Джордж Мартин - Пир стервятников
— Да.
— Эйемон Таргариен?
— Таргариеном он был в прежней жизни. Он умер в море, на пути к Староместу. Откуда ты о нем знаешь?
— Как не знать. Он был не просто старейшим из всех мейстеров, а самым старым жителем Вестероса и видел на своем веку больше, чем архимейстер Перестин впихнул в свои исторические труды. Он мог бы немало порассказать о царствовании своего отца и дяди. Сколько ему, собственно, было лет?
— Сто два года.
— Зачем же он вышел в море в его-то возрасте?
Сэм пораздумал, прикидывая, что можно рассказать, а что нет. Сфинкс не загадывает загадки, он сам загадка. Быть может, мейстер Эйемон имел в виду этого сфинкса? Нет, вряд ли.
— Лорд-командующий Сноу отослал его прочь, чтобы спасти ему жизнь, — нерешительно начал Сэм. Он кое-как рассказал о короле Станнисе и Мелисандре из Асшая, намереваясь на них и остановиться, но потом, к слову, поведал о Мансе-Разбойнике, о его одичалых, о королевской крови и драконах. А там уж его будто прорвало, и он выложил все. Упыри на Кулаке Первых Людей, Иной верхом на мертвом коне, убийство Старого Медведя в Замке Крастера, их с Лилли бегство, Белое Древо, Малыш Паул, Холодные Руки и вороны, избрание Джона лордом-командующим, «Черный дрозд», Дареон, Браавос, драконы, которых Ксондо видел в Кварте, «Пряный ветер» и все, что шептал мейстер Эйемон перед смертью. Сэм утаил лишь то, о чем поклялся молчать: историю Брана Старка и подмену младенцев, совершенную Джоном Сноу. — Дейенерис — наша единственная надежда, — заключил он. — Эйемон сказал, что Цитадель должна немедля послать к ней мейстера, чтобы вернуть ее домой в Вестерос. Немедля, пока еще есть время.
Аллерас слушал его внимательно. Порой он хлопал глазами, но ни разу не засмеялся и ни разу не перебил Сэма. Затем тронул его за плечо своей тонкой смуглой рукой и сказал:
— Побереги свой грош, Сэм. Теобальд и половине этого не поверит, но есть другие, которые могут поверить. Хочешь пойти со мной?
— Куда?
— К одному архимейстеру.
Ты должен сказать им, Сэм, говорил мейстер Эйемон. Расскажи обо всем архимейстерам.
— Ладно. — К сенешалю можно прийти и завтра, держа медяк в кулаке. — Далеко это?
— Недалеко, на Вороньем острове.
Лодка им не понадобилась: остров с берегом связывал деревянный подъемный мост.
— Воронятник — самое старое строение в Цитадели, — сообщил Аллерас Сэму на пути через медленно текущую Медовичку. — Говорят, в Век Героев здесь была твердыня предводителя пиратов — он грабил корабли, идущие вниз по реке.
Стены маленькой крепости поросли мхом и плющом, наверху вместо лучников расхаживали вороны. Мост на памяти ныне живущих не поднимался ни разу.
Весь двор форта занимало вековое чардрево. Лик на его стволе зарос тем же пурпурным мхом, что свисал с бледных ветвей. Половина из них засохла, но на других еще шуршали красные листья — именно их облюбовали для себя вороны. Их на дереве было полным-полно, еще больше птиц выглядывало из высоких окон вокруг двора. На земле густо лежал их помет. Пока Сэм с Аллерасом шли через двор, один взлетел, а другие принялись переговариваться.
— Архимейстер Валгрейв живет в западной башне, под белой вышкой, — сказал Аллерас. — Белые и черные вороны враждуют, как дорнийцы с марочниками, поэтому их держат отдельно.
— Но поймет ли архимейстер Валгрейв то, что я буду рассказывать? — усомнился Сэм. — Ты сказал, он стал слаб умом.
— У него бывают хорошие дни и плохие, но мы идем не к нему. — Аллерас открыл дверь в северную башню и стал подниматься, Сэм — за ним. Наверху бормотали и сердито вскрикивали разбуженные ими птицы. У верхней двери — дубовой, окованной железом — сидел юноша в возрасте Сэма. Правым глазом он смотрел на пламя свечи, левый скрывала завеса пепельно-белокурых волос. — Что ты там высматриваешь? — спросил его Аллерас. — Судьбу или смерть?
Белокурый юноша, моргая, отвел взгляд от свечи.
— Голых женщин. А это кто с тобой?
— Сэмвел, новый школяр. Пришел повидать Мага.
— Не та нынче стала Цитадель, — пожаловался белокурый. — Принимают кого попало. Черномазых, дорнийцев, свинопасов, калек, полоумных, а теперь вот еще черный кит. Я-то думал, левиафаны все серые. — На одном плече юноша носил короткий плащ в золотые и зеленые полосы. Он был бы очень хорош собой, если б не хитрые глаза и жестокий рот.
Сэм узнал его.
— Лео Тирелл. — Назвав это имя, он вновь почувствовал себя семилетним мальчишкой, который вот-вот намочит штаны. — Я Сэм из Рогова Холма, сын лорда Рендилла Тарли.
— В самом деле? — Лео посмотрел на него еще раз. — Да, пожалуй. Твой отец всем говорил, что ты умер. Выходит, он выдавал желаемое за действительное? — Лео ухмыльнулся. — Ты по-прежнему такой трус?
— Нет, — солгал Сэм. Так наказывал ему Джон. — Я был за Стеной и сражался. Теперь меня называют Сэм Смертоносный. — Это у него вырвалось как-то помимо воли.
Лео засмеялся, но тут дверь отворилась, и чей-то бас прогремел с порога:
— Заходи, Смертоносный. И ты тоже, Сфинкс. Быстро.
— Это архимейстер Марвин, Сэм, — сказал Аллерас.
Если бы не цепь на бычьей шее, Сэм принял бы этого человека за портового грузчика. Голова слишком велика для туловища и сильно выдается вперед вместе с массивной челюстью — того и гляди кинется и голову тебе оторвет. Мейстер мал ростом, но широк в груди и плечах. Из-под кожаного колета, который он носит вместо мантии, торчит пивное брюшко. В ушах и в носу растут колючие белые волосы. Лоб нависает над глазами, нос не однажды был сломан, зубы покраснели от кислолиста, а таких здоровенных ручищ Сэм не видел ни у кого.
Пока он медлил, одна из этих ручищ сгребла его и втащила в дверь. Сэм увидел большую круглую комнату. Всюду книги и пергаменты — и на столах, и на полу, до пояса вышиной. На стенах поблекшие гобелены. Над огнем в очаге висит медный котелок, и то, что в нем варится, явно уже подгорает. Кроме огня, комнату освещает только высокая черная свеча, стоящая посередине.
Свет, идущий от нее, резал глаза, и было в ней что-то странное. Пламя не поколебалось, даже когда Марвин захлопнул дверь и со стола слетели листы. С красками этот свет тоже творил чудеса. Белое светилось, как свежевыпавший снег, желтое сверкало как золото, красное полыхало огнем, тени же чернели, словно врата в иной мир. Сэм уставился на свечу как завороженный. В три фута длиной, стройная как меч, витая, ребристая, она излучала и свет, и мрак.
— Так ведь это…
— …обсидиан, — договорил еще один человек, бывший в комнате, — молодой, бледный, рыхловатый, в засаленной мантии.
