"Зарубежная фантастика 2024-4" Цикл "Люди льда". Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Сандему Маргит

— Ты можешь помочь мне подстричь ему волосы? — сухо спросила она. — И побрить его?

К своему собственному изумлению она обратилась так к Белинде. До этого ни у кого с ней не было контакта, но теперь Белинда поняла, о чем идет речь.

Это был огромный прогресс.

Диакониссе принесли ножницы и все, что требовалось для бритья. Терять время было нельзя.

Казалось, угасшие чувства Белинды снова проснулись, когда у нее появилась возможность заботиться о ком-то. Она стригла находящегося без сознания Вильяра так осторожно, так осторожно, что диаконисса была просто тронута. И когда борода была сбрита, а волосы острижены, в глазах Белинды зажглось что-то вроде удивления.

«Рано или поздно она начнет узнавать его, — подумала диаконисса, — Но желательно ли это вообще? Тогда она вспомнит о сыне, которого они потеряли. Может быть, ей лучше остаться в ее нынешнем состоянии? В мире своих фантазий?»

Когда наступил вечер, диакониссе пришлось хитростью уводить Белинду в женское отделение. Ей пришлось пообещать лишившейся рассудка женщине, что на следующий день ей снова позволят ухаживать за ним.

На следующее утро диаконисса пришла в палату и увидела, что Белинда уже сидит на постели Вильяра и кормит его жидкой кашицей, которая так пошла ему на пользу последнее время. Он был уже не в бессознательном состоянии, а скорее в каком-то полусне, и это давало возможность кормить его.

Мужчины в палате были страшно возбуждены ее присутствием: одних это возмущало, другие вели себя просто бесстыдно, остальные же ничего не понимали, находясь в состоянии прострации.

Белинда не видела и не слышала ничего вокруг, для нее существовал только Вильяр.

Диаконисса переговорила с врачом.

И он тут же принял решение:

— Мы выпишем их, тем самым освободив место для новых пациентов! Очередь просто бесконечна! Пусть она ухаживает за ним! Ему стало уже лучше, и со временем он сам сможет заняться ею.

— Но им негде жить!

— Старому Йепсену из Хвидемосе давно пора перебраться сюда, просто не было места. Если мы их выпишем, он придет на их место. Их просто нужно поменять местами.

— Но ведь домик Йепсена такой убогий, это просто одинокая хижина!

Они принялись спорить, и в конце концов диаконисса сдалась. Она уже привязалась к несчастной паре и позаботилась том, чтобы их переправили в маленький домик Йепсена, чтобы у них была еда и топливо. Когда их доставили в больницу, у Вильяра при себе был кошелек с деньгами. Она сберегла этот кошелек и теперь вернула ему, повесив на шею, как это и было в самом начале.

— Храни вас Господь, — сказала она, когда они уже сидели в карете; он был по-прежнему в полубессознательном состоянии, а женщина была явно рада тому, что он теперь находится на ее попечении.

На этой же карете в больницу доставили тяжелобольного Йепсена.

И вот Белинда осталась одна со своим беспомощным мужем.

Она старалась изо всех сил, но у нее, как правило, ничего не получалось. Ей далеко было до того, чтобы самостоятельно справляться с хозяйством, а тем более — ухаживать за другим человеком.

Но ее желание заботиться о нем было безгранично. Она не знала, кто он такой, просто он так или иначе был ее знакомым и теперь нуждался в ее помощи. В этой грязной маленькой хижине, заваленной старым, вонючим тряпьем и остатками пищи, среди мышей и блох, она думала только о том, чтобы ее «маленький ребенок» чувствовал себя хорошо. Она не замечала вокруг себя грязи. Но она кормила Вильяра и ухаживала за ним так, словно он был принцем. Вскоре он очнулся от обморока, но был слишком слаб, чтобы встать, и ему оставалось только лежать и принимать ее заботу.

Вильяр хорошо понимал, что его нынешнее плачевное состояние объясняется не только тем, что он в течение долгих дней мерз в открытой шлюпке. Впрочем, испытаний на его долю выпало немало; большинство в шлюпке погибло — от обморожения или от голода, он точно не знал. Возможно, от того и другого. Нет, он был серьезно болен, и он понимал, в чем дело. У него осталось смутное воспоминание о боли в груди и о сильном кашле, это было в первое время его пребывания в больнице. Смертельная опасность миновала, но с легкими у него было не в порядке, он ощущал это, когда поворачивался или делал глубокий вдох. Однажды, когда Белинды не было дома, у него начался страшный приступ кашля с кровью. Он скрыл это от нее, опасаясь, что она на захочет иметь дело с настоящим больным.

Сам же Вильяр был напуган.

Им нужно домой, как можно скорее, а он лежит тут, совершенно беспомощный! Он даже не в силах разговаривать!

Тем не менее ему казалось, что это он несет ответственность за нее. Их отношения были такими трогательными!

Диаконисса тоже так считала. Она теперь часто думала о них, гадала, как они так справляются, ей хотелось увидеть их. Но у нее было слишком много забот в больнице, у нее не было ни одной свободной минуты. И у каждого несчастного, попавшего в больницу, была своя история, своя судьба, своя трагедия. Всем им она должна была отдавать свое сердце и свою душу. Она заставляла себя забыть о норвежской паре, которая теперь жила так далеко, что ей пришлось бы отпрашиваться, чтобы навестить их.

Йепсен не вернулся домой: переезд в больницу был таким потрясением для него, что он умер от страха. Возможно, он попал на небо и вкушал теперь вечное блаженство? Во всяком случае, Вильяр и Белинда ничего не знали о его судьбе, они полагали, что живут в чужом доме, и от этого им не становилось веселее.

И вот однажды Вильяр почувствовал себя достаточно сильным, чтобы разговаривать. Он не осмеливался говорить с ней с тех самых пор, как они покинули больницу.

— Белинда, — хрипло прошептал он.

Быстро повернувшись к нему, она испуганно посмотрела на него и сказала: — Тсс!

Ему пришлось долго и настойчиво объяснять ей, что они муж и жена. Он говорил, чувствуя, как иссякают его силы.

— Белинда, ты должна написать домой.

Ах, как мучила его мысль об этом все то долгое время, когда он был даже не в состоянии пошевелить рукой, произнести слово!

Она смотрела на него, совершенно ничего не понимая.

— Я… не могу сам написать, Белинда. И не смогу впредь, мне просто нечем держать перо. Ты должна написать Хеннингу, нашему маленькому мальчику! Он должен знать, что мы живы.

Покачав головой, Белинда закрыла руками уши, ей не хотелось слышать, что он говорил.

— Дорогая, ты помнишь Хеннинга? — ласково спросил он.

Она помнила его, но эти воспоминания были искаженными.

— Хеннинг слишком мал, он не умеет читать, — ответила она. И это были ее первые слова на нормальном языке.

— Хеннингу уже одиннадцать лет! Она испуганно воскликнула:

— Нет, нет! Ты не должен так говорить! Он еще грудной ребенок.

Вильяр закрыл глаза.

— Тогда кто же я, Белинда?

— Маленький ребенок.

— Нет, нет, нет, ты просто фантазируешь! Я же отец Хеннинга. А ты его мать, Белинда. Чего же ты так испугалась? Какой правде ты не хочешь смотреть в глаза?

Она ничего не ответила, вид у нее был несчастный.

— Ну, хорошо, — устало произнес он, — тогда напиши Саге…

Он уже был не в силах говорить.

— Сага? — удивленно спросила она.

О, Господи! Как же можно ей объяснить все это?

— Дорогая, не могла бы ты просто написать письмо, без всяких лишних вопросов?

Сначала она просто стояла, опустив голову, удивленно, непонимающе, тупо глядя на него. Потом произнесла слова, которые можно было назвать разумными:

— У меня нет бумаги.

Вильяру не следовало бы на нее сердиться, поскольку она была не виновата в своем недомыслии. Однако он уже открыл рот, чтобы выкрикнуть ей, чтобы она, черт побери, достала бумагу… Но тут что-то стало не так в его легких, и он разразился страшным приступом кашля.

В его памяти остались только обрывки происходящего: испуганное лицо Белинды, кровь на лоскуте, который она держала в руках… А потом все вокруг него погрузилось во тьму.