Анджей Сапковский - Кровь эльфов
– Исток, – холодно объяснила Трисс, – не контролирует своих умений, они ей не подчиняются. Она – медиум, что-то вроде посредника. Бессознательно контактирует с энергией, бессознательно ее преобразует. А когда пытается взять под контроль, когда прикладывает усилия, как, например, при попытках сложить Знаки, у нее ничего не выходит. И не выйдет не только после сотни, но и после тысячи попыток. Это типично для Истока. Но вот наступает момент, когда Исток не прилагает усилий, не напрягается, сидит себе спокойненько, размышляет о манной кашке либо о колбасе с капустой, играет в кости, «любится» с кем-то в постели, ковыряет в носу… и вдруг что-то происходит. Например, пламя охватывает дом или вспыхивает полгорода.
– Преувеличиваешь, Меригольд.
– Ламберт, – Геральт отпустил медальон, положил руки на стол, – во-первых, не называй Трисс «Меригольд», она не раз просила тебя. Во-вторых, Трисс не преувеличивает. Я собственными глазами видел в деле Цирину мамочку, принцессу Паветту. Поверьте, было на что посмотреть. Не знаю, была ли она Истоком, но никто и не подозревал о ее способностях, пока она чуть было не развалила королевский замок в Цинтре.
– Выходит, надо согласиться, – сказал Эскель, зажигая свечи в очередном подсвечнике, – что у Цири это вполне может быть наследственным.
– Не только может быть, – сказал Весемир, – а определенно есть. С одной стороны, Ламберт прав. Цири не способна складывать Знаки. С другой… Все мы видели…
Он замолчал, глянул на Цири, которая радостным писком отмечала только что одержанную победу. Трисс видела улыбку на лице Койона и не сомневалась, что тот просто поддался.
– Именно, – насмешливо сказала она. – Видели. Что вы видели? При каких обстоятельствах? А вам не кажется, парни, что пришло время поговорить откровенно? Черт побери, повторяю, я сохраню тайну. Слово даю.
Ламберт взглянул на Геральта. Геральт утвердительно кивнул. Молодой ведьмак встал, снял с высокой полки большой квадратный хрустальный графин и небольшой флакончик. Перелил содержимое флакончика в графин, встряхнул, разлил прозрачную жидкость по стоящим на столе кубкам.
– Выпей с нами, Трисс.
– Неужто ваша тайна и впрямь настолько страшна, – съехидничала чародейка, – что на трезвую голову о ней говорить нельзя, обязательно надо сначала надраться?
– Не умничай. Глотни. Легче поймешь.
– А что это?
– «Белая Чайка».
– Что?
– Легкое снадобье, – улыбнулся Эскель, – для приятных сновидений.
– Черт возьми! Ведьмачий галлюциноген? Так вот почему у вас вечерами блестят глаза!
– «Белая Чайка» – мягкое средство. Галлюциногены содержит «Черная».
– Если в напитке есть магия, мне нельзя его брать в рот!
– Исключительно натуральные составляющие, – успокоил Геральт, но при этом мина у него была сконфуженная. Он явно опасался расспросов о составе эликсира. – К тому же разбавлены большим количеством воды. Мы б не стали предлагать что-то такое, что может навредить.
Игристая жидкость со странным вкусом обожгла холодом глотку, разлилась теплом по телу. Чародейка провела языком по деснам и небу. Но не смогла распознать ни одного составляющего элемента.
– Вы дали Цири выпить этой… «Чайки»? – догадалась она. – И тогда…
– Чистая случайность, – прервал ее Геральт. – В первый вечер, сразу по приезде… Она хотела пить. Бокал «Чайки» стоял на столе. Мы не успели оглянуться, как она выпила одним духом. И впала в транс.
– Набрались мы страха, – признался Весемир и вздохнул. – Ох, набрались, девочка. По горлышко.
– Она заговорила не своим голосом, – спокойно сказала Трисс, глядя ведьмакам в глаза, отражавшие огоньки свечей. – Начала говорить о том, чего знать не могла. Начала… пророчествовать. Верно? Что она говорила?
– Глупости, – сухо сказал Ламберт. – Бессмысленный бред.
– Не сомневаюсь, что вы тогда прекрасно поняли друг друга. Бред – твоя стихия, убеждаюсь всякий раз, стоит тебе раскрыть рот. Окажи любезность, не раскрывай его некоторое время. Лады?
– На этот раз, Трисс, – серьезно сказал Эскель, потирая шрам на щеке, – Ламберт прав. Глотнув «Чайки», Цири действительно заговорила так, что мы ничего не сумели понять. Тогда, в первый раз, это была полная белиберда. Только после…
Он осекся. Трисс догадливо покрутила головой.
– Только во второй раз она заговорила осмысленно. Стало быть, был и второй. Тоже после наркотика, который хлебнула по вашей неосмотрительности?
– Трисс, – поднял голову Геральт. – Сейчас не до шуток. Нас это не забавляет. Нас это тревожит и беспокоит. Да, был и второй раз. Цири довольно неудачно упала во время тренировки. Потеряла сознание. Когда пришла в себя, снова погрузилась в транс. И опять несла чепуху. И снова голос был не ее. И снова все было непонятно. Но я уже слышал подобные голоса, подобный характер речи. Так говорят несчастные, хворые, душевнобольные женщины, которых называют оракулами. Понимаешь, что я имею в виду?
– Полностью. Это во второй раз. Переходим к третьему.
Геральт вытер лоб, вдруг покрывшийся испариной.
– Цири часто просыпается среди ночи, – начал он. – С криком. Она многое пережила. Она не хочет об этом говорить, но, несомненно, видела в Цинтре и Ангрене такое, что ребенку видеть не положено. Я даже опасаюсь, что… кто-то ее… обидел. И это возвращается в снах. Обычно ее легко успокоить, она засыпает без труда… Но однажды, проснувшись, она снова впала в транс. Опять заговорила чужим, неприятным… злым голосом. Говорила четко и осмысленно. Пророчествовала, прорицала. И напророчила нам…
– Что? Что, Геральт?
– Смерть, – мягко сказал Весемир. – Смерть, дитя мое.
Трисс взглянула на Цири, пискливо упрекавшую Койона в обмане. Койон обнял ее, рассмеялся. Чародейка вдруг поняла, что никогда, никогда раньше не слышала, чтобы ведьмаки смеялись.
– Кому? – быстро спросила она, глядя на Койона.
– Ему, – сказал Весемир.
– И мне, – добавил Геральт. И улыбнулся.
– А когда проснулась…
– Ничего не помнила. А мы не расспрашивали.
– И правильно сделали. Теперь о пророчестве. Оно было конкретным, детальным?
– Нет, – глянул ей прямо в глаза Геральт. – Путаным. Не спрашивай об этом, Трисс. Нас печалит не содержание ворожбы и бреда Цири, а лишь то, что с ней творится. Мы боимся не за себя, а за…
– Осторожнее, – бросил Весемир. – Не говори об этом при ней.
Койон подошел к столу, таща девочку на закорках.
– Пожелай всем спокойной ночи. Полночь близко. Вот-вот кончится Мидинваэрн. С завтрашнего утра весна ближе с каждым днем!
