Ксения Медведевич - Мне отмщение
Впрочем, среди шейхов были и такие, кто сумеречников нанимал и даже принимал в племя: рассказывали, что с кальб кочует цельный выводок беглецов из Лаона. Говорили еще, что вроде как аль-самийа приносят удачу - но Набих в эти враки не верил. От озлобленного чужака из вырезанного рода удачи не бывает, только неприятности.
Вот и этого вот - костлявого и серого-бурого, даже масть не разберешь под пылюкой - он бы с удовольствием приказал придушить и закопать подальше от становища. Но два дурака решили проявить милосердие к живой твари - и что теперь прикажете делать? Не гостем же объявлять? Но и пленник из него какой? Между укайлитами и аль-самийа родовой вражды не водилось, это таглиб и хашид с ними испокон веков резались на границе...
Потрогав медную ладошку амулета при поясе, шейх строго спросил:
- Ты почему напал на моего человека, о незаконнорожденный?
Впрочем, на то, что болтавший патлатой головой самийа разродится ответом, надеяться не приходилось. Чужак, откуда ему знать благородный язык ашшаритов?
Сумеречник снова помотал пыльной башкой на бессильной шее - и таки сумел ее взбросить так, чтобы сквозь свисавшие патлы воззриться на шейха.
И вдруг прошипел на чистейшем ашшари:
- Это я-то незаконнорожденный? Да ты на себя посмотри, о сын шакала: это твоя мамаша не ходила к кади, когда путалась с твоим папой!
От неожиданности его выпустили, и самийа обвалился мордой в щебенку.
- Так... - собрался с силами ответить проморгавшийся, наконец, Набих.
Чесавшие в заросших шеях люди с интересом смотрели на своего шейха.
- Значит, так. Берете его, пихаете во вьюк и везете на север к бану суаль. Скажете уважаемому Аваду ибн Бассаму, что племя укайль посылает им вот это вот в счет выкупа за оскорбление, нанесенное госпоже Афаф Умм Бурхан на ярмарке о прошлом годе.
окрестности гор Тай, неделя спустя
- ...А он разговаривать-то умеет?
Полосатый бишт Авада ибн Бассама парусил под ветром - смеркалось, и бриз усиливался. Холодало, и люди кутались в шерстяные накидки. Привезшие сумеречника укайлиты принялись вытаскивать из вьюков свои аба: вечерняя прохлада прихватила и их.
Сумеречник тоже мерз в одной рубашке: тонкие губы побледнели до синевы, хотя он их то и дело покусывал.
- Еще как умеет! - заверил шейха укайлитский посланец. - Разговаривает вовсю, к тому же нагло!
И для верности вздернул самийа за связанные запястья. Тот зашипел от боли, поводя лопатками.
- Вот, - с удовлетворением сказал укайлит и подергал сумеречника вверх-вниз. - Шипит... Мы думали - сдохнет по дороге, неделю везли мордой к верблюжьему брюху. Но нет, живой... И шипит даже...
- Проводи гостей в мадафа, - кивнул Авад сыну.
Укайлит отпустил веревку, и сумеречник упал носом в землю. И тут же завозился, отплевываясь. Поправив у пояса джамбию, воин с достоинством поклонился и пошел вслед за мальчиком к гостевому шатру.
Оглядев "подарок", шейх поинтересовался:
- Родичи есть?
Посопев, самийа отрицательно помотал головой. Ну еще бы, были б родичи, побежал бы он за Хиджаз, еще чего. Вырезали клан, значит.
- Что, никого из семьи?
Опять помотал головой.
- Выкуп за тебя есть кому дать?
В ответ чихнули и красноречиво сплюнули.
- А что умеешь делать?
На Авада уставился большой светлый глаз - второй закрывали свалившиеся на лицо лохмы. Синюшные от холода губы наконец-то разжались:
- Ничего хорошего, к сожалению.
Действительно, умеет разговаривать.
- Из лука стрелять умеешь?
Глаз смигнул.
- Да...
- Завтра покажешь, как стреляешь. Если попадешь с пятого раза в цель - считай, тебе повезло. У нас мало хороших лучников. Что скажешь?
В ответ снова чихнули и поежились - то ли плечами пожал, то ли замерз окончательно. Над парными вершинами на горизонте стремительно гасла золотая полоса, густело красное с фиолетовым.
- Тебе дадут поесть и напиться. Будешь должен нам за воду.
- И много буду должен? - вопрос был задан крайне язвительным голосом.
- А ты хочешь в Мариб? Или, того лучше, в Хайбар? Там стоят гвардейцы халифа, а вашего брата любят, как того скорпиона - особенно после драки на переправе у ад-Давасир. Тебя там, случаем, не было? Молчишь? Что-то ты слишком бойко по-нашему языком чешешь, не иначе как старый знакомый, а? А то смотри, если под ад-Давасир был - даже к басрийцам не поведут, сразу на мосту подвесят, в Хайбаре высо-оокий такой мост через вади...
- В Хайбар не хочу, - быстро ответил самийа.
Вот давно бы так.
- Что, слишком хорошо воевал? - усмехнулся Авад.
- Было дело... - большой глаз снова уставился на него с интересом.
- Много не возьмем, - смягчаясь, сказал шейх. - Но пару лет с нами походишь...
- Значит, похожу, - на этот раз было видно, что пожали плечами, а не поежились от холода.
- Людей моих не трогать. Не только тех, кто тебе воду даст, а вообще никого из наших не трогать.
Чихнул.
- Понял, нет? Не бросаться, говорю, на моих людей. Или тебя на веревке потаскать? Пока в разум не войдешь?
Кивнул. Неохотно, но кивнул. Ну-ну, покобенься мне. А то я не знаю, как сумеречники с оружием управляются. Нам тут смертоубийствов не надо...
- Меня будешь слушаться. Что скажу, то и будешь делать. Плохого не прикажу, не боись.
Кивнул.
- Развязывайте, - кивнул Авад воинам.
- Жить будешь в шатре госпожи Афаф, там, где она коня держит, - это он сказал уже сумеречнику.
Тот снова шипел, растирая красные, намятые веревкой запястья. Но кивнул все равно.
Авад собрался было уж идти, как вспомнил важное:
- Имя-то есть?
Морщась от боли в затекших руках, сумеречник дернул плечом и снова сплюнул.
Ну, это тоже понятно. Нет клана - нет и имени.
- Как назовем, так и будешь зваться.
Кивнул.
Ну вот и прекрасно.
Йан-нат-ан-Ариф, два месяца спустя
Кряхтя и посапывая, старый сабеец наклонился над ковром. Придирчиво оглядев меч, он, наконец, протянул к нему тонкую руку в коричневых пятнышках. Длинные желтые ногти старика несколько раз щелкнули по золотому плетению тарсиа на усиках гарды.
- Ну? - нетерпеливо притопнула мягкой туфелькой Мараджил. - Что ты смотришь на него, о Фазлуи? Бери и действуй!
И затопала загнутым носочком по черно-красному толстому ковру.
Маг поскреб редкую бороду. Ни куфии, ни чалмы звездопоклонники не носили, и нависавшей над сабейцем Мараджил открывался прекрасный вид на тускло блестящую лысину в венчике седеньких волос.