Робин Хобб - Убийца Шута
Я сосредоточил свой Скилл и ответил ему. Я спал.
Уверен, что еще не так уж поздно! До меня дошла картинка обстановки, в которой он находился. Это была уютная комната. Он сидел в мягком кресле и смотрел в огонь в небольшом камине. Рядом стоял столик, до меня доносился аромат изысканного красного вина в тонком бокале, который он держал в руках, и запах яблоневых поленьев в очаге. Все это сильно отличалось от рабочего кабинета убийцы, располагавшегося над моей спальней в дни моего детства в Баккипском замке. Тайный шпион, состоявший на службе Видящих, теперь был уважаемым политическим деятелем, советником короля Дьютифула. Иногда я размышлял, не скучал ли он от вновь обретенной благопристойности. Очевидно, что его это не утомляло!
Не так уж поздно для тебя, старик. Но я сегодня часами корпел над учетными книгами Ивового леса, а завтра на я должен встать с рассветом, чтобы поехать на рынок в Дубах-на-воде, где у меня назначена встреча с закупщиком шерсти.
Что за глупости. Что ты знаешь о шерсти и овцах? Отправь туда своего скотовода.
Не могу. Это полагается делать мне, а не ему. Вообще-то я многое узнал об овцах и шерсти за время, проведенное здесь. Я аккуратно отодвинулся от Молли, выскользнул из-под одеяла и стал на ощупь искать ступней тунику, которую бросил на пол. Нашел ее, подкинул ногой, поймал, натянул через голову и тихонько прошел через погруженную в темноту комнату.
Даже несмотря на то, что я не говорил вслух, я не хотел побеспокоить Молли. Последнее время она плохо спала, несколько раз я заставал ее, когда она смотрела на меня, а на ее лице блуждала изучающая улыбка. Что-то занимало ее мысли днем и не давало ей спать по ночам. Я хотел узнать ее секрет, но также знал, что не стоит на нее давить. Когда она будет готова, то расскажет сама. По крайней мере сегодня она спала глубоким сном, чему я был рад. Для моей Молли жизнь была тяжелее, чем для меня; невзгоды старения, которые миновали меня, в ее случае брали свое. "Несправедливо", - подумал я, но, выскользнув из спальни в коридор, я прогнал эту мысль.
Слишком поздно.
Молли нездоровится?
Она не больна. Просто годы берут свое.
Чейд, казалось, был удивлен. Ей не нужно мучиться. Круг с радостью поможет немного перестроить ее тело. Не сильно, только...
Ей не по душе подобное вмешательство, Чейд. Мы говорили об этом, и это ее решение. Она справляется со старостью по-своему.
Как пожелаешь. Я чувствовал, что он считал мое невмешательство глупостью.
Нет. Как пожелает она. Скилл в самом деле мог избавить Молли от мучивших ее болей. Когда я ложился спать с болью, то знал, что утром она пройдет. Ценой этих быстрых заживлений было то, что я ел, как портовый грузчик, однако без вреда для себя. По правде не такая уж высокая цена. Но ведь ты разбудил меня не из-за здоровья Молли. Ты хорошо себя чувствуешь?
Достаточно хорошо. Все еще набираю вес после лечения Скиллом. Кажется оно также решило ряд других мелких проблем со здоровьем, так что я считаю, что игра стоила свеч.
Покинув наши уютные покои в главной части здания, я на ощупь пробирался по обитым деревянными панелями коридорам, погруженным в темноту, направляясь в мало используемое западное крыло. Когда наше семейство сократилось, мы с Молли решили, что главного здания и северного крыла более чем достаточно для нас двоих и наших редких гостей. Холодное в зиму и прохладное летом, западное крыло было старейшей частью здания. Поскольку мы закрыли большую его часть, оно превратилось в последнее пристанище для скрипучих стульев и расшатанных столов, а также всего того, что Ревел посчитал слишком ветхим, чтобы использовать в хозяйстве, но все еще слишком хорошим, чтобы выбросить.
Дрожа от холода, я спешно шагал по темному коридору. Я отворил узкую дверь и во тьме спустился на один пролет по лестнице для слуг. Я прошел по узкому холлу, слегка касаясь стены кончиками пальцев, и открыл дверь в свой личный кабинет. Несколько угольков все еще теплились в камине. Я прошел мимо полок со свитками, встал на колено у огня, чтобы зажечь свечу, вернулся к своему столу и одну за другой зажег полусгоревшие свечи, стоявшие в подсвечнике. Перевод, которым я занимался вчера, лежал на своем прежнем месте на столе. Я сел в кресло и широко зевнул. Ближе к делу, старик!
Нет, я разбудил тебя не для того, чтобы обсуждать Молли, хотя меня действительно заботит ее здоровье, так как это отражается на концентрации Неттл и твоем благополучии. Все твои журналы и дневники, которые ты вел годами... ты когда-нибудь сожалел о сделанных тобой записях?
Я кратко обдумал его вопрос. Позади меня свет мерцающих свечей озорно плясал на стеллажах, заполненных свитками. Многие из свернутых в рулоны свитков были старыми, некоторые почти древними, их края были потрепаны, а пергамент пожелтел. Их копии, изготовленные мной на тонкой бумаге, зачастую были скреплены с моими переводами. Сохранение записанного на ветхих свитках было для меня приятной работой и, по мнению Чэйда, все еще являлось моей обязанностью.
Но Чейд говорил о других записях. Он имел в виду мои многочисленные попытки описать события моей собственной жизни. Я видел многие перемены, произошедшие в Шести Герцогствах, с тех пор как прибыл в Баккипский замок в качестве бастарда. Видел, как из изолированного и, как некоторые говорили, захолустного королевства, мы превратились в мощную торговую державу. Я стал свидетелем предательства, порожденного злом, и верности, оплаченной кровью. Видел убийство короля и, будучи убийцей сам, стремился отомстить. Я пожертвовал жизнью и смертью ряди своей семьи, и даже не один раз. Я видел, как умирали мои друзья.
Всю жизнь я переодически пытался записывать то, что я видел и делал. И достаточно часто мне приходилось поспешно уничтожать свои труды под страхом того, что они могли попасть не в те руки. Я содрогнулся, вспомнив об этом. Я сожалел только о времени, потраченном на записки, которые потом пришлось сжечь. Я всегда думаю о том, сколько времени потратил на записи, чтобы потом превратить их в пепел за считанные минуты.
Но ты всегда начинал с начала. Писать.
Я чуть не рассмеялся вслух. Да, начинал. И каждый раз обнаруживал, что история изменилась, потому что начинал смотреть на нее с иной точки зрения. Какое-то время я воображал себя вполне героем, в другое - мне казалось, что я рожден под несчастливой звездой и жизнь ко мне несправдлива. Я ненадолго задумался. На глазах всего двора я преследовал убийц своего короля по всему Баккипу. Смело. Безрассудно. Глупо. Необходимо. Что я только не думал об этом событии за прожитые годы.
Ты был молод, предположил Чейд. И полон праведного гнева.
Мне было больно, мое сердце было разбито, ответил я. Устал быть помехой. Устал от необходимости следовать правилам, установленным только для меня.
И это тоже, согласился он.
Внезапно мне расхотелось думать о том времени, о том, кем я был и что делал, а особенно о том, почему. Это была другая жизнь, которая больше не имела ко мне никакого отношения. Старая рана больше не может причинить мне боль. Или может? Я ответил вопросом на вопрос. Почему ты спрашиваешь? Думаешь написать мемуары?
Возможно. Будет чем заняться, пока я поправляюсь. Думаю, теперь я понимаю, почему ты призывал нас благоразумно пользоваться лечением Скиллом. Черт побери, однако понадобится немало времени, чтобы я почувствовал себя прежним. Моя одежда так висит на мне, что мне практически стыдно показываться. Я ковыляю так, как будто весь на шарнирах. Он перевел разговор с себя так внезапно, что я почувствовал, будто он повернулся ко мне спиной. Он не любил признаваться в слабости. Когда ты вел записи, по какой причине ты их начинал? Ты постоянно их вел.
Это был простой вопрос. Это был Федврен. И леди Пейшенс. Писарь, который обучал меня, и женщина, которая хотела быть моей матерью. Они оба часто говорили, что кому-нибудь следует написать правдивую историю Шести Герцогрств. Но каждый раз, когда я пытался писать о королевстве, дело заканчивалось тем, что я писал о себе.
Кто будет это читать? Твоя дочь?
Еще одна старая рана. Я ответил честно. Поначалу я не задумывался, кто станет это читать. Я писал для себя, как будто, записывая, рассчитывал найти смысл в произошедшем. Все старые сказки, которые я слышал, имеют смысл; добро торжествует или герой трагически погибает, но достигает своей цели. Так что я описывал свою жизнь, как сказку, надеясь на счастливый конец. Или его подобие.
Мои мысли блуждали в прошлом, я вспомнил мальчика, обучавшегося на убийцу, чтобы он мог послужить семье, которая никогда бы не признала его своим сыном. Вспомнил война, сражающегося топором с кораблями, полными захватчиков. Вспомнил шпиона, человека служившего своему пропавшему королю, даже когда все вокруг погрузилось в хаос. Был ли это я? Я задумался. Столько жизней прожито. Столько имен перепробовано. И всегда, всегда я желал другой судьбы.
