Ярослава Кузнецова - Что-то остается
Ох, барышня, барышня. Че я те — Ольд какой, либо Эрб? Я — найлар. И, коли уж говорить — кажный человек дороже паршивого серебряного рудника. Ежели не преступник, конечно.
— Тады можа… — Сыч-охотник поскреб в бороде, — будя на сегодня? Застудим ведь ентого… представителя.
Отмахнулась:
— Погоди немного.
Ну, и кому парень — забава о двух головах?
Потом соизволила:
— Ноги ты ему укрой, Бог с ними, с ногами. А вот что у него на груди творится… Фантастика! Жалость какая, что обмотано все… Ну ничего, потом наверстаю, когда повязки снимем.
Ну, спасибочки. Слава всем богам, что прям счас не полезла разматывать.
Вот шальная девка. Сыч-охотник протопал к плите, буркнул:
— Чаю, того — налить?
— Налей, любезный, налей.
Вышла из закутка с папкой своей. Прислонила ее к стене, сама уселась к столу. Я сходил укрыть парня. Эх, ты. Представитель.
Вернулся, взял чайник. Поставил перед аристократочкой кружку, вторую наполовину налил для себя.
Прихлебывая чай, она говорила:
— Ты припомни, Сыч, ведь все существа, созданные Единым, в общем похожи друг на друга.
— Эт' как то есть? — Сыч-охотник пошевелил бровями.
— Я имею в виду, у них близкое строение. Пропорции разные, верно. Но у всех равное количество голов, ног, хвостов. То же и с внутренними органами, и со скелетом. Две пары конечностей. Это — закон.
Я задумался. Пожалуй, что так…
— А у этого паренька — три! — она стукнула кружкой о столешницу. — Три! Это такой же нонсенс, как если бы у него было четыре глаза или два рта. Это же с ума сойти!
Только, пожалуйста, не надо сходить с ума прямо здесь и сейчас.
— А может… — спохватился: — того. В предках у него — такие… — оскалил зубы, растопырил руки, — Ну, как енти… Говорят, бывают… Полубаба-полуптица… Мать там у них с кем-то согрешила…
— А, — снисходительно улыбнулась аристократочка, — Ты говоришь об имранах. Ну, не знаю. Это — языческие байки или легенды.
Хэ, а стангрев кто? Сама ж только что — размыто, неточно… Про имран тоже — где-то, что-то, мельком, вскользь, полунамеком… В горах они вроде живут. В Касте. Даул у нас оттуда. Как-то рассказывал…
— И потом, насколько я знаю, у так называемых имран нет рук. Так что закон соблюден в любом случае.
Эт' точно. Уела. Рук нету. Вместо рук — крылья. А вместо ног — лапищи когтистые. Сыч-охотник почесал за ухом:
— Ну, того. Че только не бывает на свете.
— Эх, Сыч, — вздохнула она, — Нет в тебе трепета. Восхищения нет. Ты, должно быть, в колдовство веришь. Веришь в колдовство, а?
Придумает тоже…
— А как же, — хмыкнул Сыч-охотник.
Еще б не верить, э?
— Вот-вот, — грустно покивала аристократочка. — Колдовство. Превращения. Обычное дело. Пара заклинаний — и готово.
* * *Лепестки огня меж ладоней жреца…
«Наречен же отныне Ирги, и роду твоему Иргиаро имя»…
* * *— Ну, можа, не пара… — протянул Сыч-охотник, — Енто дело — того, тонкое.
— Все гораздо сложнее, друг мой, — наставительно подняла палец воспитанница марантин.
Сыч-охотник пожал плечами:
— Вам, марантинам, виднее.
Только диспута о колдовстве с последовательницей Пресвятого Альберена не хватало.
— Ладно, Сыч, — до аристократочки наконец дошло, с кем она разговаривает. А, может, просто выплеснула эмоции и малость поуспокоилась, — Я тебе совсем голову заморочила.
— Есть малехо, — неловкая усмешка, дескать, извиняйте, барышня марантина, токмо мы — того, тилы тупые, пни замшелые, речи правильной не обучены, мыслям умным — тем паче.
— Спасибо за чай, Сыч.
Поднялась:
— Не буду тебе больше надоедать. Завтра зайду, с девочками. Тебе чего-нибудь принести? Меда, молока?
Вот еще.
— Дак того, — махнул рукой Сыч-охотник. — К Боргу смотаюсь. А меду у Эрба — того. Мать Этарде поклон передай.
— Обязательно. До завтра.
Выпроводив ее, я подошел к койке. Представитель наш спал, и Редда лежала рядом, уткнув нос ему в ухо.
Парень как парень. А что крылья да клыки — так их и не видать, кады укрытый да не лыбится. Вот выздоровеет — глянем, как летает, пташечка наша…
Ух, черт, а ведь при таких здоровущих крылищах он же наверняка сможет нести что-нибудь достаточно тяжелое… Человека, например, а?
Э, а ну-ка — хорош. Чем ты сейчас лучше этих девчонок с горящими глазами, найлар? Диковинку нашел, ишь ты! Тьфу. Прежде всего он — человек. Разумное существо. И нечего тут губья раскатывать. Вот поправится парнишка и улетит к себе в Кадакар. Стангрев-кровосос, похожий на Лерга. А если кто посмеет удерживать гостя жилища Ирги Иргиаро против воли оного гостя — будет иметь дело с нами.
— Так ведь, псы?
Редда подняла голову, усмехнулась, Ун бафкнул.
То-то.
Альсарена Треверра
Роза, библиотекарша, меня не любит. По ее мнению, я умудряюсь заинтересоваться такими темами, какими в последний раз интересовались лет сто назад, или не интересовались вовсе.
Досыта напрыгавшись по лестницам, она завалила меня литературой и ушла.
Я, наверное, не умею работать с книгами. Я отвлекаюсь. Порой я вообще забываю, с какой целью открыла тот или иной том. Вот например: «О всех созданиях Единого, разумных и неразумных, обитающих в пределах Аладаны, и за пределами оной, а так же повесть о удивительных путешествиях Эмора Аламерского и сына его Кадора, описанная смиренным братом Радаленом в обители святого великомученика Карвелега Миротворца в славном городе Ларнайре». О стангревах там четыре строки, зато несколько глав посвящены самым разнообразным оборотням. Естественно, просто так отложить книгу я не могла.
А вот «Трактат о тварях и языческих богах». Слово «стангрев» в нем не упоминается, зато есть весьма пространный очерк о каких-то «вампирах», причем я так и не уловила, кем считает их автор — суеверием и мистикой, или же реально существующим народом.
Некто Ламораг Вяхирь со знанием дела описывает стангревов, как малорослое безволосое племя с черной кожей, обитающее в Стеклянной Пустыне. Любимое занятие чернокожих стангревов — нападать на караваны, остановившиеся на ночной отдых. Причем стангревы эти отчаянно мародерствуют, крадут товары, вино, и почему-то женщин. Достоверность этих фактов оставим на совести господина Ламорага, а вот насчет вина надо запомнить. Попробуем угостить нашего пациента альсатрой. Чудесное средство для ослабленного организма.
Копаясь в житиях святых, я наткнулась на забавную версию жизнеописаний святых Кальсабера и Ломингола. Вся история заметно отличалась от ортодоксальной, особенно подозрительным мне показался момент гибели шестнадцати тысяч плененных гиротов, занимавшихся углублением морского дна и постройкой порта города Тевилы. В Тевиле я была и хорошо запомнила гранитную дамбу, словно две руки протянувшуюся далеко-далеко в море и охраняющую судоходный канал от мелкого, как пудра, подвижного песка. Залив святого Кальсабера. М-да. Надо будет поспрашивать отца, что он думает о тех, позабытых уже событиях.
