Владимир Аренев - Под небом голубым
«/С чего ты решил, что вообще будут новые Обитатели? кем или чем теперь город заселит себя?/ А я не решил. Я не знаю. Я и в прошлый раз не знал. Догадывался? Наверное, догадывался. С чего я вообще взял, что Обитатели теперь будут меняться, словно дни недели? Не понять. Даже не вспомнить той минуты, когда впервые подобная мысль пришла в голову. Нет, сейчас не вспомнить. Да и какая, в сущности, разница? Не до того мне — жрать охота!» Он вздохнул и огляделся по сторонам.
Город снова изменился. Дома стали ниже, стекла на окнах утратили прозрачность и блеск и теперь походили скорее на куски фанеры; везде властвовал один и тот же цвет — серый. Где-то вдалеке, между зданиями, бродили размытые силуэты.
И хотя сейчас все было по-другому, совсем не так, как вчера, — человеку показалось, что и в этом городе он уже когда-то был. Не наяву, разумеется,
— в снах. Но — был.
Он поежился, сунул руки в карманы, и насвистывая старенький мотивчик, отправился на поиски сада.
ЧЕЛОВЕК. СЕЙЧАС.
18. Коридоры закончились, оборвались и воспоминания.
Он стоял в мертвом бассейне фонтана-мумии, и меч на поясе свежо поблескивал рукоятью в лунном сиянии, предвкушая. Времени Врат осталось ждать недолго, и человек должны был поторопиться.
Улицы уже вернулись на площадь — выбирай любую, какая нравится. Он шагнул наугад, догадываясь, что отыщет цель только если город не будет против. А город в последние дни совсем на себя не похож.
«/Ха-ха, все шутишь, Строитель!/» Он — подумать только! — презрительно промолчал в ответ.
19. Отбившуюся от своих сородичей кучку-многоглазку человек увидел сразу. Она пульсировала и звучала так, словно хотела привлечь к себе его внимание; сидела на лопасти пропеллера, пульсировала и звучала.
«Ну что же, красавица, тебе не повезло. Или повезло — это еще как посмотреть».
Он потянулся за мечом. Кучка кокетливо взмахнула своими многочисленными короткими ресницами и переместилась в следующий дом. Человек отправился вдогонку: сначала шел, но по мере того, как Обитательница ускоряла свое передвижение, он тоже делал это, — и скоро уже бежал, перепрыгивая через искореженные куски пропеллеров, неизвестно как и откуда оказавшиеся здесь, на мостовой; бежал, втискиваясь в узкие щели между прозрачными домами, бежал за ней, и меч хищно покачивался, ударяясь в бедро.
Даже непонятно, почему человек вдруг так увлекся погоней. Никогда раньше то, что он делал, — то, что по собственному желанию, но без радости взялся выполнять, — никогда раньше это не вызывало в нем такого бешеного азарта. Но человек не стал разбираться в собственных чувствах — некогда. Он мчался сломя голову, и неудивительно, что несколько раз падал, раздирая в кровь колени и подушечки пальцев; но неизменно поднимался и продолжал преследование. Кучка, казалось, специально откладывала на некоторое время свое очередное перемещение и ждала, пока он встанет с мостовой.
Так они забавлялись довольно долго.
Потом город закончился — взметнулись к небесам исполинским шоколадом ночные стены. Обитатель оказался в крайнем угловом здании и, похоже, растерялся. Беглец замешкался на несколько минут — человеку хватило этой заминки, чтобы выдернуть из ножен меч и ударить по пленкоподобной стене с небольшими кружочками. Стена треснула, словно перезрелый арбуз.
«Ну вот и вс„».
Почему-то (он сам не знал, почему) человек считал, что внутри в домах воздух — или по составу, или по давлению — отличается от городского. И разрубленная стена окажется для Обитателя не менее губительной, нежели просто удар мечом по телу. Похоже, так оно и было.
Кучка-многоглазка перестала расцвечиваться, вскрикнула и выпустила из тела в воздух дымное облачко. Облачко мгновенно окутало Обитателя и стало рости, рости, рости до тех пор, пока не превратилось в колеблющуюся нелепую фигуру — копию человека. Контуры этого дымного манекена дрожали, словно рука умирающего старика-инвалида, они расплывались и создавали только самое общее впечатление о форме существа.
Но вот фигура уплотнилась, обрела устойчивые очертания и…
— Надеюсь, так мы быстрее найдем общий язык. Только, пожалуйста, не пытайтесь опять меня убить.
Человек растерянно кивнул.
ГОРОД. БИБЛИОТЕКА.
20. Помни: в этом мире нету ничего нового.
Помни: все вокруг для тебя — словно в первый раз.
Глава вторая
ЧЕЛОВЕК. СЕЙЧАС.
1. Говоривший походил на раздетый магазинный манекен. Он был безволос и наг, и чертами лица кого-то напоминал человеку. Все в существе казалось мертвым: плотные руки, кисти и тонкие пальцы без единой морщинки, мускулистые ноги, мощный торс, застывшее лицо, кожа без царапин и шрамов. Только глаза в этом организме отличались живостью — не глаза даже, а две дырки, пробитые в черепе по обеим сторонам носа. Кто-то выглядывал наружу через эти дырки и внимательно, с легким любопытством рассматривал человека.
Еще одной чертой, отличавшей существо от манекена, были внешние половые органы, свидетельствующие о мужском поле создания (или, по крайней мере, настаивающие на подобном факте). Такие же мертвенно-розоватые, как и остальные части тела, они безжизненно покачивались при каждом движении. Манекен, похоже, своей обнаженности ничуть не стеснялся, даже не обращал на нее внимания.
— …не пытайтесь меня убить, — сказал он. — У вас это вряд ли получится, а время мы потеряем.
— Кто ты? — спросил человек. — И что тебе нужно? Зачем ты следил за мной?
— Я? — существо, кажется, немного удивилось такому вопросу. — Я не знаю, кто я.
— Тогда мы найдем с тобой общий язык, — хрипло рассмеялся человек. — Потому что я тоже…
Он оборвал себя, ужаснувшись сумасшедшинке, которая помимо воли проявилась в последних словах.
— Ладно, а теперь давай серьезно. Откуда ты такой взялся?
Манекен пожал неживыми плечами:
— А откуда все берутся? Не знаю.
«Одно из двух: либо он меня дурачит, либо…
/Ну-ну, что «либо»?/ Либо не дурачит. И тогда…
/Ну-ну, что…/ Помолчи!» Он спрятал в ножны меч и сложил руки на груди — для того, чтобы не держаться за рукоять.
— Ты вообще что-нибудь знаешь?
— Д-да… Последний первый раз я осознал себя, когда был в пустыне…
— Подожди! — от человечьего окрика существо вздрогнуло и отпрянуло на шаг назад; невидимые наблюдатели по ту сторону глаз тоже отступили. — Подожди! Что значит этот твой «последний первый раз»?
— Видите ли, дело в том, что когда я был в пустыне — об этом я уже упоминал — ко мне постепенно приходили воспоминания. И я понял, что начал существовать не тогда, когда осознал себя в пустыне, что существовал и до того момента — где-то, когда-то — и просто не могу вспомнить, где и когда. Отдельные обрывки фраз, картин, чьи-то лица возращались ко мне — но не более того. И сам я казался себе только частью чего-то, я передвигался, но у меня не было ног и рук, чтобы передвигаться, и даже головы с глазами, чтобы видеть то, что у меня нету рук и ног. И все-таки я передвигался… шел. Да, я шел по пустыне и вспоминал… вернее нет, не вспоминал, а так — натыкался на отдельные клочки — как в лесу натыкаешься на легкую, рвущуюся от одного дыхания паутину. Самое же странное то, что некоторые вещи — вот как, например, паутину — я до сих пор не встречал, даже не знаю точно, что это такое, и все-таки — помню про них. Выходит, я существовал и раньше. Поэтому и говорю «последний первый раз».
