Святослав Логинов - Свет в окошке
Илья Ильич припомнил исчезновение тёти Саши и передёрнул плечами.
– И что же, если спать побольше, то денег меньше уходит?
– Всё одно лямишка в день.
– Понял... А с прежними приятелями, теми, кто уже тут, ты видаешься?
– Да как тебе сказать... Специально – нет. А так порой сталкиваюсь на улице. Я себе свойство купил, в те поры, когда мнемоны швырял без счёта: ежели вижу человека, сразу знаю, встречался с ним или нет. Припоминать не нужно. А то ведь со мной вечно такое происходило: вижу знакомого человека, знаю, что мы знакомы, а где, когда, как его зовут – убей, не помню. Дурацкое положение. Теперь со мной такого не бывает. Если хотя бы пару раз с человеком словечком перекинулся, то могу вспомнить, где это было и о чём разговор шёл.
– А я знание языков себе заказал, – признался Илья Ильич. – Причём нечаянно. Захотел узнать, о чём люди говорят, а деньги в кулаке держал. Теперь все языки понимаю, что новые, что древние.
Илюшка присвистнул.
– Абсолютный полиглот – это крутенько. Сколько же денег ушло?
– Представления не имею. Я и сейчас не знаю, сколько этих монет у меня. Неловко считать.
– Посчитай, – сказал Илюшка, и отец сразу припомнил Афанасия, дававшего тот же совет.
Илюшка тем временем сунул руку за пазуху, повозился немного и сказал:
– Двадцать мнемонов. Вообще-то не так много, а для отработки – целое состояние.
– Что, двадцать мнемонов?
– Твоё знание языков стоило.
– А!.. А я решил, что ты успел проверить, сколько у меня деньжищ в мошне спрятано.
– Этого никто не определит. Тайна личности, ядрён батон... Всё остальное пусть за большие деньги, но можно узнать, а этого – нет.
Посмеялись не очень весело и вскоре, как водится в нетрезвых компаниях, перешли к анекдотам, тем более что загробных анекдотов Илье Ильичу услыхать было негде. Когда за окном мертвенная ночная серость сменилась дневным светом, отец с сыном вышли на улицу и направились к Цитадели. Шли пешком, благо что недалеко и можно добраться бесплатно.
– Вот идут по улице два Ильи Ильича, – вспомнил отец старую, полсотни лет не звучавшую шутку. – А двое – как будет?
– Илей Ильичей, – убеждённо, как в детстве, сказал Илюшка.
Бульвар и впрямь был бульваром, крепко утоптанной дорожкой, проложенной по оплывшему крепостному валу – больверку и обсаженной с двух сторон деревьями, о чём Илья Ильич не без удовольствия поведал сыну.
– Первые бульвары в Париже появились, когда французы стали сносить городские укрепления. Всё равно город давно разросся за пределы крепостных стен, так что пользы от них никакой не было. Стены снесли, а земляные больверки срывать – себе дороже. Их обсадили с двух сторон деревьями, а может, эти деревья уже и сами выросли, не знаю, по верхушке вала дорогу проложили, и получилось место для гуляния. Сверху вид красивый и зелень опять же... Аристократы в каретах туда на променад отправлялись, а кто победнее, те вроде как мы, пешком. Потом в подражание Парижу в других городах специально начали бульвары прокладывать, кое-где даже насыпь нарочно делали. А в России простой люд говорил не «бульвар», а «гульвар», потому что там гуляют...
– Вот она, Цитадель, – сказал сын. Ничего особо грозного или мрачного не показалось в открывшейся взгляду обители. Стена не то из шершавого песчаника, не то просто из засохшего самана, не особо высокая, метра четыре, не больше. За стеной густо кудрявится зелень и выглядывает пара не то смотровых башенок, не то минаретов или звонниц. Ото всей этой патриархальности веяло музейным спокойствием, а уж никак не военной силой. И даже фигуры часовых серьёзности картине не добавляли. Через каждые полсотни метров, не скрываясь, напоказ, стояли неподвижные фигуры. Юбки, а вернее – опоясания с густой бахромой. Грубые льняные рубахи – и никакого намёка на доспехи, хотя бы кожаные или из нашитых блях. Лишь на головах у некоторых красовались круглые шлемы-мисюрки. В руках короткие копья с широким лезвием, из-за плеча виднеется конец круто изогнутого лука. Тёмные лица непроницаемы и наполовину скрыты завитыми и выкрашенными хной бородами, так что стоящие кажутся манекенами, а не живыми людьми. Впрочем, живого в них и впрямь осталось очень немного; Илья Ильич вдруг осознал, что воочию видит людей, скончавшихся три тысячи лет назад и сумевших продлить своё эфемерное существование на эти самые тысячи лет. Непобедимые воины, телохранители древних владык, забытые людьми и историей, они давно должны были рассыпаться пылью, но живут, поскольку всё новым и новым владыкам необходимы телохранители и непобедимые воины. И каждое поколение умерших солдат безуспешно пытается сокрушить эту первую когорту, которая держится вовсе не силой своего оружия, а мощью тех, кто живёт за стеной. Пытается сокрушить, для того чтобы... а в самом деле, зачем? Этой ночью Илья Ильич не раз и не два слышал от сына о провалившихся попытках взять Цитадель штурмом, о несостоявшихся попытках взять Цитадель штурмом, о задуманных попытках взять Цитадель... Зачем и что это изменит в сложившемся положении вещей?
– Смотри!.. – перейдя вдруг на свистящий шёпот, проговорил Илюшка. – Вон видишь?
Ничего особого Илья Ильич не видал.
– Да вон, через два человека, видишь, часовой стоит? Это же из новых, с ружьём!
Воин, на которого указывал Илюха, никак не годился в современники людям, прогуливающимся по бульвару, хотя и меднобородые ассирийцы, составлявшие большинство на стенах, не могли бы назвать его своим. Был он одет в камзол, поверх которого красовалась блестящая кираса, а вооружён допотопным кремнёвым мушкетом и шпагой, которая праздно висела на перевязи.
– Значит, это правда! – возбуждённо повторял Илюшка. – Мне рассказывали, будто бы лет триста назад Цитадель была взята, а я не верил. Там на стенах всё больше ассирийцы, несколько римлян да ещё китайцев порядочно, говорят, тоже из тех времён. А этот совсем свежий... Значит, брали Цитадель и в новое время, просто большая группа прорваться не сумела, быть может, вот этот стрелок один всего и прорвался. Но ведь прорвался же! Значит, и мы можем.
– Ничего не понял, – перебил Илья Ильич. – Что значит взять Цитадель, если стоит она цела и невредима, и зачем это нужно? Вообще смешно, пока я в гостинице у вольных охотников проживал, так мой друг Афоня о Городе говорил сплошными непонятками. А в Городе так же точно о Цитадели судачат. Интересно, о чём в Цитадели разговоры идут? Давай-ка, пока мы тут гуляем, расскажи всё по порядку. И прежде всего, зачем вы собираетесь Цитадель разрушать?
– Никто её разрушать не собирается... – проворчал сын. – Просто у тех, кто на стенах живёт, работа есть. Не знаю уж, сколько они получают, но когда в город прогуляться выходят, то ни в чём себе не отказывают. Правда, редко такое случается, а вот этого, новенького, и вообще триста лет никто не видал, одни слухи ходили. А взять Цитадель – значит прорваться внутрь и занять место на стене. При этом автоматически становишься её защитником. Только ведь для того, чтобы там встать, надо хотя бы одного вот из этих вниз спихнуть. А мы по сравнению с ними шмакодявки, у них опыт тысячелетний и деньги не чета нашим.
