Евгений Щепетнов - Звереныш (СИ)
Храм был небольшим — какой и должен быть в подразделении численностью не более шестьсот — тысячи человек. Внутри храма могли единовременно уместиться самое большее пятьдесят — семьдесят посетителей, что, впрочем, было вполне достаточно, чтобы обслужить большинство желающих припасть к источнику духовности. Честно сказать, учащиеся не отличались особой набожностью, но это и понятно, памятуя, что большинство из них были бывшими рабами, захваченными на северном материке, и не считавшими здешнего Создателя своим Богом.
В общем — служба здешнего священника не была особенно обременительной, хоть и получал он вполне достойную плату из казны Императора. Две службы в день — утренняя и вечерняя, да на выпуске Псов служитель храма обязательно стоял рядом с Вожаком и командующим Корпуса Псов, благословлял новоиспеченных бойцов на служение Императору.
Вожак подружился со священником давно, еще во времена своей молодости, когда и служитель храма тоже был молод. Они долго присматривались друг к другу, разговаривали, а потом их души нашли отклик друг у друга, хотя казалось бы — что может быть общего у тренированного, жесткого, циничного убийцы, и добродушного любителя печений собственноручного изготовления, полностью лишенного амбиций художника, волей судьбы надевшего облачение священника.
Возможно именно тот факт, что священник не имел амбиций, а значит был безопасен, в свое время и привлек Лагана, когда он выбирал себе друга. Впрочем — говорят, что друзей, как и любимых, выбирает не человек, а боги. Нельзя подружиться за что‑то, за деньги, например, или за подарки, как нельзя за то же самое полюбить, что бы об этом не говорили продажные шлюхи, улыбающиеся каждому щедрому клиенту.
Приходя в храм, Лаган отдыхал душой. Вероятно, это было единственное место, где ему всегда были рады, вернее — рад. Принявший обет безбрачия священник не имел ни семьи, ни детей, как и Лаган, как и многие из Псов, за годы службы разучившиеся, так и не научившись — жить в семье, воспитывать детей, и вообще — жить нормальной, человеческой жизнью. По сути своей — священник был таким же осколком жизни, как и те, кто учился в школе.
Пойти в священники его заставили родители, увидевшие в этом возможность неплохо обеспечить будущее своего сына. Он не протестовал, решив, что это все временно и когда‑нибудь снимет с себя облачение служителя храма, займется тем, чем ему больше всего нравилось заниматься — рисовать картины и смотреть на закат с бокалом вина и печенькой в руках.
Его направили в Школу после того, как умер прежний служитель — храм небольшой, тихий, спокойный, так что молодой священник с чистой совестью согласился, решив пересидеть тут лихие годы — его родители были знатными господами, и однажды опреметчиво решили, что достаточно знатны для того, чтобы хотя бы встать поближе к трону, если уж не смогли усесться на сам трон. Вот и сгинули в очередном заговоре, лишившись голов и всего имущества, ушедшего в казну, как компенсация за поруганную честь Императора.
Лаган все это знал, но за все время знакомства ни разу не спросил своего приятеля о делах родителей, а тем пуще — об отношении к Императору, и к тому, что тот сделал с семьей друга. Дружба такая штука — не все нужно говорить другу, даже если он друг. Особенно, если тебе уже далеко за пятьдесят, и новых друзей ты вряд ли приобретешь. Ты служишь Императору, и не имеешь права на лишние разговоры, когда те впрямую касаются венценосной особы. Нужно довольствоваться тем, что подарил тебе Создатель и не пробовать что‑то изменить — риск может быть слишком велик. Скажи, например, священник, что он ненавидит Императора, что готов его разорвать на куски за то, что тот сделал с родителями — как тогда поступить Вожаку? Тому самому Вожаку, который воспитывает воинов, готовых за Императора убить любого в этой стране и за ее пределами, готовых умереть за него — если Венценосный прикажет. Кстати сказать — сам Лаган, плоть от плоти Школы, был воспитан именно так…
— О! Наконец‑то! — пухлый, кругленький человек выкатился из‑за алтаря Создателя, вытирая о фартук испачканные чем‑то белым руки — Давай скорее за стол! Я тут вызнал один рецепт печений — ты должен его попробовать! Честное слово — он будет записан в хроники Империи, как лучший рецепт печений за всю ее историю! Я знаю пару травок, семена которой придают тесту особый вкус — немножко остро, но когда распробуешь — мммм! Вкуснотища!
— Ты лопнешь когда‑нибудь! — усмехнулся Лаган, обнимая приятеля и чувствуя, как теплеет на душе — Ты уже толстый, как бочка! Если бы у меня был такой ученик — я бы порол его и гонял по тренировочной полосе до тех пор, пока он не стал бы таким же худым, как и я!
— Злой ты! — с нарочитой обидой в голосе выдал священник, хватая Лагана за руку и утаскивая его на кухню — Давай, давай, садись! Я сейчас заварю тебе травки, а ты мне расскажешь последние школьные сплетни! Я тут уже с ума схожу — скучно, сил нет никаких! В город собрался, думаю, похожу по своим знакомым, сплетни пособираю, все развеселюсь! А то уже и вдохновения нет!
— Небось в бордель собрался! — фыркнул Вожак — Вдохновения у него нет! Ты кому мозг клюешь? Интересно, как тебя девки принимают, такого толстого? Они с тебя вдвойне берут, что ли?
— Дурак ты, Гирс! — тоже фыркнул, ничуть не обидевшись, священник — Да им впору мне приплачивать! Такого ласкового, такого нежного мужчину только поискать! И не жадный я, плачу хорошо! И подарки дарю! Чего меня не любить‑то?
— Вот я и говорю — приплачиваешь! — ухмыльнулся Лаган, с интересом наблюдая за перемещениями приятеля возле горящего очага. В духовке румянились кругляшки печений, пахло одуряюще вкусно, и на минуту все заботы, все проблемы ушли куда‑то далеко, отстранились, будто их никогда и не бывало. За такие минуты Лаган и любил посещать "дом" своего приятеля, объясняя не посвященным, что ходит к служителю храма, чтобы очиститься от душевной скверны и помолиться Создателю за успех в школьных делах.
Священник с грохотом достал из очага противень с плюшками, поставил его на заранее подготовленную скамью, деревянной лопаточкой ловко и быстро снял несколько печений, наполнив ими деревянную корзинку, сплетенную из сухих прутьев, и тоже сел к столу, выставив на него большой медный чайник, из носика которого шел пар.
— А где прислуга? — вскользь осведомился Лаган, обшаривая взглядом кухню.
— Не под печью спряталась, это точно! — рассмеялся священник — Отпустил, конечно! Завтра придут, утром.
— Не понимаю тебя — осуждающе покачал головой Лаган — И зачем тебе самому, лично, печь какие‑то дурацкие плюшки?! Что, слуги не могут этого сделать? Позоришь свой сан такой работой!
