Ян Сигел - Дети Атлантиды
— Что-то нехорошее творится с твоим лицом, Элаймонд, — издевалась старуха. — Наступит день, когда, несмотря на все твое могущество, ты не сможешь его восстановить и превратишься в такую же каргу, как я. При полной луне ты оденешь свою красоту, как платье, но проплывающие облака уничтожат ее. Иллюзия — хрупкая вещь, на нее нельзя полагаться. Тогда уж рыбка не приплывет к тебе в сеть. Ха-ха!
— Я давно отказалась от лунной магии, — сказала Элайсон. — Мой Дар сильнее, чем это древнее искусство. Могу изменить твое лицо, Хексэйт. Только не даром.
— Ясно, что не даром! — презрительно фыркнула старуха. — Ты, Элаймонд, всегда была такая самонадеянная. Да я сама могу изменить свое лицо, когда захочу. Мое умение древнее, но еще не заржавело. К тому же, мне мое лицо нравится — люблю испугать пьянчужку или ребеночка. Я не связываюсь с колдовством людей, которые владеют Даром. Это проклятые люди, проклятые навечно. Береги свой Дар. А я предпочитаю приберечь свои проклятья, они прилипают, как мокрые какашки. Хочешь, я тебя прокляну, Элаймонд? Однажды я тебя учила…
— Прочь, проклятая! — рявкнула Элайсон. — Ты меня учила, но ты лишь хотела посмеяться над моим Даром. Не забывай, что я училась у самой Моргус, и даже она не могла управлять моим разумом. Расскажи мне о ключе, Хексэйт. Ты должна была слышать о нем. Жуки и червяки приносят в твою нору слухи со всего света.
Но, похоже, старуха не слушала Элайсон, она что-то бормотала себе под нос.
— Моргус, — услышала Ферн. — Не говори мне о Моргус, об этой жирной улитке, раздувшейся от собственного могущества, которым она не может воспользоваться. Чтоб она сгнила! Верните мне мои прежние денечки. Дайте мне почувствовать тепло жертвы, возложенной на алтарь. Дайте снова почувствовать вкус крови. Теперь уже никто так не колдует. Я спаривалась с козлом, играла с гоблинами и сатирами, уродовала луну, гасила звезды. О каком ключе ты спрашиваешь? Никто ничего не рассказывал мне о ключе.
— Она бредит, — сказала Элайсон. — Теперь от нее ничего не узнаешь.
— Она врет, — сказал идол. — Она жаждет общения, хотя бы с тобой. Избавься от нее.
Элайсон взмахнула рукой, и старуха пропала.
— Все это бесполезно, — сказал идол. — Периметр не будет держаться так долго, а на Хексэйт были потрачены драгоценные минуты. Вызови Кэйрекандала.
Впервые Элайсон заколебалась.
— Он слишком силен, — сказала она. — Я могу не удержать его в круге.
— Его мощь убывает, сгорает, он всего лишь человек. Полагаю, ты не боишься человека? Вызывай его!
Элайсон подняла руку в уже знакомом жесте, но слова команды прозвучали не так отчетливо, как раньше, они были невнятными, неуверенными. Фигура, появившаяся в круге, была одета в подобие пальто, капюшон, отброшенный на спину, открыл косматую голову с волосами всех оттенков от белого до черного, как мех Лугэрри. При взгляде на этого человека Ферн похолодела.
— Я пришел, Элаймонд, — сказал Рэггинбоун. — Чего ты от меня хочешь?
— Ты знаешь, чего я хочу, — ответила Элайсон. Голос ее был кроток, в нем звучало сомнение. — Думаешь, я не чувствую, что ты наблюдаешь за домом? Хотя это не так уж и важно, ведь это единственное, на что ты теперь годен. Что ты увидел, бродяга?
— Я видел, как некто занес топор, чтобы разрубить паутину, сплетенную пауком. Весьма неуклюже. Могу предположить, что это ты. Никто другой не пошлет гончую вынюхивать кровь там, где нет ни крови, ни запаха. Все это выглядит абсолютно бессмысленным.
— Я хотела удержать любопытных, — сказала она ледяным тоном.
— Постараюсь этого не забыть, — вежливо, но с издевкой ответил он.
— Ты должна была задавать вопросы, — проскрипел идол, — а ты ноешь, как новичок. Гончая — это серьезный просчет.
— Что случилось, Кэйрекандал? — возмутилась Элайсон. — Я не получила ответа на мой вопрос.
— Спроси у Лугэрри, — ответил Рэггинбоун, — если отважишься.
— Достаточно! — Свечение вокруг идола усилилось, сверкающее сияние внутри него превратилось в пламя. — Ключ! Нам нужен ключ! Где он? Если у тебя есть ключ или след, ведущий к нему, — скажи мне, Кэйрекандал. Заклинаю тебя, приказываю тебе — скажи! — И снова Элайсон подняла руку, и струйка огня поднялась от линии круга к ее пальцам. Ее ладонь сжалась, ухватила воздух, смяв конус, в пространстве которого находился Наблюдатель, выдавила его из пальто, обвила и чуть не задушила его же волосами. Ферн видела, как он сопротивляется, как сила борется с силой, но это была не борьба мускулов, а борьба воли. Постепенно давление ослабло, волосы и плоть Наблюдателя вернулись на свои места.
Элайсон пыталась что-то удержать в конусе, но из-под ее пальцев вырвался свет, он рассеялся внизу, светящиеся линии потускнели, огонь почти потух, Рэггинбоун потемнел, последние пятнышки сияния спиралью завились вокруг него и погасли.
— Что-то… не получилось, — сказал Рэггинбоун. Дыхание его было прерывистым и частым, но он стоял, как скала, скала, которую Ферн видела в конце тропы. Надежный, как земля. Неподвижный.
— У тебя же нет… силы! — воскликнула Элайсон. — Ты не можешь…
— Я не нуждаюсь в силе, — уверенно ответил он, надвинул капюшон и исчез.
Круг снова загорелся огнем. Ферн почувствовала на лице ледяное дуновение, она непроизвольно прижалась к спинке кресла. До нее донеслось злобное ворчание Элайсон и насмешливый скрип голоса идола.
— Неплохо, а? Ты его боишься, и он это знает и пользуется твоим страхом. Он использует твою же силу против тебя. Он старик, ему не за что держаться, у него остались только его прожитые годы. Он может лишь забраться на холм и выслеживать то, что никогда не осуществится, однако ты боишься его. Ты поймала в ловушку единорога, вызвала гончую из своры Эронов, однако ты боишься его. Он научился своим штучкам от одного шарлатана, он продавал яды уличным ведьмам и лекарства, возбуждающие сладострастие, любовницам короля, он прокрался сквозь столетия, заигрывая с колдовством, проматывая свой Дар, однако ты боишься его. Лучше бы ты боялась меня. Этой ночью ты не показала мне ничего, кроме собственного невежества. Гаси огонь. Убери круг. Все кончено.
— Погоди! — сказала Элайсон. — Мне еще нужно спросить у одного… Может быть, от этого не будет толку, но…
— Торопись! — ответил идол. — Пламя скоро умрет. Я не могу заниматься пустяками.
В этот момент в центре круга стала медленно вырастать фигура. Казалось, ее кто-то принуждает выбираться из небытия. Это было приземистое создание, не больше четырех футов ростом, кривой горб возвышался на его широких плечах, огромные уши украшали голову. Создание стояло, кутаясь в какие-то тряпки, будто изъеденные молью, оно обнимало само себя руками со множеством пальцев в жалкой попытке прикрыть бедность лохмотьев. На дергающемся лице виднелись тоскливые глаза. Ферн, рискнувшая чуть высунуться из-за кресла, поняла, что видела его раньше. Это существо кралось мимо ее комнаты по коридору. Теперь она знала, кто это. В круге стоял домашний гоблин — домовой.
