Джеймс Клеменс - Война ведьмы
На мгновение воцарилась тишина, затем послышался громкий удар в дверь. Еще один — и она не выдержит и распахнется. Но до того как стража возобновила атаку, Мисилл почувствовала, как в комнату, в щели между дубовыми досками, начала вливаться магия стихий, но не чистое плетение, как у нее за спиной, а нечто извращенное и черное.
Воительница выхватила оба меча, проклиная целительницу, которая смазала дверь маслом корня бейн. И хотя это помогло спрятать остальных, предусмотрительность старой женщины сыграла с ними злую шутку, замаскировав зло, которое они не замечали, пока не стало слишком поздно. Мисилл напрягла свои магические способности и узнала то, что стояло за дверью. Только чудовища темной стражи так смердили.
Она знала, что должна сделать.
Воительница выпустила из рук оба меча, и они со звоном упали на пол.
— Меня не должны захватить, — прошептала Мисилл, расстегнула ворот и достала крошечный нефритовый флакон, висевший у нее на шее на грубом шнурке.
— Нет! — крикнул Крал, который заметил ее движение и попытался схватить Мисилл за руку.
Она вырвалась.
— Отряд возглавляет темный страж, — сказала она Кралу, — и я не могу рисковать. А если они захватят меня в плен? Черное Сердце не узнает от меня, где прячется Элена. — Она вытащила крошечный осколок нефрита, служивший пробкой. — Благодарение Матушке, Мерик помешал мне открыть мой секрет.
Послышался второй оглушительный удар, дверь распахнулась, и на пол полетели обломки дуба. Через неровное отверстие внутрь тут же начали вбегать темные тени.
— Спасайтесь, как можете, — крикнула Мисилл остальным, — но тайна Элены умрет вместе со мной! — Она поднесла флакон к губам и проглотила содержимое. Обжигающий огонь начал быстро распространяться от ее желудка к конечностям. — Прости меня, Элена, — прошептала она и уронила флакон на пол.
— Мама!
Тол'чак бросился к ней, и, когда мрак поглотил Мисилл, ее подхватили могучие руки сына.
Элена упала на колени в узком коридоре, и Джоак увидел чудовище за плечом сестры. Рядом с лестницей, которая вела на нижние палубы, притаился один из больших гоблинов. У него была белесая кожа, глаза горели злобным красным огнем. Когда, размахивая в воздухе когтями, он зашипел на Джоака, в воздухе повисла вонь тухлой рыбы. Гоблин сделал шаг в их сторону, точнее, в сторону Элены.
— Назад, демон!
Джоака охватила такая ярость, что он не видел вокруг ничего, кроме своего врага. Концом посоха он ударил драк'ила в морду и не промахнулся — затрещала кость, и чудовище взвыло. Удар получился таким сильным, что драк'ил покатился по лестнице на нижнюю палубу.
— Джоак? — застонала Элена.
Он бросился к сестре.
— Эл, я здесь.
— Горит…
Он подхватил сестру и почувствовал, что тонкая рубашка у нее на спине стала горячей и скользкой. В свете лампы он увидел, что на ней расползается темное пятно. Как много крови!
— Элена!
Джоак прижал сестру к себе и, выпустив посох, приложил ладонь к ране, пытаясь остановить кровь.
На ступеньках лестницы снова послышалось шипение, но Джоак не знал, кто это — раненный им драк'ил или кто-то новый. Он подхватил Элену и потащил к большой каюте в конце коридора. Там он положил ее на узкую кровать, разорвал простыню на длинные полосы и постарался как можно плотнее обернуть их вокруг тела сестры, закрепив концы.
Покончив с перевязкой, он бросился к двери, оглядываясь назад и моля всех святых, чтобы с Эленой все было хорошо. А затем Джоак совершил самый тяжелый поступок в своей жизни — оставил сестру. Он вышел из каюты и закрыл за собой дверь. Элене требовалась помощь, но он ничего не мог для нее сделать. Значит, нужно было привести к ней остальных.
В дальнем конце тускло освещенного коридора он заметил свой посох, который черной тенью лежал на полу, поперек прохода. А за посохом, между Джоаком и люком, ведущим на открытую палубу, присел в угрожающей позе враг. Из тьмы сверкали красные глаза, когти отливали серебром в свете лампы, гоблин сердито бил хвостом, потемневшим от крови Элены, целясь им в Джоака. Из разбитого носа капала кровь.
Джоак понимал, что без оружия он не сумеет победить чудовище, значит, нужно было добраться до посоха. Юноша инстинктивно протянул окровавленную руку к шишковатому куску дерева, и, словно в ответ на его безмолвное желание, посох сдвинулся на длину ладони в сторону Джоака, тишину узкого коридора наполнил шорох дерева, трущегося о доски пола. Гоблин заметил движение и сделал шаг вперед, опустив разбитый нос к черному талисману. Затем он склонил голову набок и потянулся к нему когтем, видимо охваченный любопытством и привлеченный магией.
Джоак сжал кулаки. Он не мог допустить, чтобы драк'ил добрался до его единственного оружия.
— Нет! — громко завопил он, собираясь отвлечь чудовище на себя.
Однако результат получился гораздо более зрелищным. Посох подпрыгнул в воздух, словно удивленный громким приказом. По его поверхности побежали волны черного пламени, и драк'ил замер на месте. Впрочем, Джоак тоже. Он никогда не видел, чтобы посох так себя вел. Может быть, дело в том, что он взял часть силы у Элены или отреагировал на взволнованный крик Джоака? Юноша прищурился. Ему было все равно. Он нуждался в оружии — любом!
Джоак вытянул руку в сторону парящего в воздухе посоха.
— Иди ко мне! — крикнул он, вложив в приказ всю силу своего желания.
Но ничего не произошло. Кусок шишковатого дерева продолжал висеть в воздухе.
И хотя его попытка ничего не дала, громкие слова сумели, Но крайней мере, испугать драк'ила. Тот отступил на шаг, стараясь держаться подальше от темного пламени посоха, опасаясь его черной магии. «Может быть, мне удастся использовать его страх», — подумал Джоак.
Без всякого плана, подняв вверх руки и издав пронзительный вопль ярости и ненависти, он бросился к гоблину. Чудовище отскочило назад, напуганное неожиданной атакой, и начало медленно отступать, пока не уперлось спиной в люк.
Джоак потянулся к посоху и схватил его обеими руками, немного опасаясь ожога от темного огня. Но от прикосновения юноши огонь слегка потускнел, а потом и вовсе погас, оставив после себя лишь густое розовое сияние, словно посох был тлеющим угольком, только что вынутым из очага. Однако его жар не обжигал, а, наоборот, был ледяным, как будто Джоак прикоснулся к кусочку льда с самого холодного горного пика.
Холод начал распространяться, захватил пальцы юноши и, казалось, проник внутрь рук. Когда Джоак прикоснулся к дереву пой, он почувствовал, как мороз растекся по его жилам, словно посох был ледяным сердцем, накачивающим его тело студеной кровью.
