Александр Лидин - Пески смерти
— Отвечай! И не вздумай сказать, что слышишь это название в первый раз.
Василий сглотнул. Стоять на одной ноге становилось все тяжелее. А в довершение всех неприятностей по заставе расползся запах горелой плоти. Никто ведь и не подумал вынуть убитого басмача из огня. А может, он был и не убит вовсе, а сильно ранен и потерял сознание. Однако теперь это уже не имело никакого значения.
— Я жду!
Снова выстрел разворошил песок под ногами Василия.
— Что тебя конкретно интересует?
— Всё!
— И с чего же начать?
— Послушай, не морочь мне голову. Через полчаса здесь будут люди Хасана. Они не такие милосердные, как я. Они живо выпытают у тебя, все, что им нужно. Поэтому лучше сам мне все расскажи…
— Но я практически ничего не знаю.
— Врешь!
Василий прищурился. Его глаза, постепенно привыкшие к темноте, безошибочно различили черную фигуру на фоне начинающего светлеть неба. Вот этого «железнодорожник» не учел. Собравшись с духом и набрав в легкие побольше воздуха, Василий резко качнулся назад, словно не удержал равновесие, упал на спину и резко крутанулся прочь от костра, туда, куда отбросил револьвер. Две пули впились в песок у него за спиной. Еще одно движение. Вторая пуля в ту же ногу и почти в то же самое место. Василий взвыл от нестерпимой боли, но пальцы его уже нащупали рукоять револьвера.
Первый выстрел.
Темная фигура покачнулась.
Второй выстрел, и фигура согнулась вдвое.
Пуля чиркнула по песку рядом с ухом Василия, но это была чистая случайность. Теперь «железнодорожнику» оказалось не до оперуполномоченного. Завывая, он корчился на песке.
Сначала Василий попытался встать, но понял всю бессмысленность этой затеи. Тогда, изо всех сил отталкиваясь от земли левой рукой и здоровой ногой, он пополз к раненому врагу. Но почти сразу остановился, сел. Прицелился. Выстрелил. «Железнодорожник» взвыл от боли. Теперь роли переменились.
— У меня в барабане еще три пули, — начал Василий. — Так вот, если хочешь умереть, то ответишь на два моих вопроса, после чего твои мучения прекратятся раз и навсегда. И хватит завывать, у меня к тебе три вопроса. Первый: как тебя зовут?
— Да пошел ты…
— Ответ неправильный… — и очередная пуля вошла в запястье руки «железнодорожника», который пытался дотянуться до пистолета.
— Карл Кляйн.
— Уже лучше, — улыбнулся Василий. Подобный способ допроса ему не нравился, но ничего другого он придумать не мог, к тому же нужно было спешить. Самое большее через час тут появится подкрепление, и тогда… Впрочем, это следующая проблема, а сейчас сложилась такая ситуация, когда загадывать вперед было бессмысленно.
— Для немца ты слишком хорошо говоришь по-русски.
«Где-то я уже это говорил», — пронеслось в голове у Василия, но сейчас было не время и не место предаваться воспоминаниям.
— Второй вопрос: кто тебя послал?
— Вилигут…
— Хорошо.
— Ты обещал… — зажимая живот, простонал Карл, корчась на песке. — Ты обещал…
— Последний вопрос: зачем ты здесь?
Но «железнодорожник» на этот вопрос не ответил. Дернувшись всем телом, он замер. В первый момент Василий даже не понял, что случилось. А потом, поняв, мысленно обругал себя последним идиотом. Немец умер, так и не сказав ему ничего существенного. Из разговора с Кляйном он понял две вещи: басмачи по той или иной причине ищут таинственный город Старцев, и в этих поисках тем или иным образом замешано Аненербе. Кроме того, он в одиночестве оказался во дворе заставы, куда вот-вот вернутся люди некоего Хасана. Чудная перспектива. Единственной надеждой был тот самый подвал, куда Василий забыл заглянуть.
До двери подвала оказалось метров двадцать, и это были самые длинные метры в его жизни. Где-то на полпути Василий понял, что не доползет. И еще, посмотрев назад, он увидел протянувшийся кровавый след. По нему бандиты живо его отыщут. И все же… Подвал был единственной надеждой на спасение. Напрягая все силы, Василий полз к заветной двери. Уже рассвело. Солнце взошло, осветив догорающий костер, окруженный шестью трупами. Но…
Вот за воротами застучали копыта, и тогда Василий понял, что не успеет. Последние три метра встали непреодолимой преградой. Что ж, по крайней мере, он дорого продаст свою жизнь. Бандиты надолго запомнят…
Перевернувшись на спину, Василий перезарядил револьвер и стал ждать.
В ворота влетел первый всадник, пронесся мимо костра, натянул поводья… Высокий, тощий, в длинном халате и чалме, с кривой саблей в дорогих ножнах, он больше походил на араба. Василий уложил его с первого выстрела. Но не успел мертвый басмач выпасть из седла, как через открытые ворота толпой въехало сразу человек десять. Василий вскинул револьвер. Руки его дрожали от усталости — все-таки он прополз большую часть расстояния до подвала. Ему не хватило каких-то полчаса. Правда, следы… они все равно бы остались, но сейчас Василий об этом не думал. Он планомерно стрелял, разряжая револьвер в массу всадников. Сколько человек он убил? Одного? Двух? Трех? Он так и не понял.
Когда патроны в барабане закончились, он попытался перезарядить револьвер. Но руки едва слушались его. Перед глазами плыли красные крути. В какой-то момент он различил, как чей-то поставленный командирский голос прокричал:
— Не стрелять. Возьмите его живьем.
И тут же на него накинулось десяток бандитов. Они схватили Василия, стали выворачивать руки. А он все машинально жал на курок, однако боек лишь глухо щелкал по пустым гильзам.
Василий отчаянно отбивался. Но что он мог противопоставить десятку врагов, тем более раненый, распростертый на земле? Кому-то он все же заехал по бритому черепу рукоятью револьвера. Но этим, пожалуй, все и ограничилось. Сначала он почувствовал, как чьи-то цепкие пальцы вырвали оружие из его рук. Потом на него обрушилась волна вони — запах потных тел и перепрелых тряпок, а в конце его приподняли, пытаясь поставить на ноги. Василий сопротивлялся, но боль в дважды простреленной ноге была чудовищной. Она отнимала большую часть сил. И вновь Василий, не устояв, рухнул бы на землю, если бы не басмачи, удерживающие его в вертикальном положении. А в конце страшный удар обрушился ему на затылок.
Кровавый туман, стоящий перед глазами, поплыл. Здоровая нога Василия подкосилась, и он упал на колени. От этого боль в бедре стала еще сильнее. И тут сознание милостиво оставило его, погрузив в черный омут полного неведения.
* * *Мерно покачивались носилки. Нещадно палило солнце. Но не это «разбудило» Василия. Последнее, что он помнил — боль, страшная боль в ноге. Сейчас никакой боли не было. Наоборот, он ощущал странную легкость во всем теле. Он словно парил над землей, мерно покачиваясь в такт… но чему в такт, он так и не понял.
