Дженни Ниммо - Алый король
Чарли поднес снимок к самым глазам. Белая моль перелетела комнату и села ему на руку.
— Эту фотографию сделал мой отец. Он был там. Смотрел через видоискатель на Бартоломью Блура, а потом щелк, и вот — память на целую вечность. Так что если я туда войду и посмотрю в видоискатель с обратной стороны, то увижу отца. Поняла? Что ты об этом думаешь? — спросил он ее.
Моль села ему на запястье, и он улыбнулся, почувствовав легчайшее прикосновение крошечных лапок. От волнения у него даже задрожала рука, и моль опять взлетела. Ее блестящие крылышки трепетали теперь у кончика его указательного пальца.
— Все будет хорошо, правда?
Чарли уже слышал поскрипывание снега и чье-то дыхание. Он очень любил этот миг, когда сразу после появления звуков он обнаруживал, что вплывает в картину.
— Ну, была не была!
Мальчик почувствовал, как тело становится невесомым и его затягивает в густой туман времени. Вот он уже начал в медленном кружении приближаться к одинокой фигуре Бартоломью… и к человеку с фотоаппаратом.
Смех. Смех и добрый, и веселый. Знакомый голос? Чарли слышал хриплое кряканье Бартоломью, нет, это был совсем другой, раскатистый смех.
— Хватит, Лайелл! Слишком густой снег. Никто не ответил.
— Ты уронишь камеру. И надень перчатки, а то отморозишь пальцы!
В ответ смех.
Интересно, видел ли Бартоломью его лицо в такой плотной снежной пелене? Когда Чарли путешествовал, люди, которых он посещал, видели лишь его лицо, и это слегка нервировало их.
Сильный порыв ветра швырнул снег мальчику прямо в глаза. Он попытался их протереть, но пальцы окоченели от холода.
— Бартоломью! — позвал он.
Но Бартоломью, не слышавший его, резко повернулся и пошел в другую сторону.
— Пойдем, Лайелл! Хватит фотографировать! — крикнул Бартоломью на ходу.
Вот теперь Чарли повернется. Сейчас, сейчас он, конечно, увидит человека с фотоаппаратом.
Он повернулся.
И увидел человека в куртке с отороченным мехом капюшоном. Человек прятал подбородок в воротнике, а остальную часть лица закрывала камера.
— Лайелл! Скоро начнет темнеть. Надо возвращаться, — опять крикнул Бартоломью.
И опять тот же мягкий смех.
— Иду.
Чей это голос? Знакомый? Камеру опустили и убрали в карман. Капюшон поправили, надвинув его на глаза. Потом, склонив голову, натянули перчатки.
— Папа, — закричал Чарли. — Папа!
Человек шел прямо на него, но прошел мимо, согнувшись чуть ли не пополам в борьбе со встречным ветром.
— Папа!
Чарли протянул руку и схватил только горсть снега.
Человек поднял лицо к небу, будто сквозь метель услышал его голос. Капюшон свалился на спину, и Чарли вроде бы увидел лицо, но очень неясно, расплывчато, как будто за заиндевевшим окном. А потом и вовсе все пропало за стеной снега.
— Подожди! — хотел крикнуть Чарли, но, когда открыл рот, с губ сорвались только крошечные льдинки и с тоненьким звоном упали в снег. У Чарли было такое ощущение, будто грудь ему пронзили ножами. — Куда же мне идти? — прохрипел он.
Откуда пришел, — ответил внутренний голос.
Но совершенно замерзший Чарли никак не мог сообразить, что же делать дальше.
Чарли подумал, что так можно и умереть от холода. Но говорят, это лучший способ уйти. Он закрыл глаза. В темноте все было мирно и спокойно. Скоро он заснет.
Что-то ударило Чарли по руке. Мальчик попытался отмахнуться. Но это «что-то» отчаянно цеплялось за его пальцы, ползало по лицу, дергало за волосы, пощипывало подбородок.
— Дай поспать, — промычал Чарли.
Снег укутывал его уютным теплом.
Вернись, — прошептал ему голос, словно сделанный из прекрасного шелка, мягкий, но повелительный.
Чарли почувствовал, что его поднимают. Его кружит по воздуху, становится все теплее, теплее, теплее… и он открыл глаза!
Чарли лежал на постели, а над ним кружилась моль, и крылышки у нее отливали серебром ярче, чем когда-либо.
— Это ты сделала? — недоверчиво спросил он. — Вернула меня сюда?
Моль села ему на руку. Конечно, голоса никакого не было, но они очень хорошо понимали друг друга, и он услышал:
Да.
Чарли сел на кровати.
— Значит, если я отправлюсь в какое-нибудь путешествие и ты будешь со мной, я всегда смогу вернуться?
Но ответа не получил, потому что в это мгновение по всему дому разнесся крик боли и ужаса, от которого у него замерло сердце.
Кричала мама.
ЗАМОРОЖЕННАЯ МЕЙЗИ
Чарли, спотыкаясь и подскакивая, чуть не кувырком несся по лестнице. В ушах звучало предупреждение котов: «Наблюдай за мамой!» А он не уследил! Он думал, что дома-то она в безопасности. Но и как за ней уследишь?!
Кричала Эми, но беда стряслась с Мейзи. Первое, что он увидел, — это бабушку Мейзи, стоящую посредине кухни. Она стояла лицом к двери и, казалось, смотрела прямо на мальчика, открыв рот от изумления. Рядом с ней стояли Эми и дядя Патон. Эми стиснула руки, а дядя Патон стоял с вытянутыми руками, словно не знал, куда их девать.
— Что? Что случилось? — закричал Чарли.
— Мы не-е… не совсем уверены, — ответил дядя Патон.
— Она замерзла, — тоненько проскулила Эми. — Мейзи замерзла.
Даже бабушка Бон оторвалась от своего кресла и спросила:
— А что натворила эта дуреха? Она явно сделала то, чего делать не следовало!
— Ради всего святого, Гризелда, с Мейзи беда! — заорал дядя Патон.
— Ха! Подумаешь! Ты бы лучше принял меры, а то она начинает оттаивать. — И бабушка Бон показала на спину.
Чарли потрогал Мейзи за руку. На Мейзи был ее любимый розовый свитер из ангорской шерсти, все пушистые завитки его превратились в ледяные иголки. У Чарли появилась ужасная мысль. Всего несколько мгновений назад он сам был в снежном плену. А что, если он каким-то образом прихватил с собой Мейзи? Чарли потрогал ее лицо. Оно было твердое и холодное, как кусок льда.
— Не надо Чарли, это страшно, — всхлипнула мама.
Бабушка Бон была права. Мейзи и в самом деле начала таять. Вот возле ее ног уже образовалась небольшая лужица.
— Давайте-ка ускорим дело, передвинем ее к плите, — предложил дядя Патон.
Маме с дядей Патоном не без труда удалось передвинуть Мейзи. Дядя Патон включил плиту на полную мощность, и в кухне вскоре стало так жарко, что все скинули шерстяные кофты. А Мейзи хоть и продолжала таять, но крайне медленно.
Мама Чарли закрыла лицо руками:
— Это колдовство! Так и должно было случиться. Но почему Мейзи? Ведь она никогда никого в жизни не обидела!
