Кирилл Шатилов - Торлон
— А меня приставили к нему охранником и надсмотрщиком, — как само собой разумеющееся сообщил мужчина и поклонился: — Аби’мерг Бириней, к вашим услугам.
Он опустил могучие руки, и Анора увидела вышитый прямо на груди его кожаной куртки желтый лепесток, перечеркнутый красной дугой. Помощник брегона, припомнила она давнишние рассказы отца, рассуждавшего, кажется, о том, за кого ему было бы не стыдно отдать замуж свою непутевую дочь. Сын другого торговца был бы, конечно, предпочтительнее, однако, во-первых, ни один торговец не сравнился бы с ним самим в богатстве, а во-вторых, когда имеешь все, что при желании можно купить за деньги, хочется заполучить нечто, чего купить нельзя. К примеру, не титул эделя, тем более что ты им уже обладаешь, а честное имя, которое легко продать или потерять, но невозможно выменять или раздобыть. К подобным ценностям Скирлох с трепетом относил такие понятия, как слава и доблесть. А они были уделом воинов, к числу которых отец никогда не относился. Именно поэтому он хотел видеть таковыми своих потомков и не раз заводил с дочерью разговоры о том, как важно выбрать достойного мужа. Нельзя сказать, что Анора была против, но обычно слушала отца вполуха, прекрасно зная, что в один прекрасный день ему просто придется принять в дом того, кого изберет она. И уж конечно не вояку, дослужившегося на старости лет до помощника обычного командира десятка конников.
Тем более что лошадей Анора не любила. С тех самых пор, как в далеком детстве ее покусала бешеная кобыла отца. Ей тогда было не более трех зим от роду, однако она по сей день отчетливо помнила страх перед противной длиннозубой мордой, решившей зачем-то поиграть с дочкой хозяина. Укус быстро прошел, кобыла получила по заслугам, однако Анора так и не смогла избавиться от стойкой неприязни к ее соплеменникам всех возрастов и мастей. Даже Орелии приходилось считаться с чувствами подруги и не нервировать ее предложениями проехаться до рыночной площади верхом.
Вот и сейчас Анора подозрительно озиралась, ожидая заметить неподалеку лошадь собеседника. Звание последнего обязывало. Прохожие с независимым видом шли мимо, и если не считать пышных гривообразных причесок у отдельных персонажей обоего пола, ничего лошадиного или конского ей на глаза не попадалось.
— У вас тоже странное имя для здешних мест, — сказала она, нарушая неожиданно затянувшуюся паузу и с удивлением перехватывая осуждающий взгляд подруги. И что уж такого ужасного она сейчас произнесла? Собственно, она вправе была ожидать подобного дерзкого замечания от самой Орелии, но та почему-то будто язык проглотила. — Как вы сказали? Бириней?
— Он самый. — Седобородый незнакомец снова чинно поклонился. — Желаете избавиться от навязчивости моего подопечного?
«Они сейчас уйдут, — мелькнуло в потрясенном сознании Орелии. — Наверное, в этом нет ничего страшного, но я не переживу…» И она буквально заставила себя повернуться к собеседнику лицом и поднять глаза.
— Вы нам не помешаете, вита Бириней. — Орелия нащупала рядом руку Аноры и крепко-прекрепко сжала, не боясь в это мгновение, что подруга все сразу поймет. — К тому же, если вы понимаете его язык, быть может, вы растолкуете нам, чего он так настырно хочет.
Лучше бы она этого не спрашивала! Бириней совершенно спокойно кивнул и перевел то, как понял слова чужеземца Вила. Орелия обрадовалась возможности рассмеяться и показать собеседнику свои ровные и красивые зубки, которыми она по-настоящему гордилась, даже больше, чем безупречной фигурой и ухоженными волосами, зато бедная Анора залилась краской не то стыда, не то негодования.
— Как он смеет называть меня своей женой?! — выпалила она, не обращая внимания на сочувственную улыбку Биринея. — Я в первый раз его вижу! Чокнутый какой-то. Орелия, пошли отсюда!
При звуке произнесенного имени седобородый воин в одночасье сделался серьезным и внимательно посмотрел на ту, которой оно принадлежало.
— Вы и в самом деле миси Орелия?
Голос! До чего же удивительный у него голос!
— Если вам так больше нравится, вита Бириней. — Она внутренне сжалась, ожидая неминуемого подвоха. Обычно мужчины, которым она была небезразлична, так себя не вели. Они вообще никак себя не вели, всецело уповая на ее благосклонность и покорно ожидая приговора. Значит, что же — ему она безразлична?..
— Орелия, ты не слышишь? Идем, я боюсь его! — Вил тем временем снова бухнулся Аноре под ноги и попытался ухватить за подол юбки. — Я заору!
— Она заорет, — предупредила собеседника Орелия.
Бириней вздохнул, наклонился, сграбастал Вила крепкими ручищами, поставил на ноги и как следует встряхнул. Странный парень затих, и только губы его продолжали что-то беззвучно бормотать. Орелии стало жаль его. Она отчетливо ощутила, что вполне могла бы сама очутиться на его месте. Пускай не сейчас, пускай в другой жизни, но могла бы.
Почему она подумала о другой жизни, Орелия понятия не имела. Посмотрела на самозванца, вот и подумала. В Айтен’гарде настоятельницы учили юных послушниц, что жизнь дается всякому человеку лишь однажды, а потому он должен ее прожить осмотрительно, праведно, не сожалея ни об одном дне. Правда, учили они этому слишком навязчиво, отчего у Орелии сразу закралось большое сомнение в правоте их слов.
Но сейчас не это было главное. А то, что воин с седой бородой, приятным голосом и необычным именем Бириней явно собирался раскланяться и уйти. Зачем? Куда? Кто его торопит? Откуда такое пренебрежение к ней?
— Вы считали, будто меня зовут как-то иначе? — отважилась она на не слишком обдуманный вопрос. Да что там вопрос: весь их разговор, если прислушаться к нему со стороны, наверняка звучал как беседа немого с глухим.
Словно разделяя сомнения девушки, Бириней склонился к ее плечу и шепнул:
— Здесь не лучшее место для выяснения некоторых обстоятельств, миси Орелия. В другой раз, хорошо?
— Другого раза может не быть, — не предположила, а заверила она. — Если вы пытались затронуть мое любопытству, радуйтесь: вам это удалось. Но только я не люблю, когда со мной говорят загадками. Так что, хотите вы этого или нет, а вам придется объясниться.
— Превосходно, миси Орелия. Где и когда пожелаете.
— Здесь и немедленно.
— Не получится. Слишком много посторонних ушей.
— Жду ваших предложений!
Глядя сверху вниз на зарумянившуюся от нешуточной ярости собеседницу, Бириней рассмеялся. Чем еще больше подлил масла в огонь. Откуда ему было знать, что тому виной его зубы, тоже белые и ровные, как у опрятного во всех отношениях юноши, и столь неуместные у грубого виггера. Грубого? С чего она взяла, что все виггеры обязательно должны быть грубыми? Могла ли она признаться себе, даже мысленно, в присутствии бывалой подруги, что не обладает опытом общения с виггерами? Точнее, с грубыми мужланами. Еще точнее — с мужчинами вообще…
