Джон Робертс - Город негодяев
– Последователи Матери Дурги. Их предводитель – жрец, который явился сюда пару лет тому назад. Он обосновался в старом храме Митры на Площади. Секта довольно шумная, но почти безвредная.
– Разве она разрешена? – спросил Конан. – Я думал, что в королевских городах и бургах дозволены только государственные культы.
Торговец с сожалением посмотрел на киммерийца:
– Похоже, у этой богини водятся денежки. А в Шикасе большего и не требуется.
Конан пошел дальше. У городских ворот он перекинулся парой слов со стражником. Выяснилось, что никто похожий на Пириса не появлялся. Куда же запропастился этот тип? Ожидание уже начало раздражать Конана, он терял терпение. В конце концов, Шикас был городом, где человек, обладающий мужеством, силой и предприимчивостью, может чертовски разбогатеть, не прилагая к этому сверхъестественных усилий. Киммериец наметил уже несколько способов получить целое состояние. Те же восемьсот золотых, которые он должен был получить от Пириса и которые еще несколько дней назад казались ему сказочным богатством, выглядели теперь в его глазах довольно незначительной суммой. Поэтому Конан решил подождать Пириса еще один день, а ежели тот не появится – начать собственное дело.
До заката оставалось еще часа два. Конан вернулся в гостиницу и оседлал свою лошадь. И сам он, и благородное животное нуждались в разминке. Конан хотел, чтобы его конь постоянно находился в хорошей форме на тот случай, если понадобится спешно бежать из Шикаса.
Оказавшись за пределами города, Конан пустил лошадь сперва рысью, потом перешел в галоп, затем поехал шагом, чтобы не спеша вернуться к городским воротам. Очутившись снова в гостинице, он проследил, чтобы животное было накормлено как следует, после чего дал конюшему специальные указания, как следует выхаживать и кормить боевого скакуна. Каждую свою реплику он сопровождал похлопыванием по плечу – на взгляд Конана, легким, а для конюшего довольно-таки ощутимым. Киммериец хотел быть уверенным в том, что его указания поняты правильно.
Когда киммериец вышел из конюшни, он вдруг понял, что после завтрака ничего не ел. День же между тем выдался довольно утомительным. Конан буквально умирал от голода. Он уже стремительно шел к таверне, когда какой-то человек преградил ему дорогу.
– Прошу прощения, господин, – проговорил незнакомец.
Конан увидел, что перед ним еще юноша, почти отрок с хорошеньким, утонченным, но слабовольным лицом. Чтобы уравновесить это инфантильное выражение лица, юноша надел кирасу из плотной коричневой ткани с нашитыми на нее металлическими пластинами. При движении плащ распахнулся, открыв Конану, что юнец носит не один, а целых два меча.
– Да? – пробурчал Конан. Голод всегда приводил его в дурное настроение.
– Мой хозяин хотел бы поговорить с тобой.
– Мальчик, – сказал Конан, – я не знаю твоего хозяина. И тебя не знаю. Но хочу тебе заметить, что ты стоишь между мной и моим обедом. Так что посторонись, а ежели твой хозяин хочет со мной говорить, пусть приходит сюда и спросит меня в таверне.
– Сожалею, господин, но я вынужден настаивать. Мой хозяин крайне нуждается в том, чтобы поговорить с тобой. Кроме того, он приглашает тебя разделить с ним трапезу.
– Ага, это уже лучше. Правда, еще не совсем хорошо. Посторонись.
Он оттолкнул юнца и зашагал в сторону таверны.
– Господин!
На этот раз Конан обернулся:
– Будь ты проклят, что… – Он осекся, когда увидел, что юнец наставил на него небольшой арбалет. Должно быть, арбалет висел на петле под плащом уже взведенным, с заложенной стрелой.
– Ну что, господин, теперь ты пойдешь со мной?
– Настолько ли ты хорош, как воображаешь о себе? Хреновина, что у тебя в руках вряд ли сможет пробить эту кирасу. Что до меня, то я прикончил немало ублюдков, даже будучи тяжело раненным.
И рука Конана поползла к рукояти меча.
Юнец рассмеялся:
– Может быть, оно и так. Но скажи мне, господин, ты и в самом деле ХОЧЕШЬ заполучить арбалетную стрелу в ногу или в руку или даже в глаз? Не слишком ли большая плата за отказ пообедать с моим хозяином?
– Твой хозяин, должно быть, чертовски щедрый человек, – проговорил Конан.
– Ладно, пошли.
Юнец шел позади Конана и указывал ему, куда сворачивать. От гостиницы они прошли совсем немного, а затем завернули за угол красивого каменного особняка. Как и большинство зданий в этом районе, особняк имел каменный первый этаж и деревянный второй. Юнец сказал Конану, чтобы тот поднимался по наружной лестнице на второй этаж. Конан подчинился и остановился на площадке перед тяжелой дверью.
– Нам сюда, – сказал юнец, – давай стучи.
Конан постучал. Затем резко обернулся, выхватил арбалет из рук юнца и швырнул оружие вниз. С проклятиями парень потянулся за своими мечами. Но вместо рукоятей его ладони сжали запястья Конана. Варвар опередил противника и первым схватил оружие. Киммериец широко ухмыльнулся:
– Те, кто не искушен в искусстве владения мечом, нередко считают, что два меча делают их вдвойне опасными.
Резким движением киммериец вырвал мечи юнца из ножен, и прежде, чем тот успел осознать, что происходит, – не то что двинуться с места, – Конан уже оказался у него за спиной, прижимая скрещенные лезвия ему под подбородком.
– Но это мнение ошибочно, – продолжал Конан.
В этот момент дверь скрипнула, и киммериец резко двинулся вперед, толкая юнца перед собой. Человек, открывший дверь, отпрыгнул назад. Конан отвесил юнцу солидный пинок под зад.
– Не советую давать соплякам такие опасные игрушки, – проговорил Конан, швырнув оба меча к ногам человека, открывшего дверь.
Юнец бесформенной кучей шевелился в углу, держась за голову, которой ощутимо припечатался о стену.
Тот, к кому обратился Конан, был человеком необъятной толщины. Самая настоящая громадина. Благодаря не только своему росту, но и чудовищной дородности. Если Бомбас напоминал груду бледной плоти, то этот человек являл собою величественный монумент выпирающего во все стороны жира. Казалось, он был составлен из сфер, выходящих одна из другой. Вся эта громадная туша, опирающаяся на непропорционально маленькие ноги, будто невесомо плыла, когда человек двигался. Разодет он был в богато разукрашенные одежды и носил множество драгоценностей. У него было розовое и пухлое младенческое лицо, однако глаза на этом лице глядели остро и колюче. Он подплыл к юнцу и грустно посмотрел на него сверху вниз.
– Гилма, Гилма, – вздохнул он. – Что мне с тобой делать? Я ведь сказал: "Иди и попроси, уважительно попроси – я напомнил тебе об уважении! – нижайше попроси киммерийского господина прийти и встретиться со мной, дабы мы могли разделить трапезу и побеседовать". Но разве ты сделал так, как я сказал тебе? Нет, тысячу раз нет! Вместо этого ты возомнил, что можешь сравниться с опытным воином. Простой вежливости показалось тебе недостаточно. Что ж, Гилма, этот господин великодушно преподал тебе достойный урок. И ты еще должен быть благодарен, что он тебя не изувечил. А теперь, Гилма, я требую, чтобы ты извинился перед господином.
