Дуглас Брайан - Забытые богини
Кода поднялся на цыпочки и прошептал ему на ухо:
– Конан, на пару слов…
Конан оглянулся на Дин и пожал плечами. Когда они отошли в сторону, Кода посмотрел ему в глаза и строго произнес:
– Отдай госпоже Зират ее камень. Конан постучал его пальцем по лбу.
– О чем ты?
– Не ври мне, Конан, иначе я в тебе разочаруюсь. – Розовые уши Коды слегка покраснели. – Ты же сам спрятал его в нижней штольне, после того, как убил главаря шайки бандитов и сбежал от них под прикрытием темноты…
– Тише. Она услышит.
Конан покосился в сторону Дин.
– Я разочаруюсь в тебе, – повторно пригрозил Кода.
– Этот камень – целое достояние, – шепнул Конан. – Подумай, Кода. Мы сможем купить корабль. Нанять верблюдов. Добраться до любой страны. Хочешь, отправимся в Кхитай? Будешь изучать философию, есть розовые яблочки и гулять в саду по шелковым покрывалам. Тебя ждет большой успех – в Кхитае все небольшого роста и к тому же ценят эксцентричную внешность. Поверь мне – своему другу.
– Отдай ей камень, – проскрежетал Кода. – Опасно. Держать такую вещь при себе опасно.
Конан повернулся к Зират. Ничего от богини не было в ней сейчас. Она пришла одна, растеряв по дороге все свое могущество. Здесь, на земле своих врагов, она ничего не может с ним сделать.
Конан опустил голову. Он не понимал, каким образом Кода проведал о том, что камень – у него. Действительно, оставшись в одиночестве возле своего тайника, варвар извлек оттуда кристалл и припрятал его под одеждой. Он не собирался делиться секретом ни с кем – и меньше всего с Пустынным Кодой, чей характер отличался непредсказуемостью, а нрав оставлял желать лучшего.
Однако какая-то сила заставила Конана подчиниться. Он осторожно вытащил из-за пазухи небольшой сверток. Один за другим откинул четыре угла грязного платка, и тихим, глубоким светом засветился в его руках прозрачный лимонно-желтый кристалл, похожий по форме на обелиск.
Зират потянулась к сокровищу. На ее лице, обычно непроницаемом, была написана откровенная жадность, глаза разгорелись. В нетерпении она переминалась с ноги на ногу. Наконец взмолилась:
– Дай!
Но Конан все не мог расстаться со своим сокровищем.
– А что я получу взамен? – спросил он.
– Ты свободен, – сказала Зират. – Свободен от меня.
– Что ты имеешь в виду?
– Я не в силах избавить тебя от неизбежности смерти – смерть непременно настигнет тебя рано или поздно; но она никогда не будет окончательной. Ты избегнешь забвения, Конан Киммериец. Моя сестра позаботится об этом. Я не в силах лишить тебя неприятностей, которые подстерегают человека за каждым поворотом дороги, – но знай: большая часть неожиданностей будут в твоей жизни благими, и об этом также позаботится моя сестра. Я же сделаю так, что время твоей жизни, пусть даже она и окажется недолгой по обычным человеческим меркам, растянется до бесконечности. Ты больше не подвластен краткосрочности мгновений. Всякий миг, прожитый тобою, задержится в вечности. Большего я дать тебе не смогу.
Конан опустил руку, и Зират бережно взяла с его ладони свой камень. Казалось, свет кристалла проникает между ее пальцев и окрашивает их в смуглый золотистый цвет. Она выпустила из рук киммерийский меч, и клинок вонзился в дерн. Зират медленно пошла прочь, к перевалу.
Конан растерянно смотрел ей вслед. Ни человека, ни Пустынного Коды больше не существовало для Зират.
Она шла, легко ступая по траве, не останавливаясь и не оглядываясь, пока не исчезла, наконец, за поворотом.
– Сразу видно – великая богиня, – значительно прошептал Кода.
Конан поднял меч, который оставила ему Зират.
– Выгодный обмен, ничего не скажешь.
– Думаешь, то, что она говорила о времени, о вечности, о судьбе – пустой звук? – возмущенно осведомился Кода.
Варвар повернулся к нему.
– Понятия не имею, – искренне ответил он. – Я не разбираюсь в подобных вещах. Как справедливо заметила Дин, я не жрец и никогда не смогу стать им.
– Возможно, в этом заключается твоя ошибка, – сказал Кода,
Конан показал ему кулак.
– Лучше измени тон. Ты говоришь с будущим властелином времени.
Кода безнадежно вздохнул.
– Правду говорят среди гномов – человека не переделаешь.
– А нужно? – прищурился Конан. Кода махнул лапкой.
– Не знаю. Люди бывают удивительно просты. Ты – прост?
– Только с виду.
– Я так и думал, – заявил Кода. – Как ты назовешь свой меч?
– Откуда тебе известен обычай давать имена мечам?
– Возможно, некогда племена пустынных гномов отличались воинственностью, – многозначительно молвил Кода. – Возможно, когда-то мы выходили на поединки друг с другом и даже оспаривали у людей их земли.
– В таком случае, тебе многое должно быть известно об оружии, – заметил Конан, но таким насмешливым тоном, что Кода счел за лучшее отвернуться и замолчать.
Конан с нежностью провел ладонью по клинку.
– Я назову тебя Атвейг, – сказал он, обращаясь к оружию.
Конан перевернул клинок другой стороной и побледнел. Кода впервые видел его таким и, еще не зная, в чем дело, сам не на шутку перетрусил.
– Что там?
Конан прикрыл глаза, чтобы успокоиться.
– Ничего особенного, – нехотя сказал он. – Смотри сам.
Кода с опаской заглянул, вытягивая шею.
– Ну, это киммерийский меч, – сказал он, недоумевая.
Конан провел пальцем по надписи, сделанной ка клинке четкими ломаными буквами. – «Я Атвейг, – прочел он. – Подруга Конана». Эта надпись появилась здесь только что – могу поклясться, что прежде ее не было.
– А что ты хотел? – возмутился Кода. – Оружие подарила тебе богиня. Не понимаю, что тебя удивляет, Конан. Все происходящее – в порядке вещей.
* * *
В белый городок они вошли за несколько часов до заката. Кода плотно завернулся в свой рваный плащ и низко опустил капюшон, скрывая уши.
Он был похож теперь на ребенка лет десяти, который цепляется за руку старшего друга и, пыхтя от усердия, семенит рядом.
Над главными воротами города, сложенными из обожженных кирпичей, лениво шевелился пыльный флаг с изображением крылатого змея на зеленой ткани. Против флага стояла статуя богини с чудовищными бедрами. Статуя была покрыта серебряной краской, которая изрядно облупилась. Теперь статуя имела жалкий вид, словно владычица Хаддаха подцепила какую-то скверную болезнь.
По случаю праздника у ног статуи лежал венок из бумажных цветов, который возлагался ежегодно местными почитателями культа. По обе стороны статуи неподвижно стояли две толстенькие девочки, одетые в одинаковые черные платья, – храмовые ученицы. За ними лениво наблюдал жирный жрец, совершенно лысый. Он сидел на вросшей в землю лавочке и подремывал, истекая потом.
