О'Санчес - Пенталогия «Хвак»
— Тебе княгиня Денарди давала некий порошочек?
— К… какой еще порошочек?
— Предполагаю — розоватый такой, магическую присыпочку? Каковую присыпочку-приправу очень и очень легко добавить, например, в сушеные церапки?.. Где-нибудь на птеровой охоте?
— К-какой еще охо… Ты… Вы, сударь, позволяете себе лишнее. И я не потерплю…
— Брось, Ломни, причем тут лишнее? Здесь на долгие локти вокруг ни одного чужого уха. Ты дворянин и я дворянин — мы оба знаем, что такое честь воина. Неужели ты думаешь, что я бы поднял все эти вопросы в присутствии посторонних?
Ломнери Флан, тем временем, хотя бы внешне, уже оправился от потрясения, привычная наглость и уверенность в собственных силах вернулись к нему.
— Ах, честь? Добрый честный Керси! Мало того, что человек, именующий себя дворянином, взял на себя неприглядную роль соглядатая, так он еще предлагает оболганному им человеку признаться в подлых преступлениях? Даже презренный ростовщик, в сравнении с выбранным тобою, Керси, ремеслом…
Керси кротко улыбнулся и точно выбранным жестом прервал негодование своего собеседника. И Ломнери Флан охотно послушался, ибо ему очень нужно было передохнуть, преодолеть оглушенность и растерянность, собраться с мыслями, с силами…
— Ради богов, позволь, я перебью. Во-первых: неприглядную роль сбира поручил мне прямым приказом не кто иной, как его Высочество, наследник престола принц Токугари. Причем — во имя Империи! Высшая доблесть воина — такой приказ исполнить.
— Ах, вон как? А во-вторых?
— А во-вторых… друг мой Ломни… а во-вторых… Какое подлое преступление ты имеешь в виду? Разве, упомянув порошок розового цвета, я обвинил кого-то в каких-то преступлениях? Тем более подлых?
Только что Ломнери был бледен от ярости и страха, теперь же, угодив в расставленную ловушку, он покраснел от стыда. Лоб, щеки, и даже кончик широкого мягкого носа стали пунцовыми… И все же он набрался духу и попытался парировать нанесенный удар.
— Мой дорогой! Во имя Империи — приказы так запросто не отдаются! Да еще тайные, да еще с самого верха. Любой, кто поумнее нафа или горуля, догадается, что речь идет о страшном преступлении.
— Бесспорно. Да только о приказе «во имя Империи» ты узнал от меня чуть позже, чем я от тебя о «подлом преступлении».
Ломнери Флан окончательно взял себя в руки. Все-таки, он, Керси, правильно его оценил: истинный воин. Может, чуть простодушнее, чем следовало бы…
— Хорошо, друг мой Керси. Не скажу, что ты меня убедил, но я понял ход твоих рассуждений. Что дальше-то?
— Дальше? Дальше я бы хотел узнать: ты ли добавлял масло семян ясеня в вино, или это делал кто-то другой?
Ломнери задумался, и эта его задержка с ответом как нельзя более четко подсказала Керси правду.
— Ясно. Не ты, а та, которая подбила тебя на сообщничество. Пресветлая княгиня Денарди.
— Ложь.
— Это как ты себе хочешь думай и говори, Ломни. У тебя свои взгляды на жизнь, у меня свои. Хочешь рыцарское предложение?
— Слушаю.
— Ты насмея… Гм… Нет, я насмеялся над тобою за промахи в стрельбе — и ты вызвал меня на дуэль.
— Дуэль?
— Именно. Победитель огребет полною мерой затрещин от его светлости, но, скорее всего, останется жив… еще некоторое время.
— Любопытно.
— Взамен, победитель обязуется сохранить тайну в прежних ее пределах. То есть, либо вы с княгинею, либо мы с принцем. Идет?
Лицо Ломнери утратило красноту, как до этого бледность, и он ухмыльнулся совершенно по-прежнему:
— А как же твой приказ, данный тебе лично его Высочеством? Если ты его не выполнишь? Который «Во имя Империи?»
— Да так. Во-первых, честь хотя бы сохраню, а во-вторых — моя душа, там, в объятиях богов, будет надеяться на твою честь, ибо судьба империи, трона — важнее в сто тысяч раз, нежели все наши обиды и спеси вместе взятые. Понял, да? Останешься жив — не повторяй впредь подобного — и моя душа и ты будем квиты. Если же я останусь в живых — я обрету правоту своей чести и позабочусь о чести некоей сударыни, имя которой я готов забыть сразу же, как только все разрешится.
— Подходит. Начнем? — Ломнери Флан отбросил в сторону лук, совершенно не заботясь о чистоте и сохранности дорогого фамильного оружия. Меч из-за его спины словно сам собою подпрыгнул, высвобождаясь из ступенчатых ножен, длинная рукоять его мягко легла в ладони, гардою поближе к правой, навершием к левой.
— Да, Ломни, ты опять прав, пора начинать. Но… сугубо для справедливости единой… Клянусь — это мне только для отчета… Княгиня — масло, ты — порошочек, а третий слой — кто бормотнул? Из фрейлин Её Величества?
— Нет. Тоже я. Когда из погребов несли вино, я как раз дежурил и, под видом догляда… заклинание-то простенькое, безвредное, почти ничем не отличается от охранного против древоточцев… Не в тот раз, так в другой получилось бы — его Высочество пьет разборчиво, почти всегда один и тот же винный перечень.
Вот теперь все стало на свои места! У Керси словно пелена с глаз упала! И сразу же сложнейший внутридворцовый заговор, с целью свержения существующей династии в пользу одной из боковых ее ветвей, ужался до смешного, превратившись в месть униженной любовницы, этой вздорной и взбалмошной дурехи Денарди, помешанной на собственной неотразимости. Кара виновным та же — усекновение головы, однако уровень злоумысла несопоставим…
— И зачем тебе это понадобилось, Ломни? Клянусь, я никому, кроме его Высочества не скажу?
— Надеюсь, что и ему не скажешь. В любом случае: не получилось — и ладно, проживет она и без приворотной любви, не буду ей больше помогать… А попади все на место — кто потом спросит, почему у его Высочества вновь любовные предпочтения поменялись? Обычное дело для мужчины.
Ломнери Флан вытянул далеко вперед свой двуручный меч с приподнятым острием, выставил вперед правую ногу, как бы показывая, что ожидает атаки справа и не удержался, щегольнул: сверкающая сталь ужалила пространство — и на землю бесшумно упала перерубленная пополам стрекоза.
— Неплохо, Ломни. Стрекозка, небось, проснуться не успела. Уверен, ты бы и по летней не промазал!
— Чихать мне на твои насмешки, доставай клинок! А то не посмотрю, что товарищ — и раскрою на шесть кусков. Давай, Керси!
— Ты бы рукава сперва подтянул, не то рукоять запутается. — Керси мешкал, пытаясь ворчанием и подколами выиграть время. Последние слова Ломнери Флана ошеломили его не менее предыдущих: оказывается, в довершение ко всем глупостям и несообразностям, этот влюбленный болван участвовал в маленьком заговоре вслепую, злоумышляя не на жизнь престолонаследника, а на рассудок его, он думал, что подбавляет не яд, а приворотное зелье!.. Боевой пыл немедленно угас; о, если бы удалось убедить его Высочество в этой вновь открывшейся истине! Тогда Ломнери вполне даже может избежать одновременно и смерти, и бесчестья… Как тут быть… скорее думай…
