный орихальк — желтая медь. Казалось, весь город выкован из этого металла богов, так сиял он в яростном свете Бела. Череда повозок проползла через крикливые торговые кварталы и наконец выехала на пересечение с Дорогой процессий — широкой, ровно вымощенной улицей, ведущей прямиком к храму-дворцу Верховного царя.

Здесь повозки понеслись быстро и вскоре въехали на высокий изогнутый мост через первый канал. Вдоль перил выстроились знамена Девяти царств, и под каждым стоял воин с длинным щитом и серебряным копьем.

Процессия прогромыхала по мосту и оказалась в первом из внутренних колец. Здесь в высоких, узких домах из белого глазурованного кирпича жили над своими мастерскими царские ремесленники — кузнецы, ткачи, гончары, резчики по дереву, столяры, плотники, штукатуры, каменщики, красильщики, шорники, тележники, сапожники, свечники, мастера, делающие лютни и лиры, валяльщики, чеканщики, литейщики, жестянщики, медники, горшечники, кожевники и стекольщики.

Булыжная мостовая чуть подрагивала от идущих рядом тяжелых работ, воздух, наполненный пылью и копотью, звенел от стука бесчисленных молотов, молотков и молоточков, бьющих по камню, дереву и металлу. Как и воины на мосту, здесь все были в цветах Верховного царя — длинных зеленых рубахах с широкими серебряными воротами и в синих штанах.