Елена Белова - Сердце феникса. Все исправить
— Март, пошли!
И, прежде чем Координаторы успели спросить, что здесь делает демон, а сам Март понять, куда он влип и что теперь делать, Алекс подскочил к нему и они вместе растворились в телепорте. А Дим вновь остался наедине с Координаторами. Но теперь-то он знал, что говорить, — своя злость, подстегнутая чужой памятью, кипела и бурлила. Объясняться? Доказывать свою невиновность? Нет уж. Серые глаза блеснули сталью.
— Снимите узы. Я отвечу на ваши вопросы.
Кто последний раз что-то требовал у Совета? Может, отец знает. Сам Вадим про такое не помнит. Но он потребовал. И его послушали.
Он не уловил, кто именно отвечал за его обездвиживание, и не заметил никакого движения, но в следующую секунду сдавивший его тело блок исчез.
Верят? Так сразу?
Дим снова обвел глазами Координаторов. Эх, не помешала бы ему сейчас Лёшкина эмпатия.
— Итак. Вы желали знать, зачем мы искали контакты на Уровнях. Это неправильный вопрос. Нужно было спросить: почему?
— И почему же? — спокойно поинтересовался Даниэль, взмахом руки останавливая собиравшегося что-то сказать Савела.
— Потому, что одним нам не справиться. Вы который год ломаете головы над тайной барьера: кто его установил? Но никто, видимо, не задался вопросом: почему этот барьер был установлен?
— И почему же? — Даниэль, видимо, решил, что лучше всего задавать наводящие вопросы.
— Для решения проблемы с дай-имонами. Барьер простоит самое большее до осени. Потом на Землю хлынет поток не только дай-имонов, но и дайи, темной энергии из мира Дайомос, уничтожившей его...
— О чем ты говоришь?!
— О дайи! Никто не знает точно, откуда она появилась там, но она как вирус. Внедряется в тела и души и перекраивает по-своему. Уже первое поколение заметно темнее незараженных. Третье и четвертое искалечены непоправимо, они не способны ни на что, кроме зла. Даже птицы и животные, зараженные дайи, нападают на всех подряд. Не выдерживает земля, мир начинает разрушаться. Идут мертвые дожди, растворяющие все на своем пути, из-под земли возникают голодные пузыри, в воздухе плывут хищные облака. И так до тех пор, пока не остается никого живого.
Наступила тишина.
Координаторы молчали. Им было немало лет, и при сопряжениях Граней они видели разные миры. Видели и погибшие. И не спешили отмахиваться от страшной правды. Те, кто отмахивается, в Координаторы не идут. И все же поверить в такое сразу было тяжело. И они молчали.
— Они уже здесь. Выискивают мгновенные сбои и прорываются. Пока группами. У нас еще есть время остановить действие дайи, если пробои останутся единичными. Но если они хлынут волной, будет катастрофа.
— Поэтому вы прошли в прошлое? — мягко спросил Пабло. — В ваше время так и случилось?
— Да. Мы построили этот барьер. Мы с Алексом.
— Вы с Алексом? — Это подал голос отец. Александр Соловьев смотрел на первенца, словно впервые видел. Да так оно отчасти и было. — Дим...
— Мы. Те мы, — поверь, пап, я по-прежнему твой сын. Собрали все силы — свои, демонские, даже оборотневые — все, что могли. И прошли в прошлое. Построили. — Он вздохнул — почему-то не хватало воздуха — и медленно проговорил: — Они до сих пор там... в барьере. Остались в нем, растворились навсегда. Только память и осталась...
— Свет всемогущий...
— Как же это...
Как?
Вы правда хотите знать как?
Да так!
...Вампиры готовят что-то гадостное. Дензил второй раз предупреждает — что-то зреет. Да и так было понятно, что без осложнений это дело не обойдется. Вампов до глубины души взбесил указ о возвращении в ряды людей. Если, конечно, поверить, что она у них есть, душа. Ну не хотелось гордым «сынам ночи», «рыцарям крови» и «властителям сумерек» снова жить человеческой жизнью — работать, подчиняясь общим законам, жениться, не мороча головы наивным дурочкам своей особостью, отказаться от подчинения людей, от вкуса крови... Они даже сожгли на костре чучело покойного ученого Стрейзанта, который разработал обряд, обращающий вспять процесс превращения человека в вампира. А теперь, когда указ лишил их выбора, может статься, что чучелами кровососы не ограничатся.
Что это будет — массовая акция? Еще один удар исподтишка?
Два года назад — гибель Тигра и «прах» в постели.
Еще через два месяца — новый бунт в Нидерландах; мол, как так, нами правит убийца. Да мы... да он... Если бы не удалось отвлечь людей контактом с миром аннитов, то неизвестно, во что бы это вылилось. Бунт — это ведь как пожар, охватывает быстро, а гасить трудно. Да и погасишь — только выжженная земля остается.
Еще через полгода — праздник Томатина в Буньоле, перешедший в массовые столкновения демонов и людей. Были жертвы. Если б не Алекс, сколотивший отряд из эмпатов, транслирующих мирные эмоции, если б не быстрые и решительные действия Службы порядка, если б не аннитские демоны из делегации, которые полезли в конфликт и выступили с обращением к обеим сторонам с призывом жить в мире...
А потом — похороны жертв, перед которыми он тоже виноват. Это вечное чувство вины, от которого ни жить, ни дышать, ни работать спокойно... эти глаза матерей, эти лица в гробах!
И еще, и еще: вылазка оборотней, волнения среди лигистов-радикалов, межрасовые стычки, нападения на улицах и налет антигомов на станцию, вылившийся в сокрушительный прорыв сразу из двух миров... Два демонских рода сначала не думали разрушать станцию, просто удрать пытались, эмигрировать (кое-кого собирались судить, и они решили суда не дожидаться). Но когда защитники станции преградили им путь, а ход назад оказался отрезан, антигомы просто подорвали зал, перекорежив аппаратуру и спровоцировав выплеск иномирной жизни. Экологи потом с ума сходили, зачищая территорию, а жертв сколько было! Только среди персонала — восемнадцать трупов и девять тяжелораненых. А среди местных жителей? Больше двухсот человек...
Что ж вас мир никак не берет? Сколько можно...
— Милорд! — Со вспыхнувшего медиашара смотрело встревоженное лицо Дензила. — Милорд, вампиры выступили! Захвачена станция в Одессе! Вампы угрожают открыть пробой в мир Горриныч, если их требования не будут выполнены...
А вечером, когда все кончилось, пришел Лёшка. Посмотрел на стол, где одиноко стояли едва початая бутылка коньяка и полупустой бокал, коротко, невесело присвистнул, присел рядом, глянул в лицо...
— Ты чего это?
— Ничего. Устал.
— Да уж слышу. С таким настроением только вешаться. Руку дай...
— Не надо.
— Дай, дай. Коньяком он вздумал усталость лечить. Видали вы такое? Я-то получше коньяка буду.
— Не надо, оставь. Брось, слышишь?! Не трогай.
