Аврам Дэвидсон - Феникс и зеркало: Роман, новеллы
Служанка вернулась, да не одна — вместе с ней пришла старая, босая, укутанная в шаль женщина, на одной из щиколоток у нее гремел браслет. С изумлением Вергилий обнаружил, что в нос старухи продето кольцо — о подобном ему доводилось только слыхивать, а вот увидел — впервые. Старуха подошла к Корнелии и без церемоний заговорила с ней на незнакомом языке. В руке у нее была небольшая коробочка. Корнелия взяла ее, открыла и поморщилась. Передала коробку слуге, чтобы уже тот передал ее Вергилию.
— Это старая нянька моей дочери, — пояснила она, пока Вергилий открывал коробочку. — А зовут ее Десфияшта, не правда ли, варварское имя? А на самом деле, она очень милая и потешная старушка. Я бы с удовольствием позволила вам переговорить, но вот беда — она знает только язык Карса. Она говорит, что моя дочка носила эту вещь чуть ли не каждый день. Про нее я совсем забыла, а теперь, как увидела, так сразу вспомнила. Т'сан фоа Десфияшта, Лаура'т?
— Ан'ах, ан'ах Пассилисса'н, — ответила карга, по-птичьи наклонив голову и вглядываясь в лицо Вергилия своими темными, глубоко посаженными глазами.
— Да, так оно и есть, — повторила Корнелия. — Подойдет?
Это была маленькая и потертая медная застежка в форме брошки, весьма приблизительно изображающая льва, который пытается с помощью обеих передних лап засунуть в пасть собственный хвост. Брошка вполне годилась для того, чтобы застегивать ею нижнюю тунику. Вергилий достал застежку из коробочки, мгновение молча и внимательно разглядывал ее и наконец улыбнулся. В улыбке его, казалось, светится само удовлетворение.
— Да, госпожа Корнелия, это подойдет.
— Вы действительно не хотите взять что-либо, сделанное из серебра или золота?
— Здесь нет особенной разницы… впрочем, медь и в самом деле наиболее подходяща — мы ведь собираемся отлить зеркало из бронзы. Конечно, брошка сделана не из девственной меди, но она не слишком велика, и вреда не будет. Напротив, добавка такого количества металла, столь часто ношенного благородной Лаурой и столь рядом с телом, несомненно, поможет установить крепчайший контакт между нею и зерцалом в тот момент, когда вы взглянете в него. Вот для чего необходима подобная вещица, а размер и прочее не имеют особого значения.
Казалось, хозяйка попыталась что-то ответить на это и даже набрала в легкие воздух, но передумала, и по лицу ее скользнуло выражение совершенной беспомощности. Она откинулась в своем кресле и тяжело вздохнула.
— Маг, маг, я ничего не понимаю в науках и в колдовстве… повсюду мне чудится лишь дыхание смерти… прошу вас, поторопитесь, сделайте быстрее свою работу, чтобы я узнала, где находится моя дочь. — Она мягко поднялась на ноги. — Желаю вам удачи, маг, в вашем путешествии, надеюсь, оно пройдет успешно, и вы возвратитесь с тем, ради чего отправляетесь в путь. — Это были слова формального прощания, а еще она добавила: — Я знаю, что вы не станете попусту терять время. Прощайте.
Да, те же слова сказал однажды Туллио… Произнеся их, Корнелия покинула комнату.
Почти все слуги последовали за ней, на какое-то время в комнате задержалась лишь старуха Десфияшта, которая не без любопытства оглядела Вергилия, сказала ему что-то на своем языке, улыбнулась оттого, что сообразила наконец, что он ее не понимает, и ушла, позвякивая браслетом на лодыжке.
— Но скажи мне все же, — продолжал допытываться Клеменс, — каковы настоящие причины твоего согласия на эту работу?
Солнце клонилось к закату, приятели возвращались в Неаполь, куда успевали попасть еще до сумерек, но не слишком их опережая.
— Что же… — ответил Вергилий, — возможно, главная причина кроется именно в том, что ранее подобного зеркала я не делал.
— Я рад, — резко выдохнул его компаньон, — я рад, если и в самом деле это так.
— Отчего же?
Огонек, вспыхнувший в некотором отдалении от дороги, сообщил о том, что то, что ранее казалось небольшим пригорком, оказалось на деле хибаркой, низенькой лачугой, сооруженной из торфа, глины и хвороста, принадлежавшей, верно, пастуху или батраку с фермы. С той стороны подул ветерок и донес до путников запах баклажанов, которые пекли к ужину на открытом огне, запах их кожуры, лопающейся от жара, иссиня-черной, пряной. Донеслись до них обрывки какой-то песни, но слишком тихие, чтобы разобрать слова.
— А вот почему, — продолжил Клеменс. — Боюсь, что дело смахивает на охоту с подсадной уткой. Словом, похоже на мистификацию. Сейчас я тебе все растолкую.
Итак, Вергилий принялся разбираться с драгоценностями пропавшей девушки, Клеменса же, по его словам, посетила нужда, присущая и самим королям, и он покинул комнату, дабы отыскать отхожее место. Он спрашивал дорогу у нескольких слуг, но те либо не говорили по-латыни, либо произносили какие-то слова с таким варварским акцентом, что понять их было невозможно. Наудачу Клеменс ткнулся в несколько похожих местечек и наконец отыскал то, что ему требовалось. Но дело в другом…
— Ты помнишь ту миниатюру, которую дож Тауро показывал нам перед охотой? Нам и всем прочим собравшимся?
Вергилий нахмурился. Он снова ощутил какой-то укол, похожий на вчерашний, ощущенный именно тогда, когда дож раскрыл перед ним медальон.
— Ну конечно, — пробормотал он, — с изображением Лауры-девочки. И что же?
— А то, что тогда я наконец увидел, как она выглядит. А сегодня узнал ее.
— Узнал? Кого?
— Да Лауру же, — спокойно ответил Клеменс. — Ту самую пропавшую особу. Она живет здесь, на вилле. И не говори мне, что такого быть не может, потому что я видел ее собственными глазами. Теперь, конечно, она лет на пять старше той, что на картинке, но перепутать невозможно. Рыжие волосы с коричневатым отливом и коричневые глаза с рыжинкой. Очень белая кожа, чудно очерченный рот. Ну, ты знаешь, она не в моем вкусе — я предпочитаю женщин или моложе, или старше… Как сыр… Собственно, какое это имеет значение…
Но значение все это, несомненно, имело, поскольку его спутник со всего размаху ударил себя по колену, так что его лошадка нервно перешла на рысь.
— Да пропади я пропадом! — вскричал он. — Ведь и я ее видел! Как я мог забыть?! Когда впервые встретился с Корнелией… тогда это была только слабая догадка… неудивительно, что я чувствовал себя дурак дураком, когда дож показывал мне медальон… да! Она была одета служанкой и сидела подле Корнелии, держала в руках вышивку. И… — Он нахмурился, пытаясь сосредоточиться. Между тем тени на земле удлинялись и синели. — Что там было, на вышивке? — Но следующие слова Клеменса сбили его с мысли.
— Вот именно. Одетая служанкой. Чудесно. Так что же, маг Вергилий, доктор чудодейств, как по-твоему? Они дурачат дожа, да пребудет его власть вовеки, что вряд ли возможно, а по мне-таки ленивый король-чурбан лучше короля-плахи. Или же — самого Цезаря? Дурачат, выдавая дочку за служанку? Если так, то вся затея с зерцалом — просто комедия, устроенная для того, чтобы выждать момент, когда девочка будет готова исполнить свою роль? Корнелия взглянет в зеркало, и — нате вам! — все-все узнают и кинутся в отлично известное место, отыщут там девицу и доставят ее пред императорские очи. Ну, а там уже…
