Павел Блинников - Шесть Царств
И он вместе с Пашкой пошел к статуе его отца. Следом шли лишь два зеленых человека — остальные бросились исполнять приказ повелителя Цветных Стран. Когда они пришли, Пашка еще раз поразился, с каким мастерством выполнена статуя, и насколько суров лик отца.
— Это Никодим. — сказал Император. — Шериф Ахры.
— Кто?
— Шериф столицы Дневного Царства. Когда он победил Хранителей Четырех Башен, и закончил Тысячелетнюю Войну его памятники поставили во всех столицах всех Царств.
— А что это за хранители?
— Главные колдуны Шайтана.
— А кто такой Шайтан?
— Царь Огненного Царства и всех джиннов.
— А где сейчас Никодим.
— Я не знаю мальчик. Я вообще не много знаю о той войне. Мои страны не участвовали в ней. Тебе надо пойти в Дневное Царство, и там тебе все лучше объяснят.
Император повернулся и пошел к площади. Мальчик стоял и смотрел на своего отца. Шериф Ахры. Это звучало так волшебно. Значит, его отец настоящий герой. Не простой военный, а герой. Он еще долго стоял, но наконец, его оторвал от созерцания шум толпы людей. Он отвернулся и пошел к площади.
А там происходила настоящая суета сует. Тысячи людей сновали туда-сюда с ведрами, тачками, носилками и прочей тарой. И в каждой сиял красный песок. На часах стоял зеленый мужчина и наполнял их. Они то и дело вспыхивали, а песок, лежавший на дне, горел еще ярче. Часы медленно наполнялись, и тут на плечо мальчика легла рука. Он повернулся и увидел Шелкового Человека. Только теперь он был не в черной шелковой пижаме, а в ярко красной.
— А ты молодец Карл. Ты ведь, по-моему, выбрал это имя?
— Да.
— Хорошо. Не называй настоящего никому. А теперь смотри.
Последнее ведро переместилось в часы. Сейчас они сияли подобно солнцу на закате. Вовсе не на рассвете, а на закате. Яркое сияние согревало площадь, и когда мужчина с ведром спустился, чтобы полюбоваться на часы, по ним пробежала трещина. Все ахнули, и часы со звоном разлетелись на тысячи маленьких осколков. Песок высыпался из них, но теперь он больше не был песком. Подобно чернилам он растекся по площади, и засияла уже она. Пашка смотрел себе под ноги. Круглые камни мостовой горели красным, а рядом стояли босые ступни Шелкового Человека.
— А почему они не разбили часы раньше? — спросил Пашка. — Ведь нет часов, нет и красного для взрослых.
— Ну для начала взрослые не хотели их разбивать. Ведь только сквозь их стекло, они могли увидеть тоже, что и дети. А потом это ведь не простые часы. Их построили джинны, и разбить их нельзя. Это их проклятье жителям Цветных стран, но теперь оно разрушено, и все могут любоваться красным на этой площади.
— И взрослые тоже?
— Да. Это не просто красный песок, он смешан с расплавленным стеклом часов. И теперь каждый сможет это видеть.
— И что теперь будет с жителями Цветных стран.
— Перемены. Что перемены это точно. Дети вернутся в Розовую страну, и женщин не будет разносить от невыраженной любви. Теперь женщины выплеснут ее на детей. Мужчины зеленой страны, наверное, будут много времени проводить на этой площади. Может даже сделают сюда платный вход, или что-нибудь вроде этого. Возможность видеть красное каждый день, наполнит их сердца алчностью или умиротворением. И лишь желтые люди вряд ли изменятся. Они слишком любят рыбачить и им, по сути, плевать на красную площадь. Но новым детям теперь не придется становиться определенного цвета, по крайней мере, они будут делать это позже. Хотя все может окончиться и плохо. Но в данном случае любые перемены к лучшему. Это Царство станет определенно не таким скучным…
Шелковый Человек задумчиво смотрел вдаль, а Пашка переваривал информацию. Но для мальчика главным оставалось не это.
— А вы знаете, кто такой Никодим? — спросил он.
— Конечно знаю. Но такая информация стоит гораздо дороже, чем плата за проделанную тобой работу. Возможно в другой раз…
И он опять исчез. И сразу следом за ним все поплыло перед Пашкой. Последнее что он видел — это Эйты. Девочка удивленно смотрела на свою руку, совершенно обычного цвета.
Пашка проснулся. Он открыл глаза и увидел странное незнакомое помещение. Но потом понял, что комната как раз знакома ему очень хорошо, просто до сих пор он не смотрел на нее с такого угла. Он повернул голову и увидел отца. Пашка лежал в его больничной палате. Его тоже подсоединили к капельницам, и аппарат пикал, отмеряя стук двух сердец. Дверь открылась и в палату вошла тетя Клава и Маринка. У обоих заплаканные лица, но в один миг они осветились такой радостью, что казалось, в комнате стало светлее.
— Павлик! — воскликнула тетя Клава.
Сестра ничего ни сказала, а только бросилась к нему и обняла. В следующую секунду объятья удвоили — тетя Клава присоединилась.
— Больно. — сказал Пашка сквозь смех.
— Господи, я думала что и тебя потеряла. — прошептала сестра. По ее щекам текли теплые слезы и падали на мальчика.
— Марин, ну не плач. Все нормально.
— Да какой нормально. — сказала сестра, но не разъединила руки, продолжая давить объятьем. — Ты три дня провалялся в комме, точно так же как и отец.
— Что ты делал в мастерских? — спросила тетя Клава, но Пашка не слышал.
В голове мальчика выстроилась картина. Страшная картина. Три дня. Он спал три дня! И он находился в такой же комме, что и отец. Но в действительности на него надели ошейник джиннов. И он понял, что случилось с отцом. Николай в Мире, или Никодим в Алям-аль-Метале застрял во сне. Быть может, на нем надет точно такой же ошейник. Значит его отец не больной, а пленник. Но кого? И Пашка поклялся. Поклялся, что выяснит и спасет отца. Спасет шерифа Ахры.
Весна подходила к концу. Пашка сидел на подоконнике и смотрел на бухту, где стояли два гордых авианосца. Маринки куда-то ушла, и это необычно. За последний месяц мальчик находился под полным контролем сестры, и она проводила с ним много времени. Его неделю донимали врачи, и прописали строжайший контроль за здоровьем — боялись рецидива болезни. И тетя Клава и Маринка, несмотря на заверение Пашки следили, чтобы с ним ничего не случилось. Поначалу сестра даже провожала его в школу. Но все приходит в норму, и сегодня она сказал, что переночует у подруги. Правда она уже пять раз звонила и проверяла, что с ним все в порядке.
А сам Пашка провел этот месяц в размышлениях и ожидании. О том чтобы еще раз попробовать уснуть в одном из намеченных на карте мест, не могло идти и речи. Для этого надо иметь свободу передвижений, а пока над ним нависли две сиделки, это невозможно. Но вот первый хороший признак. Если все пойдет хорошо, летом можно попробовать посмотреть, что там с цифрой два. Для этого надо как-то проникнуть в школу и уснуть там, но он сделает это. Он еще не знал, как, но сделает.
