Андрей Легостаев - Любовь прекраснее меча
Ламорак спрятал под одежду драгоценный подарок, проверил не стесняет ли клинок движений и пошел по коридору навстречу судьбе. Он думал об отце, о рыцарской чести и брате, который предпочел смерть бесчестию.
Солнце уже начало спускаться к горизонту.
Вокруг замка графа Маридунского огромным кольцом стояла армия неприятеля, не подходя ближе, чем могут долететь стрелы лучников или снаряды, пущенные с донжона камнеметной машиной.
Принц Вогон и его советники явно хотели устрашить осажденных многочисленностью своих войск. Весь день в лесу рубили деревья — наверное, чтобы завалить ров перед замком.
Увидев спускающегося сына — одного, без сопровождающих, Пенландрис удивленно и радостно улыбнулся. Не ожидал король Сегонтиумский, что все получится столь легко, что Отлак и Вольдемар уступят ему не торгуясь, не требуя показать принцессу.
— Отец! Как ты мог?! — спросил Ламорак приблизившись.
— Я тебе все объясню, сынок, — Пенландрис обнял подошедшего юношу.
Ламорак почувствовал, как под тканью одежды, под тонкой, но прочной кольчугой, бьется сердце отца.
Сердце предателя.
— В наших жилах течет и сакская кровь, — сказал Пенландрис. — И мы сделали правильный выбор. Пойдем, я познакомлю тебя с принцем Вогоном и благородным герцогом Иглангером, моими новыми друзьями и союзниками.
— Твои союзники теперь — варлаки! — обвиняюще воскликнул Ламорак, указывая на телохранителей Пенландриса.
— Не спеши судить, не узнав всех подробностей, сын. Поехали отсюда, пока Отлак не передумал и не засыпал нас стрелами.
— Но ты ведь обещал отдать им принцессу Рогнеду!
Пенландрис промолчал. Ступивший на скользкий путь предательства, свернуть не может.
Один из варлаков слез с лошади и подвел ее к Ламораку.
Пенландрис вскочил на своего коня.
— Поехали.
Ламорак сел на лошадь и в сопровождении варлаков они направились к шатру принца Вогона.
Ламорак смотрел в широкую спину отца.
Нет, не отец это — оборотень, злодей, принявший облик отца. И не имеет он больше права осквернять своим дыханием эту землю!
Ламорак тихонько вытащил клинок, подаренный Хамраем.
— Отец! — окликнул Ламорак, подъехав к нему ближе.
Пенландрис обернулся на голос сына и Ламорак, что есть силы, вонзил ему в грудь блеснувший в лучах солнца кинжал.
Заколдованная сталь легко прошла сквозь кольчугу и впилась в сердце короля.
Ламорак успел заметить лишь огромное удивление в серых глазах отца, тот что-то прохрипел и тяжело свалился с коня.
В эту минуту Ламорак думал о том, что со стены замка на него смотрят Эмрис и Уррий.
И в то же мгновение четыре коротких широких меча с двух сторон обрушились на Ламорака.
«Я смыл позор кровью!»— последнее, что подумал юный рыцарь.
— Проклятье! — воскликнул принц Вогон, чуть не застонав от досады и обиды. — Я же говорил Пенландрису, что напрасно он поехал разговаривать с этими трусливыми ублюдками. Нельзя ожидать от этих коварных бриттов рыцарской чести и благородства!
Принц стоял рядом с герцогом Иглангером возле шатра на возвышенности у самого леса. Замок и все окрестности прекрасно просматривались, но перед предводителями сакской армии в бронзовой раме на специальной подставке стояло магическое стекло — сквозь него все было во много раз увеличено. И в нем, в этом чудесном стеле принц прекрасно видел мертвое, примявшее высокую траву, лицо их союзника. Изо полуоткрытого рта короля Сегонтиумского текла тонкая алая струйка.
Принц был вне себя от ярости. В сердцах он стукнул по массивной раме магического стекла.
— Они заколдовали мальчишку! Наверняка этот француз заворожил принца! Какое вероломство!
От удара рама колыхнулась в подставке, изображение метнулось вверх и герцог увидел на стене замка смотрящих вниз рыцарей. Две фигуры привлекли его внимания — барона Ансеиса и стоящего рядом пожилого рыцаря.
Верховный координатор алголиан. Это серьезно. Очень серьезно.
Иглангер уже не был уверен в успехе похода. Он засомневался в собственных силах, а по опыту чародей знал, что сомнение равносильно поражению.
Он тут же постарался успокоить себя, что на их стороне, кроме численного превосходства армии, еще и союз с силами Зла.
Лучшие сакские рыцари и огромная армия не ведающих страха варлаков — вот его козыри и аргументы.
Замок считается неприступным? Пора доказать заносчивым бриттам, осмелившимся бросить вызов ему, герцогу Иглангеру, что когда-нибудь и самая неприступная крепость должна пасть!
Герцог твердой рукой взял раму волшебного стекла за специальную рукоять и повел магическим стеклом по верху стены замка. Но все рыцари уже отошли от края, и никого больше он рассмотреть не сумел.
— Мерзавцы! Негодяи! — негодовал принц. — Они ответят за смерть короля Пенландриса! Сегодня же! Они все будут казнены еще до захода солнца! Герцог, я решил не откладывать штурм на завтра. До темноты еще достаточно времени!
Иглангер внимательно посмотрел на сакса. Герцог один знал позор принца.
Утро той памятной ночи для Иглангера выдалось хлопотным. И прежде всего потому, что лишенный мужества принц молил его о помощи. И вместо того, чтобы поторопиться выслать погоню за беглецами, герцог вынужден был заниматься пересадкой принцу чужого органа.
Принц был обессилен, он хрипел, надорвав криком голосовые связки, и молил лишь об одном — восстановить его гордость. Измученному Иглангеру с трудом, но удалось провести волшебство (человек, отдавший свое естество принцу, был немедленно убит, чтобы не проболтался) и герцог полагал, что владея тайной позора принца ему будет легче с ним разговаривать.
Как выяснилось, герцог глубоко заблуждался. Едва оправившись, принц обвинил в бегстве бриттов Иглангера и отправился опробовать свои новые возможности с местными красотками, доставленными по его приказу из лучшей столичной гостиницы.
И хотя герцогу Иглангеру самому не терпелось начать штурм, он непреклонно сказал:
— Нет, ваше величество. Воины устали с дороги. Это не самое разумное решение, я бы…
— Я приказываю! — принц был готов сорваться на крик, лицо его покрылось красными пятнами.
«Шлюхам своим приказывай, герой! — мысленно усмехнулся герцог. — Силы космические, сколь велика разница в отце и сыне!».
После захвата столицы, когда пленники сумели сбежать, герцог был вынужден вызвать к себе обоих братьев. Чтобы охраняли его бесчувственное тело. А сам завладел сознанием длиннокрылого стрижа, содержащегося для подобных целей в большой деревянной клетке, и устремился в его тельце в Лондон. К королю Фердинанду. Вселившись в тело заранее оговоренного слуги, герцог имел беседу с королем. Нелицеприятную беседу. И больше допускать неудач просто не имел права.
