Маргарет Уэйс - Испытание близнецов
Я должен был радоваться жизни, быть довольным собой и моей новой женой, хотя церемония бракосочетания в осажденном замке выглядела жалкой пародией на событие, которое было призвано осчастливить меня на всю жизнь. Но ничего этого я не испытывал. Чувство вины терзало меня постоянно, и, что еще хуже, я мучился от сознания того, что запятнал свою честь. Только теперь я начинал понимать, что бежал из одной тюрьмы лишь для того, чтобы добровольно запереть себя в другой, которую к тому же сам для себя воздвиг. Я избежал позорной смерти, но принудил себя влачить унылое, безрадостное, одинокое существование. Собственно говоря, я всегда был вспыльчивым, готовым сначала ударить, а потом подумать — за что, но теперь эта черта моего характера стала преобладающей. После того как я жестоко избил нескольких слуг, они стали разбегаться при моем появлении. Мои воины тоже старались меня избегать. Наконец наступил день, вернее — ночь, когда я ударил мою эльфийку
— единственную в целом мире, способную подарить мне хоть немного счастья.
Глядя в ее полные слез глаза, я впервые понял, в какое чудовище превратился. Схватив любимую в объятия, путаясь в ее распущенных золотых волосах, я на коленях умолял о прощении. Я чувствовал, как шевелится мое дитя в ее чреве. Вместе мы стали молиться Паладайну, и я поклялся, что исполню все, чего он ни потребует от меня, лишь бы моя честь была восстановлена.
Единственное, о чем я просил Светоносного бога, — чтобы мой сын или дочь никогда не узнали о моем позоре.
И Паладайн ответил мне. Он поведал о Короле-Жреце, о его гордыне и тех дерзких требованиях, с которыми этот глупец обращался к богам. Паладайн объявил мне, что весь мир может испытать на себе тяжесть гнева богов, если какой-нибудь человек — как поступил до меня легендарный Хума — не пожелает пожертвовать собой ради спасения невинных жертв.
Свет Паладайна разливался вокруг меня. Моя измученная душа обрела покой.
Какой жалкой показалась мне моя собственная жизнь по сравнению с тем, что ребенок вырастет без позорного пятна на своем — нашем — имени, а мир будет спасен! Что и говорить, в тот же день я выехал в Истар с твердым намерением остановить зарвавшегося жреца и с уверенностью, что Паладайн на моей стороне.
Но вместе со мной отправился в путь и еще коек-то. Это была Такхизис — великая Владычица Тьмы, ведущая нескончаемую борьбу за души, которые ей нравится держать в повиновении. Как же ей удалось победить меня? Какую уловку придумала она для того, чтобы сбить меня с пути Паладайна? Владычица Тьмы использовала опять же эльфийских женщин — жриц того самого бога, с именем которого я отправился в свой великий поход!
На самом деле жрицы эти уже давным-давно оставили Паладайна. Как и Король-Жрец, они рядились в тогу своей собственной правоты и не видели ничего сквозь шоры своего «добра». Я же, преисполнившись гордости за то, какая важная миссия на меня возложена, открыл свои намерения. И конечно, Мои речи здорово их испугали. Они не поверили, что на мир может обрушиться гнев богов, и лишь фанатично твердили мне, что скоро настанет день, когда Кринн будут населять только хорошие, добрые и прекрасные существа (то есть — эльфы).
Им нужно было помешать мне, и они в этом преуспели.
Королева Бездны мудра, ей ведомы самые темные закоулки человеческой души.
Если бы путь мне преградила целая армия, я бы сокрушил ее без промедления и продолжил свой путь, но сладкие речи эльфиек оказались пострашнее вражеских полков. Словно яд, они впитывались в мою кровь до тех пор, пока мои сердце и рассудок не заволоклись багровым туманом ревности.
— Как хитро поступила наша сестра, избавившись от тебя в такой подходящий момент, — говорили они. — Теперь ей достанутся твой замок, все твои земли и богатства, и при этом она не будет испытывать никаких неудобств, связанных с мужем — человеком.
Еще они спрашивали меня, уверен ли я, что ребенок действительно мой, и намекали, что видели мою жену в обществе одного из моих самых молодых дружинников. А я…я действительно не знал, куда направлялась эльфийка, покидая за полночь мою походную палатку.
Они ни разу не сказали ни слова лжи, ни разу не указали прямо на неверность моей возлюбленной, но их речи и вопросы вонзались в меня как отравленные стрелы. Я начал вспоминать ничего не значащие слова, взгляды, улыбки, и они наполнялись для меня новым смыслом. Я был уверен, что эльфийка изменяет мне, и желал только одного — застать ее с любовником. Я готов был убить соперника — кем бы он ни был! Я хотел заставить ее страдать, как страдал в те минуты сам!
И я повернул обратно.
Прибыв домой, я принялся колотить в ворота замка. Моя жена в величайшей тревоге выбежала мне навстречу, держа на руках новорожденное дитя. На лице ее застыло отчаяние, но я принял его за признание вины. Я проклял и ее, и ребенка, и в этот самый миг огненная гора упала на Ансалон.
Мне показалось, что звезды посыпались с неба. Землю стало трясти как в лихорадке, по ней побежали громадные трещины, а в большом зале сорвалась с крюка огромная люстра на сотню свечей. Не прошло и нескольких мгновений, как моя жена была с ног до головы охвачена пламенем. Из огня она протягивала мне ребенка, надеясь спасти его от пожиравшего ее пламени, я заколебался, но тут ревность с новой силой вспыхнула в моей груди, и я отвернулся.
Вот тогда-то умирающая эльфийка призвала на мою голову гнев богов. «Этой ночью ты погибнешь в огне — той же самой смертью, на какую обрек меня и своего сына. Но ты не умрешь совсем — ты будешь скитаться во мраке целую вечность, проживая по одной жизни за каждую жизнь, которую твоя глупость погубила сегодняшней ночью!»
С этими словами она упала на пол и умерла.
Между тем огонь распространялся все дальше, и вскоре весь мой замок полыхал, как облитый маслом муравейник. Никакие усилия не сумели погасить этого странного пламени, от которого плавились даже камни. Мои люди пытались спастись, но не смогли, на бегу превращаясь в живые факелы. Вскоре в Даргаарде не осталось ни одного живого существа, кроме меня самого. Один как перст стоял я посередине большого зала, окруженный стеной огня, который почему-то меня не трогал. Но пламя приближалось, все ближе и ближе, и наконец огненная река захлестнула меня.
Я умирал медленно, в невыносимых мучениях. Когда все же смерть пришла, она не дала мне желанного избавления. Мои глаза закрылись, но тут же открылись вновь, и я увидел перед собой мир пустоты, отчаяния и нескончаемой муки, в котором мне предстояло существовать невероятное количество лет. И вот с тех пор, ночь за ночью, год за годом, я сидел в этом зале и слушал, как эльфийские женщины выпевают мою историю. Но все это кончилось, исчезло с твоим появлением, Китиара…
