Светлана Багдерина - Иван-царевич и С.Волк
Царь с царицей были на седьмом, и уже начинали перебираться на восьмое небо от счастья, что, во-первых, вернулись их кровиночки живыми-здоровыми, во-вторых, что все справились с задачей, неосмотрительно поставленной Симеоном, о чем он имел неоднократную возможность пожалеть* [*Царица Ефросинья позаботилась об этом, особенно после того, как обнаружился побег младшенького — сноска], и, в-третьих, что их старшенький, Васенька, наконец-то женится, на что бедные родители уже давно и надежду потеряли, решив, что и впрямь ни одна девушка в мире не может в его глазах сравниться с охотами, войнами да маневрами.
Одним словом, все были рады, веселы и просто счастливы, кроме…
Да-да.
Надежда Иванушки на то, что Елена Прекрасная каким-то волшебным образом передумает и предложит ему выйти за него замуж теплилась, то чахло вспыхивая, то затухая, до самой ее с Василием свадьбы.
Он делал все, чтобы она изменила свое решение.
С предлогом и без предлога попадался ей на глаза, куда бы она ни пошла и ни посмотрела — до тех пор, пока у нее не создалось впечатление, что или все жители Лукоморска похожи как две капли воды на младшего царевича, или у нее начинаются оптические галлюцинации зрения.
Во время совместных трапез он демонстративно отказывался от пищи и питья, опустив голову на сплетенные в замок руки.
Он не уступал ей дорогу в коридорах и на лестницах, а старался резво проскочить мимо, показывая всем видом, как ему радостно и весело и без нее.
Когда она попадалась ему на пути вместе с Василием, он демонстративно-увлеченно заводил разговор с ним, полностью игнорируя ее, и краем глаза наблюдал за ее реакцией.
Он втыкал за правое ухо цветок хризантемы под углом строго в пятьдесят пять градусов стебельком на север, что на языке цветов должно было означать: "Жду тебя полшестого за планетарием", закладывал за обшлаг левого рукава гладиолус, чтобы спросить: "А не прокатиться ли нам сегодня вечером на гондоле по центральному каналу", но она не понимала его.* [*То ли потому, что никогда ничего не слышала о языке цветов, то ли потому, что знала, что до ближайших гондол и каналов надо скакать три месяца, а из планетариев в Лукоморске — только трактир "Месяц без денег"… — сноска]
Придумал ли он эти методики сам, или пал жертвой какого-нибудь заморского, за золото купленного фолианта типа "1001 способ привлечь внимание девушки, если сами вы в этом отношении полный идиот", которые в подозрительно нездоровом количестве расплодились в последнее время в дворцовой библиотеке, потеснив даже "Приключения Лукоморских витязей", было неизвестно.
Но единственное, что он так и не решился сделать — просто поговорить с ней.
Не то, чтобы результат от этого изменился…
…Высидев на свадьбе, уткнувшись в руки, не больше того, что позволял минимум приличий, Иванушка, так ничего не съев и не выпив (и в этот день он не был оригинален), незаметно удалился из зала, где пир вовсю валил горой. Он даже не стал дожидаться момента, когда под всеобщее ликование все еще закутанную в плотное покрывало невесту и пьяного в лоскут жениха закроют на большущий амбарный замок в ритуальной царской опочивальне.
Традиция не показывать жениху лицо невесты до того, как они окажутся наедине, и не забыть запереть спальню снаружи (ради этого один из служек специально должен был оставаться трезвым весь праздник) родилась после нескольких скандальных прецедентов в истории лукоморской царской семьи, о которых никто не упоминал, но все знали. И однажды совет одного из царей решил, что голодная невеста и невменяемый жених — достойная альтернатива спорадическим международным конфликтам и непредсказуемым войнам, возникающим из-за того, что лицезрение суженой произошло раньше, чем нужно или на слишком вменяемую еще голову.
С тех пор под крики "Горько!" жених молодецки опрокидывал в себя чарку за чаркой, пока невеста, сложив на коленях руки, смирно сидела и ждала своего часа. Правда, в тех случаях, когда они с невестой были знакомы и до свадьбы (да, были и такие случаи авангардного мышления, хотя и редко, и родителями не поощрялись), в графине жениха была сильно разведенная колодезная вода.
Было в древнем граде Лукоморске и много еще разных прочих интересных, забавных и поучительных матримониальных традиций, но на свадьбе Елены и Василия Иван твердо поклялся, что если он что-то и узнает о них, то исключительно из книжек.
Жизнь его была закончена.
Его возлюбленная вышла замуж за другого.
Один друг оставил его.
Другого он обманул.
И хотя теперь выяснилось, что оба коня оказались фальшивыми, Иванушка страдал от этого ничуть не меньше.
Он обманул друга, и оправдания этому быть не могло.
Никто и ничто не могло вытянуть его из мрачной бездны угрюмости.
Ни балы-маскарады в Осеннем саду с катаниями на лодках и фейерверками, ни пиры во дворце и у всех бояр по очереди, со скоморохами, ряжеными и медвежьими потехами, ни охоты на волков (особенно на волков!), ни даже ходоки из той деревни, где он сразился с "деназаром" с возом подарков и угощений — уж шибко общество было благодарно Иванушке за то, что после его удара буйный и склочный старикан присмирел, как ягненок, стал соседям по хозяйству помогать и увлекся вышиванием…
И тогда в дело вступила тяжелая артиллерия — царица и любящая заботливая мать Ефросинья.
Всего парой фраз она легко вывела его из ямы депрессии только затем, чтобы ввергнуть в пропасть тихого ужаса.
Царица с самого возвращения подхватившего где-то страшную болезнь под названием "самостоятельность" сыночка сначала с растущей тревогой, а потом и просто с неприкрытой паникой наблюдала, как он изводит себя из-за невесты брата. И, наконец, в очередной раз застав несчастного младшенького на любимом подоконнике в библиотеке, с раскрытой на пустых страницах книгой на коленях, глядящего невидящим взором в какие-то нереальные дали, которые простым смертным были неподвластны (взгляд простого смертного быстро уперся бы в скучную серую стену напротив), она поняла: надо действовать.
Спустя минуту Ефросинья уже приступила к осаде измученного бессонницей, страданиями и голоданием чада со всей тщательностью, целеустремленностью и упорством раненого буйвола, валящего пальму с засевшим на ней обидчиком. Она не отступала со своими уговорами до тех пор, пока Иван не сказал "да", не очень ясно понимая, на что он вообще сейчас согласился, и только для того, чтобы матушка отвязалась и не мешала ему думать про его пропащую жизнь, презирать себя и душевно мучиться.
Но добрая матушка понимала, что ее солнышко сейчас не в себе, и вместо того, чтобы коварно воспользоваться полученным согласием, решила подступить к сыночку, когда он будет в состоянии воспринимать человеческую речь.