Людмила Ардова - Путь интриг
Когда о нашем появлении доложили, и мы вошли в зал, принц прямиком направился к брату. Если бы не мое смущение, я бы смог наблюдать любопытную сцену свидания двух родственников.
Любезные улыбки, похлопывание королем по плечу принца, довольно безобидные братские шуточки-все тепло и мирно.
Позже мне удалось разглядеть, что принц порой откровенно кривляется, а король бывает таким несносно едким, и, отворачиваясь оба облегченно вздыхают — спокойная гладь озера, под которой плавают хищные рыбы.
— Я вижу вместе с вами, брат, нового человека.
Принц представил меня королю наилучшим образом.
— Кэлл Орджанг, протеже герцога Сенбакидо, преданнейший слуга герцогов Брэд. Достойный молодой человек.
Трудно сказать, была ли подобная рекомендация наилучшей для Тамелия — у меня это вызвало большие сомнения.
Прищуренные, немного водянистые и чуть навыкате глаза короля бегло скользнули по моему лицу. Наигранное безразличие.
Пухлая белая рука очень странным образом выделяется из черного бархата костюма — король порой одевался очень аскетично и сдержанно, словно отражая свое настроение.
Другая рука утопала в собачьей шерсти — одного из любимых псов породы гончих.
— Я удивляюсь, дорогой брат, когда вы находите время, чтобы посвящать его своей многочисленной свите — скоро вы превзойдете мой королевский двор по числу достойных молодых людей, а это негоже.
(На слове: 'достойных' — он сделал ударение).
Он, как будто по-братски, пенял принцу, и лишь немногие, хорошо знавшие короля, могли усмотреть в том скрытый смысл.
— Я всегда рад поделиться этими молодыми людьми к пользе вашего величества, мой таннах.
Нет сомнений, что они сами будут исполнить любую вашу волю в ущерб своему положению при моем дворе.
— Слова, слова, брат, слова. Людям свойственно заблуждаться, ибо ваш идеализм не более, чем заблуждение. Я надеюсь.
На словах: 'я надеюсь' он опять сделал ударение — вообще король мог произнести любую фразу так, что даже самая обычная из них принимала совсем иной смысл.
На меня более не обращали царственного внимания. Я ретировался, затерявшись в толпе придворных, и начал разглядывать королевский двор: это было любопытное зрелище.
Звучало легкое пошептывание, переходящее порой в тихое жужжание, треньканье арфы и звон монет — королева любила азартнее игры. И не любила когда ей подыгрывали — откровенно злилась, (азарта никого! — фыркала она) и очень часто проигрывала и залезала в долги. Тогда король с удрученной миной настойчиво требовал, чтобы игра шла на обязательства.
Королева так увлекалась, что порой не могла справиться с последствиями своей игры. Так, например, графу Нев-Начимо она пообещала, что выпросит для него некие регалии, дающие очень высокий статус при дворе.
Король и это подверг осуждению, и тогда стали играть на разные милые шалости, время от времени королева срывалась, и все начиналось сначала.
Сейчас играли в броски — ее величество со своим партнером, бароном Фаркето Клавием, кидали кубик и переставляли фигуры по огромному полю в виде дорог — очень искусно сделанный ландшафт — с домами крепостями и т. п., с определенной системой штрафов и бонусов.
Это была простая, детская игра, но королева ее очень любила — (когда мозгам надо дать отдых, — говорила она).
Принц подошел ко мне и представил двум фрейлинам. Одну из них звали Хлоя Бессерди (это имя я вспомнил — так звали сестру, убитой в замке Брэд, Эвесты Тельбусо), другой была хэльяна Фелиса. И кстати, эта хрупкая рыжеватая Хлоя, со светлокарими глазами, женщина вовсе невыдающейся красоты, была фавориткой, любимой наперсницей короля, то есть очень важной фигурой, которая требовала к себе внимания, не меньше, чем королева. Интересно, как они ладили — эти две женщины, — подумал я. Хэльяна Фелиса была девушкой с чувственными формами и довольно соблазнительной.
Не успели мы перекинуться и парой фраз, как к нам подошла еще одна придворная дама — холодный взгляд и надменное лицо с прищуренными глазами — я узнал и ее: баронесса Инобия Декоприкс — она даже не поздоровалась с принцем в нарушение всякого этикета — зато обратилась ко мне
— Не вы ли, кэлл Орджанг, тот убийца, который самым хладнокровным и чудовищным образом лишил нас счастья увидеть когда-либо чудесного молодого человека, кэлла Дагерана, любимца короля.
Повисла чудовищная пауза.
Взгляд Хлои Бессерди из обыкновенного и ничего незначащего стал принимать осуждающий характер.
— Это действительно так, кэлл Орджанг? — сухо произнесла она.
— Мне нечего возразить на обвинения очаровательной баронессы, ибо это — правда, но с небольшим уточнением: я никогда не был убийцей, а против честного поединка трудно что-либо возразить, и смею заметить, что замечательнейший, благороднейший кэлл Дагеран (я поклонился баронессе) сам мечтал убить очень многих достойных людей, а одного милого доброго человека, и тому есть бесспорные доказательства, убил самым жестоким, самым чудовищным и хладнокровным образом. И этого человека хорошо знали вы, кэлла Бессерди.
Но она уже не слышала меня. Она приняла решение, едва услышала фразу: 'королевского любимца'. Этого ей было достаточно, чтобы определиться в каком лагере следует числить меня — в лагере врагов короля, а стало быть, своих.
Хлоя Бессерди не колебалась ни минуты, поэтому наш разговор стал принимать очень неприятный для меня оборот.
— Что бы там ни было, кэлл Орджанг, мы очень скорбим по кэллу Дагерану. Вам следует быть куда разборчивее при выборе друзей и врагов, — назидательным тоном сказала она и, отвернувшись, дала понять, что беседа закончена.
Я был растерян.
Наверное, эту растерянность на моем лице прочитала Декоприкс, ибо она торжествовала — ей удалось сделать принцу хоть маленькую, но гадость: она сыграла на чувствах королевской фаворитки. И угрожающе махнув мне веером, удалилась. На принца она даже не посмотрела. Я думаю, что ему еще меньше хотелось разговаривать с ней.
— Вот видите, на что способны эти женщины! — тихо прошептал он и тяжелым взглядом проводил свою бывшую пассию.
Я боялся, что не встречу ни одного знакомого лица. Напрасно — мир тесен! Маркиз Гиводелло — я уже имел сомнительное удовольствие видеть его в доме герцогини Брэд.
Он тогда был так увлечен общением с покойным эрц-герцогом Шпаором, что даже не обращал внимания на свою супругу, перезрелую красотку — жгучую брюнетку с пышными формами.
Мимо меня прошелестели модными юбками две дамы, гордо вскинув головки: графиня Пражана Линд и маркиза Шалоэр. Они сделали круг по залу и остановились возле одной колонны, опершись на нее гибкими спинами. Маркиза была женщиной сногсшибательной внешности. И, кажется, это давало ей повод думать, что весь мир у ее ног — и там и должен находиться. Я подошел к скучающей маркизе и поднял упавший к ее ногам веер.
