Вадим Панов - Запах страха
– Потому что мы Шибзичи и вешали тех, кого Кувалда говорил.
– А мы скажем, что по принуждению. Пусть Копыто вешают, он и так всем надоел.
Остальные бойцы десятки, до сих пор не принимавшие участия в обсуждении судьбы великого фюрера, сдержанно заворчали, показывая, что в целом в предложении Иголки что-то есть: пусть Копыто казнят, а от них отстанут.
– Всех не перевешают! – завопил поймавший кураж Иголка. – Веревок не хватит или устанут. А за то, что мы Кувалду шлепнем, они нам еще благодарность какую выдадут.
Дикари оживились.
– Думаешь, денег дадут?
– А то! Или виски!
– Вы платить собираетесь или нет?
Но Хуция не услышали.
– Мы ведь для всей семьи подвиг совершим! – продолжил Иголка. – А если кого из Шибзичей повесят, то тех, кто одноглазому задницу лизал.
Все снова посмотрели на Копыто.
Уйбуй понял, что времени у него осталось совсем чуть-чуть. Еще пара минут, и агитация Иголки принесет плоды: Кувалду шлепнут, а его сдадут Гниличам. Или Дуричам, что, в общем-то, одно и то же: и тех, и других Копыто перевешал достаточно.
– Я в последний раз говорю: платите за виски! – Но бармен выступал недостаточно активно, к тому же ему было интересно послушать, чем закончится красношапочная разборка.
– Мы не можем убить Кувалду, – промямлил Копыто.
– Это еще почему? – Иголка демонстративно положил руку на ятаган.
– Я знаю тайну!
Хуций навострил уши.
– Какую?
– Кувалда… – Копыто понял, что заврался. Подходящей тайны в запасе не было, приходилось выдумывать на ходу, талант к чему у уйбуя отсутствовал напрочь, и его взгляд принялся блуждать по бару. – Это важная тайна…
– Какая?
– Да врет он все!
– Копыто врать не умеет!
– Точно! Он ведь тупой!
– Все, уйбуй, отбегался!
– Вместе с одноглазым, блин.
И в этот момент взгляд Копыто упал на постер, украшающий одну из стен бара: саблезубая белка в ковбойской шляпе залихватски палит в кого-то из двух огромных револьверов.
«Белка!»
– Кувалда – сын князя!
– Какого князя? – не понял Иголка.
– Того самого, придурок! – Придумавший спасительную тайну уйбуй почувствовал себя значительно увереннее. – Темного Двора, мля!
У Хуция отпала челюсть. Оцепеневшие бойцы почти полминуты переваривали заявление Копыто, после чего Контейнер покачал головой:
– Врешь!
Дикари неуверенно засмеялись. Действительно! Виданое ли дело? Сын князя, мля! Хе-хе…
– А почему он такой умный, а? – Копыто перешел в атаку. – Почему Кувалда столько лет великий фюрер, а его до сих пор убить не смогли? И сейчас не сумели, а? – Оглушенные фактами бойцы перестали смеяться. – А я скажу, почему! Потому что он все наперед знает и ваще почти родственник Спящего! Ясно вам, кретины? К тому же Кувалда родился ночью! В самую тьму!
– Откуда знаешь?
Уйбуй вырвал у Иголки бутылку, отвернул пробку, сделал большой глоток виски из горлышка, кулаком вытер губы и высокомерно поинтересовался:
– Вы видели, как фюрер родился?
– Нет.
– Вот и получается, что он это сделал ночью, когда мы спали! – Копыто победоносно огляделся и протянул Хуцию несколько купюр: – Тащи еще виски, мля! Мы с пацанами теперь думать станем.
* * *Кафе «У Лизы»
Москва, улица Старая Басманная,
25 сентября, понедельник, 15:09
– У меня не очень много времени, – вздохнул Крохин. – Еще одна точка сегодня, едва уговорил Уткина отпустить меня на пятнадцать минут.
Он жадно впитывал каждое мгновение, которое проводил рядом с Кариной, наслаждался ее присутствием, звуками ее голоса, жестами, ловил взгляд ее красивых глаз. Он был почти счастлив.
Почти, поскольку заметил, что Карину его сообщение не особенно расстроило. Пятнадцать, значит, пятнадцать. Если бы Виктор примчался всего на пару минут, девушка не почувствовала бы разницы.
– Что у тебя с рукой?
– На даче поранился.
– Сильно? – Карина спрашивала не участливо, а обыденно. Так спрашивают о погоде и других рядовых мелочах.
– Нет.
Они встретились в небольшой кафешке, расположенной неподалеку от школы Солнечного Озера. Заказали по кофе, по пирожному, уселись за маленький столик, едва не касаясь друг друга, но свиданием их встреча не была – так, пересеклись по делу. Поболтают и разбегутся.
Крохин тяжело вздохнул.
– Выглядишь не очень, – заметила Карина. – Устал?
– Ага, – подтвердил Виктор. – Вернулись вчера поздно, вот и не выспался.
– Конец сезона?
– Что б его!
Девушка улыбнулась:
– К счастью, я от этого балагана избавлена. Сразу сказала родителям, что на дачу ни ногой.
– Можно только позавидовать.
В последнее время Крохин испытывал при их встречах смешанные чувства. Он понимал, что Карина его не любит, что приезжает только потому, что ей что-то от него надо, что прошлое ушло безвозвратно…
Да и не было ничего особенного в «прошлом». Поцеловались пару раз, потискались в подъезде, и все. С тех пор, как Карина переехала на Ленинский, их редкие поцелуи стали исключительно «братскими», исключительно в щечку, исключительно равнодушными. Если когда-то между ними и вспыхивали искорки, то теперь от них не осталось и следа.
«Она меня не любит…»
А самое ужасное заключалось в том, что Крохин понимал: любить его такой девушке, как Карина, особенно и не за что. Он не из ее «круга». Он не смог поступить в институт и до конца жизни будет работать на невысокой должности. Да, он хороший специалист, а со временем станет еще лучше, он не останется без куска хлеба, но его потолок – машина в кредит и маленький загородный участок с деревянным домом. Разве о таком спутнике мечтает честолюбивая ведьма?
«К тому же я трус…»
Виктор считал, что именно этот недостаток ломает ему жизнь. Он боялся всегда и всего. Что вызовут к доске – хотя был прекрасно готов к уроку. Что Колян из соседнего подъезда опять потребует «в долг» – без возврата, разумеется, – выданные мамой карманные деньги, при этом был Колян таким же замухрышкой, как Виктор. Одним словом, Крохин постоянно боялся, что у него что-нибудь не получится. И у него не получалось. У доски краснел, неразборчиво мямлил и получал «три с минусом» из жалости. А Колян тратил его деньги.
Теперь же он теряет свою любовь…
Но все поправимо! Он сумеет измениться, сумеет обрести уверенность, и тогда Карина поймет, что рядом с ней сильный мужчина, на которого можно положиться.
«Я сумею!»
Пока же оставалось лишь смотреть на нее, любоваться и ревновать.
– Кроха! Уснул? – Карина потрепала приятеля по руке.
Виктор сбросил с себя оцепенение.
– Извини, задумался.
