Роберт Сальваторе - Последняя битва (Демонические войны-3)
— Завтра утром мы будем в деревне Помфрет, — сказала женщина, меняя тему, по всей видимости, неприятного для него разговора. — Судя по сообщениям, ее жители хорошо подготовились к встрече нового короля.
Испытывая чувство облегчения, Эйдриан еле заметно улыбнулся.
— Я рад этому. Мне не хотелось бы причинять вред жителям деревни.
— Маркало убежден, что нам следует дать по крайней мере один серьезный бой, прежде чем мы доберемся до Палмариса, — заметила Садья. — Чтобы показать простому народу тщетность всех попыток противостоять власти Эйдриана.
— Иногда мне кажется, что Маркало Де'Уннеро просто нравится драться. — Эйдриан бросил на певицу пристальный взгляд, оценивая ее реакцию на это заявление, после чего издал сдавленный смешок и спросил: — Зачем ты пришла ко мне в спальню?
Юноша хотел спросить ее и о Де'Уннеро, но в этот момент бывший монах сам внезапно показался в открытой двери, полуодетый и явно чем-то разозленный. Он бросил взгляд на Эйдриана, потом посмотрел на свою подругу — гораздо более пристально.
Явно чувствуя неловкость, Садья встала, выпрямилась и с нарочитой скромностью одернула легкое одеяние.
— Эйдриан решил в одиночестве подышать ночным воздухом, — объяснила она. — Тебе следует объяснить ему, что такие неожиданные прогулки могут кончиться плохо для всех нас. Он король и все же, боюсь, еще не понимает, как много значит для страны, которой правит.
Пока певица говорила это, Де'Уннеро переводил взгляд с нее на Эйдриана. Когда же закончила, кивнул и буркнул что-то в знак согласия. Однако юноша понимал: этого человека так просто не заставишь отказаться от подозрений. Сейчас беспокойство монаха было связано не столько с одинокой ночной прогулкой молодого короля, сколько с тем, что Садья покинула его постель и пришла в спальню к Эйдриану.
Тем не менее Де'Уннеро не произнес больше ни слова и, обхватив Садью за плечи, вышел вместе с ней из комнаты.
Эйдриан наклонился, задул свечу и остался в темноте. Мысли об этих двоих занимали его недолго; ситуация скорее позабавила юношу, чем обеспокоила.
Потом он стал думать о деревне, в которую им предстояло войти завтра утром. Он действительно испытал чувство облегчения, когда Садья сказала, что, судя по донесениям разведчиков, эта деревня тоже готова без сопротивления уступить новому королю.
Да, герцог Калас и его солдаты в состоянии сломить любое сопротивление, которое способны — если способны — оказать небольшие спокойные деревни к северу от Урсала. Однако для всех окажется лучше, если люди будут просто исполнять приказания своих господ. Это лишь усилит позицию Эйдриана в королевстве.
И еще так будет лучше — хотя Эйдриан в жизни открыто не признался бы в этом даже самому себе — с точки зрения душевного спокойствия и содержания его снов.
Герцог Калас и его Бригада Непобедимых, сверкая великолепными серебряными доспехами, возглавляли марш в деревню Помфрет, как это происходило на всем пути из Урсала. Флот Урсала, и «Речной дворец» в том числе, шел под парусами неподалеку, по заливу Мазур-Делавал. За гвардейцами плотными, ровными рядами шагали десять тысяч солдат, демонстрируя дисциплину и порядок прекрасно обученной армии.
В центре строя на изумительном черном жеребце восседал король Эйдриан, и его доспехи сияли ярче, чем у гвардейцев Бригады Непобедимых. Они были сделаны по особому заказу; кроме того, Эйдриан велел вставить в них магические драгоценные камни, которые сделали его практически неуязвимым. Доспехи воинов Бригады Непобедимых изготавливались из частично перекрывающих друг друга серебряных пластин, а у молодого короля эти пластины были из золота. В нагрудник, точно напротив сердца, был вправлен серый гематит, окруженный отполированными кусочками темного магнетита. Шлем, сделанный из тонких золотых пластин, обхватывал затылок и шею сзади, но лицо прикрывал лишь до переносицы, и голубые глаза юноши между тонкими золотыми пластинами глядели как сквозь прорези полумаски.
По правую руку от Эйдриана находился Маркало Де'Уннеро в простой коричневой рясе монахов абеликанской церкви, с неизменно хмурым выражением на лице. Он взял с собой в поход группу молодых братьев из Сент-Хонса, главным образом для того, чтобы было кем заменить тех деревенских священнослужителей, которые не встречали с распростертыми объятиями грядущие перемены в церкви, уготованные ей Де'Уннеро.
Слева от Эйдриана сидела в седле Садья с трехструнной лютней за спиной. Ветер раздувал ее спадающие на плечи пшеничного цвета локоны.
Вдалеке послышались приветственные возгласы.
Певица поглядела на Эйдриана и увидела на его лице выражение облегчения. Судя по всему, донесения соответствовали действительности и его встретят как законного короля, а не как узурпатора.
Строй остановился.
— Этой ночью, — приказал Эйдриан, обращаясь к сидящим позади него на лошадях офицерам, — вы разобьете лагерь севернее Помфрета. Мы продолжим поход на рассвете.
Те немедленно начали исполнять приказание. Каждый раз, когда на пути короля попадались деревни или маленькие городки, войску было предписано либо пройти через них торжественным маршем, либо сровнять с землей в случае сопротивления. Последнего до сих пор не происходило ни разу. Тем не менее Эйдриан и сопровождавшая его свита понимали, что чем дальше они продвигаются на север, тем выше вероятность встретить сопротивление. А в конце этого долгого похода, в Палмарисе, епископ Браумин уж точно не будет ждать их с распростертыми объятиями.
Семьдесят пять гвардейцев Бригады Непобедимых образовали заслон по сторонам и позади короля. Эйдриан кивнул Де'Уннеро и Садье, и триумфальное шествие через Помфрет началось.
Все жители деревни выстроились вдоль ее главной улицы, жизнерадостно выкрикивая: «Король Эйдриан!» — и размахивая платками. Молодой человек медленно продвигался вперед на своем жеребце, легендарном Даре, том самом, на котором его отец отправился в Барбакан, чтобы сразиться с демоном-драконом. Король изредка кивал людям, но главным образом смотрел прямо перед собой, поверх их голов. Именно этого, объяснили Эйдриану Де'Уннеро и Калас, люди ждут от короля. Именно это требуется восторженной черни. Он не был одним из них; он был тем, чем никто из них никогда и не думал стать; он был их воплощенным божеством. Будучи королем, он являлся символом нации, человеком, за которым они чувствовали себя как за щитом, способным удовлетворить их насущные потребности и привести к лучшей жизни как в духовном, так и в мирском смысле.
Эйдриан, действуя в полном соответствии с этими представлениями, старался сохранять как можно более величественный вид.
