Н. К. Джемисин - Дни черного солнца
— Что ж, я все сказала, что собиралась.
Неммер поднялась и стала потягиваться. Тут я заметила то, что прежде скрывала ее расслабленная поза: Неммер вся состояла из пружинистых мышц и двигалась с ловкостью акробатки. Сидя неподвижно, она выглядела слишком обычной для шпионки и убийцы, но стоило шевельнуться — и все оказалось при ней.
— Ты уж поосторожнее, меньшой братец, — сказала она. — Подумала о чем-то и добавила: — И ты тоже, сестренка.
— Погоди, — выпалила я, так что оба с удивлением на меня оглянулись. — Что ты намерена сообщить ордену?
— Я им уже кое-что сообщила, — ответила она твердо. — А именно, что лучше им впредь никогда не пытаться убить богорожденного. Они не в состоянии понять, что теперь им приходится иметь дело вовсе не с Итемпасом. Мы и сами не знаем, чего ждать от нынешних Сумерек. И, кстати, никто в здравом уме не станет допытываться. И да поможет Вихрь всему царству смертных, если они когда-либо навлекут на себя гнев Тьмы…
— Я… — начала было я и растерянно смолкла, не в силах уразуметь, о чем вообще она толкует.
Сумерки — понятно; речь идет о Сумеречной госпоже. Тьма… может быть, Повелитель Теней? И что она подразумевала, говоря, что ордену приходится иметь дело вовсе не с Итемпасом?..
— Тратят время на всякие глупости, — отрывисто произнес Сумасброд. — Размениваются на ничтожные мелочи, вместо того чтобы в самом деле попытаться найти убийцу нашей сестры! Самих поубивал бы за это…
— Только не сейчас, — улыбаясь, проговорила Неммер. — Ты знаешь правила. К тому же через двадцать восемь суток у нас Судный день…
Этого я тоже поначалу не поняла, но потом вспомнила сказанное кудрявой богиней в том переулке Южного Корня: «У вас тридцать дней…»
И что же должно случиться, когда минует этот срок?
Неммер посерьезнела.
— Вообще-то, все куда хуже, чем тебе представляется, младшенький. Новости скоро до тебя дойдут, так что лучше я скажу прямо сейчас: еще двое наших родичей бесследно пропали.
Сумасброд вздрогнул, а за ним и я. Еще я подумала о том, что у Неммер, похоже, были отличные источники, раз уж она обо всем узнала даже прежде подручных Сумасброда — и определенно не из городских слухов.
— Кто? — горестно спросил он.
— Ина. И Оборо.
Об этом последнем я кое-что знала. Он был в некотором роде богом-воителем, сделавшим себе имя на незаконных боевых рингах города. Он нравился людям, потому что вел бои честно и даже проиграл несколько раз. Что касается Ины, то о ней я ни разу прежде не слышала.
— Они… умерли? — спросила я.
— Тел не нашли, и никто из нас не ощутил прекращения их жизней. Впрочем, мы не почувствовали и ухода Роул…
Неммер помедлила, замерев в постоянно окутывавшей ее тени, и я вдруг поняла: она в ярости. Шутливая манера вести разговор до поры до времени прятала это, но на самом деле она гневалась ничуть не меньше Сумасброда. Немудрено: это ведь ее братья и сестры пропадали неизвестно куда… а может, и умирали. Я бы на ее месте тоже сходила с ума!
И тогда до меня с запозданием дошло: какое «бы» — я и была на ее месте. Если кто-то охотится на богорожденных и убивал их, значит все боги в городе подвергаются опасности. В том числе Сумасброд. И Солнышко — если его еще следовало принимать в расчет.
Я встала на ноги и приблизились к Сумасброду. Он прекратил метаться; когда я с судорожной силой стиснула его руки, он посмотрел на меня с удивлением. Я повернулась к Неммер и сказала, тщетно пытаясь унять дрожь в голосе:
— Леди Неммер, спасибо тебе, что все это рассказала. Ты позволишь нам с Сумасбродом перекинуться словечком наедине?
Казалось, вопрос застал ее врасплох, но потом лицо озарилось волчьей улыбкой.
— А она положительно нравится мне, Сброд! Какая жалость, что она смертная… И — да, госпожа Шот, я с радостью оставлю вас двоих наедине… при условии, что ты больше не будешь называть меня «леди Неммер»! — И она затряслась в показном ужасе. — Я сразу начинаю чувствовать себя такой старой…
— Хорошо, ле… — Я вовремя прикусила язык. — Хорошо, Неммер.
Она подмигнула мне, помахала рукой Сумасброду и испарилась.
Как только она исчезла, я повернулась к нему:
— Я хочу, чтобы ты покинул Тень.
Он покачался с носков на пятки, недоуменно глядя на меня:
— Ты… что?
— Кто-то здесь убивает богорожденных. Ты будешь в безопасности только в царстве богов.
На несколько мгновений он лишился дара речи и только смотрел на меня, приоткрыв рот.
— Не знаю даже, то ли мне смеяться, то ли за порог тебя выставить, — сказал он наконец. — Вот, значит, как плохо ты обо мне думаешь! Ты в самом деле считаешь, что я предпочту пуститься в бега, вместо того чтобы найти сволочей, которые…
— Да засунь ты куда подальше свою гордость! — Я еще крепче стиснула руки, пытаясь заставить его слушать. — Я очень хорошо знаю, что ты не трус! И то, что ты хочешь найти убийцу сестры, — тоже знаю! Но если кто-то охотится на младших богов и никто из вас не знает, как остановить этого убийцу… Сброд, что плохого в том, чтобы укрыться? Помнишь, ты мне то же самое советовал из-за ордена?.. Ты целые эпохи прожил в царстве богов, а здесь — несчастные десять лет. Какое вообще тебе дело до того, что у нас происходит?
— Какое мне дело, говоришь… — Он стряхнул мои руки и сам сгреб меня за плечи, его глаза горели. — Ты что, с ума спятила? Стоишь тут и спрашиваешь, отчего я не брошу тебя на произвол судьбы, не оставлю на съедение орденским Блюстителям и одни боги знают кому еще? Если ты в самом деле так…
— Пойми, им не я нужна, им нужен ты!.. Если ты скроешься, я пойду и сдамся. Я расскажу, что ты отправился в свой мир, и пусть делают выводы. Потом…
— Потом они тебя убьют, — сказал он, и эти слова заставили меня умолкнуть. — А ты как думала, Орри? Нужно же им будет на кого-то все повесить ради восстановления всеобщего порядка? Люди горюют из-за смерти Роул — смертным не нравится думать, что их боги тоже могут погибнуть. И конечно, им хочется, чтобы ее убийца получил по заслугам. И ордену придется, скажем так, кинуть им кость. А ты останешься совсем без защиты, если я пущусь в бега.
Это была святая правда от первого до последнего слова: я нутром чувствовала, что так оно все и случится. И мне было страшно. Очень страшно. И все же…
— Если ты погибнешь, я этого не перенесу, — сказала я тихо.
Я не могла смотреть ему в глаза. По сути, я говорила то же самое, что он мне сказал несколько месяцев назад, когда решил со мной порвать; произносить это было так же больно, как и выслушивать.
— Я всяко потеряю тебя, когда умру, но это… это другое. Это естественно… правильно в некотором смысле… соответствует порядку вещей… А вот так…
Я ничего не могла поделать с собой — воображение уже нарисовало мне его тело в том переулке. Вот меркнет сине-зеленое сияние, уходит телесное тепло, а кровь марает мои пальцы… И пустота, пустота, пустота на месте знакомого силуэта…
Нет. Лучше я сама умру, но подобного не допущу.
— Что ж, — сказала я. — Значит, быть по сему. Как ни крути, а троих человек я все же убила. Ненамеренно-несчастный случай… но они все равно умерли. А ведь каждый о чем-то мечтал… семьи, опять же… Ты все знаешь о долгах, Сброд, и о том, что их следует отдавать. Разве не будет справедливо, если я поплачусь за содеянное? Лишь бы с тобой ничего не случилось…
Он произнес какое-то слово на своем языке. Оно звенело яростью, страхом и унылыми колокольчиками и ударило по глазам вспышкой холодного аквамарина, вынудив меня замолчать. Сумасброд выпустил мои плечи и отступил, и я с запозданием поняла, что в своем желании отдать за него жизнь больно ранила его. Его природу составляло долженствование, полная противоположность альтруизму.
— Ты не станешь этого делать ради меня, — проговорил он с холодной яростью, впрочем, сквозь нее я вполне расслышала напряжение и страх. — Не станешь разбрасываться своей жизнью только из-за того, что тебе не повезло и ты попала под горячую руку, когда эти олухи начали свое топорное «расследование». Или из-за этого себялюбивого мерзавца, который у тебя в доме живет… — Он сжал кулаки. — И никогда — слышишь, никогда! — не смей больше предлагать мне подобного!
Я только вздохнула. Я совсем не хотела обидеть его, но ему действительно не имело смысла торчать в царстве смертных, мирясь с принятыми здесь мелочными принципами поведения. Не имело смысла — даже ради меня. Я должна была заставить его это понять.
— Ты сам так сказал, — проговорила я. — Однажды я умру все равно, и этого никак нельзя отменить. Ну и какая разница, когда это произойдет — сейчас или лет через пятьдесят? Я…
— Разница есть, — зарычал он. — Не смей говорить мне, будто разницы нет!
В два широких шага он пересек комнату и снова сгреб меня за плечи, да так, что его видимый облик пошел рябью. На мгновение он замерцал голубым светом, потом все вернулось, только по лицу заструился пот. Его руки дрожали. Он так старался переспорить меня, что ему было по-настоящему плохо.
