Svetlana Gamayunova - Ptitcedeva
Эти были иными в прямом и переносном смысле. Силуэты за окном не пропадали, и я начала вспоминать, когда они появились, начиная с детства.
Все детство я боялась ночи. Наверное, не я одна, многие дети видят тени за окнами, под кроватью, в углах комнат. Дрожат, лежа в кроватках, просят не выключать свет. У меня это было гипертрофировано. Вспоминая, жалела маму. Она терпеливо часами сидела возле моей кровати, напевала или тихо рассказывала мне сказки, шептала, что бояться нечего, что я храбрая девочка, а папа военный и сильный, никто не даст меня в обиду и вообще мне, конечно, это только, кажется. Но, вероятно, маме они тоже были известны, так, как если бы это было по иному, никто бы не панькался со мной так долго, почти до 7 лет. Они, позже я называла их «Глядящие», иногда «Подглядывающие», были очень разные, хочется написать голубые и красные, но нет, они были серые, не злые, но они очень хотели ко мне прикоснуться, возможно, что-то сказать, попробовать узнать, какая я на ощупь. Большинство не могли проникнуть в комнату через стекло и кружились возле окна, прижимаясь безликими лицами к стеклу. Некоторые, как мне казалось, каким-то образом оказывались под кроватью, и мама по моей просьбе каждый вечер мужественно выметала их веником, кричала: «Кыш, бессовестные, дайте девочке заснуть». Но каждый вечер они появлялись вновь. Хотя нет. Они пропадали в детстве несколько раз. Первый – когда меня отправили к бабушке. Она была строгая, педантичная и почти не улыбалась. Когда она смотрела на меня, мне хотелось сесть и быть тише мыши под веником. Она, буравя меня взглядом, приковывала к месту, и я боялась прыгать и даже смеяться. Они, Глядящие, покрутились немного и пропали. Мне казалось, что мама меня разлюбила, бросила, что я одна в этом мире и еще эти, к которым я так привыкла, что так пугали меня, тоже бросили меня совсем одну в чужом мире и городе, в новой, совсем непонятной мне правильной жизни. Мама появилась зимой неожиданно. Воспитательница вывела меня в коридор из группы. Я не помню лица мамы, только черную котиковую шубу, к которой прижималась, пытаясь в ней раствориться. Мир стал яркий и удивительно прекрасный, и вдруг за окном даже среди дня в коридоре школы я увидала Их. Страшно удивилась, даже обрадовалась и подумала: «Может, это мама их привезла с собой?» Сейчас, вспоминая это событие, думаю, что они и правда питались эмоциями – может, моими, может, мамиными, а может, просто появлялись в тот момент, когда происходило что-то значимое. Вот и гадай теперь, а гадать надо. Не просто же так они явились сейчас ко мне, уже немолодой дамочке, жизнь которой не очень гладкая.
Возвращение домой тогда, в детстве, кроме радости, ознаменовалось возвращением Глядящих. Они снова приросли к окну, как будто ожидая от меня каких-то действий, пытаясь подтолкнуть меня к жизни, но совершенно не давая никаких подсказок. И… жизнь побежала быстро – быстро, так быстро, как я бегала, никто не мог догнать в играх. Мы гоняли по горкам, дрались, это был замечательный период жизни, очень яркий и счастливый. Особенно здорово было летом, когда мы выезжали в военный лагерь, и там была речка, лодки, лес, грибы, солдаты на полигонах и полная, почти ничем не ограниченная свобода в движении и познании мира. Мамочки, что мы творили. Мой вид тогда можно описать так – драная, грязная, с незаживающими коленками, чаще сидящая на ветке дерева, чем на скамейке, юркая и упрямая, счастливая. Перед школой, когда мне исполнилось шесть лет, произошло судьбоносное событие. Меня отдали на фигурное катание, и моя жизнь стала не моей жизнью, она стала принадлежать льду. Утром или вечером тренировки, сборы, ОФП(общая физическая подготовка), хореография, акробатика. Ладно, об этом потом, а сейчас будем думать о Смотрящих.
Сегодняшняя ситуация требует от меня усиленной мозговой деятельности. Смогу ли осилить? Лежу, гляжу в окно и думаю, думаю, что же они от меня хотят? Чего ждут, зачем? Вариантов много, кто бы знал, какой правильный. Скорей всего назревает поворот, неужели судьбоносный? Или жизнь заканчивается? Хотя сколько мне лет, только сорок. Или уже сорок и поэтому пришли проверить и потребовать отчет о прожитом? То, что жизнь задалась не сахар, понятно, но что дальше-то, что надо от меня – ее надо осмыслить проанализировать?
Внимательно посмотрела в стекло. За окном движение начало становиться более активным, Глядящие как будто пытались растолкать друг друга у окна, чтобы лучше меня увидеть, и я подумала, что, вероятно, не ошиблась в догадке – им нужно, чтобы я проанализировала свою жизнь. Да, именно этого они хотят. По их реакции вижу – читают, гады, мысли. Времени у меня хватает – думай, Ника, думай, вспоминай свою жизнь. И я начала вспоминать и пытаться понять, почему так все получилось в этой странной жизни, где была не права и что сделала не так.
Чужая жизнь. Вероника
Я знаю, как на мед садятся мухи.
Я знаю смерть, что рыщет, всё губя.
Я знаю книги, истины и слухи.
Я знаю всё, но только не себя.
(Франсуа Вийон)
Интересно, с какого момента надо анализировать?
С прихода на каток? Наверное, но что в нем было судьбоносного, только то, что я стала такой, как стала? А потом…, нет об этом чуть позже. Каток вспоминался с удовольствием. Общение там было особенное – и соревновательное, и дружеское, и поинтереснее, чем в школе. Мы были разными, одни девчонки были музыкальными и гибкими, артистичными, растяжка хорошая, но не могли прыгать, а я? Да, прыжки мне давались всегда легко, пружинкой взлетала, без труда поднимала свой небольшой вес, костлява была всегда и прыгала и два, и три оборота. Наверное, на прыжках я и выезжала, места занимала, хотя сказать, что в чемпионы особо рвалась, не скажу, не последняя и ладно, а потом пошло… На чемпионате страны – второе место. Это ого-го. Почувствовала, что могу, спорт мог стать профессией, о чем подумывала и я, и мама. Девчонки собирались кто в наш физкультурный институт поступать, а кто и в столицу. Вот и я думала, а вышло…
В десятом классе к нам пришел новый мальчик, Алексей. Высокий, умный, до этого в математической школе учился, и очень смазливый, румянец на пол-лица. Все девчонки ахали. И меня немного зацепило, окинула его, скажем, не совсем равнодушным взглядом – красивый, очень даже. Вздохнула – не про меня, и когда влюбляться то? Три – четыре часа тренировок в день, а еще школа, выпускной класс, про себя думать некогда, не то, что про мальчиков. Но подспудно хотелось чего-то девичьего, нежного, удивительного, вот и поглядывала на него исподволь. Да, симпатичный, но не про меня. Алексею все легко давалось – улыбнулся, усмехнулся вовремя, слово нужное сказал – и ситуация решена. Начитанный, слово умное, где надо, вставит. Он собирался поступать в строительный – у него бабушка архитектор, поэтому раздумий, куда поступать, у него не было и вероятности, что не поступит, тоже.
