Константин Соловьев - Геносказка
Флюиды их тел соприкоснулись, вступив в реакцию прямо в воздухе. Они были предназначены друг другу. Любовь к ней была заточена в его клетках, в его генетическом материале. И все мучения, вся неуверенность, вся боль последних лет происходили оттого, что он не мог ее найти. И нашел — на окраине мира, сам сперва не осознав происшедшего чуда.
— Ты милый, — сказала Синяя Мальва, грациозно поводя плечами. У нее были удивительные плечи, хоть и скрытые синим шелком, тонкие, как у подростка, трепетные, как тело юной стрекозы. И от мысли, что он может их сжать своими грубыми руками, у Гензеля весь мир покачивался перед глазами. — Ты ведь чувствуешь то же, что и я, наглый мальчишка?
— Да, — сказал Гензель, безотчетно улыбаясь и делая шаг ей навстречу.
Он видел лишь ее улыбку и губы, тоже, казалось, созданные из мягчайшего шелка. Бездонную синеву глаз. Озера, в которых величайшим счастьем было бы утонуть.
Это сказка, звенела, захлебываясь от восторга, мысль где-то в подкорке. Они нашли друг друга и встретились. Теперь все будет хорошо, как и полагается в настоящей сказке. Они уедут отсюда. Вместе, он и она. Люди, которые не должны были встретиться, но встретились в самый неподходящий момент. И они будут счастливы вместе, где бы отныне ни оказались. Им больше не будет дела до геноведьм, деревянных кукол и никчемных пробирок. Они будут жить долго и счастливо.
Что-то было неправильно, обрубленный остаток мысли, не додуманный им до конца, трепетал на дне сознания, как отсеченная рука, чьи пальцы все еще рефлекторно дрожат. Что-то было не так. Что-то изменилось. Но обрубок этой мысли смяло слоями страсти и нежности, которые заполнили его в мгновение ока, когда Синяя Мальва протянула к нему свои руки.
Гензель качнулся ей навстречу, готовясь заключить ее в объятия. Он видел, как приоткрылись лепестки роз — нежные тонкие губы, — как мягко блестел за ними язык. Удивительно, на миг он показался Гензелю не мягким и розовым, а острым и серым, беспокойно елозящим за жемчужными зубами в провале рта подобно тому, как елозит в своей норе насекомое. Впрочем, мгновением позже это перестало вызывать беспокойство. Это не играло никакой роли. От Синей Мальвы пахло настолько бесподобно, что у Гензеля на глазах выступили слезы. Он ощущал себя самым счастливым человеком на свете, и счастье это перло из него наружу, не в силах уместиться в теле.
Что-то было не так.
Эта мысль зудела мучительно, как завязшая в тканях тела заноза. Крошечная, но пропитанная ядом. Она была не в силах отравить охватившего его счастья, но в то же время делала это счастье не полностью завершенным. С маленьким, но досадным изъяном. Надо было отыскать ее причину, но это казалось невозможным — мысли были ватными, как и тело, липли друг к другу и отказывались рассредоточиваться. Под их толщей невозможно было ничего обнаружить. Он чувствовал себя смертельно пьяным, не способным разобраться даже в том, что происходит. Счастье, окрылившее его и подталкивающее навстречу Синей Мальве, на миг показалось ему неестественным. Слишком приторным, как испортившееся варенье.
Был лишь один способ очистить мысли и сообразить, что происходит.
— Я люблю тебя, Гензель, — прошептала Синяя Мальва, приникая к нему.
Он ощутил шелест прохладного шелка под пальцами. Невыносимо свежий и прекрасный запах заполнил носоглотку и легкие.
— Я тоже, — сказал он хрипло, бессмысленно улыбаясь. — Я тоже тебя люблю…
И изо всех сил ударил себя кулаком в лицо.
Удар был коротким и сильным, без замаха. Хороший удар, отлично подходящий для драки в трактире, хлесткий и злой. Таким ударом можно опрокинуть с ног. Но тело, хоть и постаревшее, еще не превратилось в ветхую развалину. Он устоял, лишь мотнулась на шее голова.
Мгновением позже мир переменился. Нет, понял Гензель, это был какой-то другой мир. В котором он стоял, пошатываясь, безоружный, с хлещущей из носа кровью, а в шаге от него стояла жестокая кукла в оболочке из синего шелка. Запах собственной крови мгновенно, хоть и болезненно, отрезвил его.
Учуяв кровь, акула мгновенно напряглась, повела носом, оскалила острые треугольные зубы. Существо слишком древнее, чтобы сравнивать с человеком, она мгновенно ощущала этот запах, как бы слаб он ни был, и шла на его зов, заблокировав все второстепенные центры мозга. Акула холодна и вечно спокойна, ей неизвестны чувства, она не знает эмоций. Но она хорошо знает этот особенный запах, пробуждающий всю ее суть…
Синяя Мальва недоуменно смотрела на то, как Гензель прижимает руку к хлюпающему кровью носу. Отчего-то она уже не казалась столь прекрасной, как секундой раньше. Лицо ее было скроено не совсем симметрично, под глазами наметилась тонкая сеточка лопнувших сосудов. А во рту ее, меж очаровательных губ, за жемчужными зубами, извивалось что-то острое, узкое и изогнутое, сродни шипастому древесному корню.
— Фиброзная алкаптонурия, — выдохнул Гензель, отстраняясь. — Что это за…
Его спасло мгновение. Акулий инстинкт заставил Гензеля резко отдернуть голову вправо. Этот инстинкт пришел к нему из вечной темноты, он был слишком холоден и древен, чтобы позволить чему-либо сбить себя с толку. Рефлекс примитивного подводного автоматического устройства, предназначенного для уничтожения всего живого.
Изо рта Синей Мальвы, разорвав прекрасные розовые губы, вырвался заостренный и зазубренный хитиновый нарост, похожий на наконечник копья. Он метнулся вперед, раскрыв десятки крохотных членистых лапок, выглядящих как острые зазубрины и шевелящихся подобно конечностям сороконожки. Если бы этот удар пришелся ему в лицо, последним, что он услышал, был бы хруст собственного черепа. Но этой твари, живущей в самом прекрасном на свете рту, как в подземном гроте, не хватило одного-единственного мгновения, того самого, что нашлось у Гензеля.
Тварь злобно заскрипела, повиснув на толстом жилистом жгуте, тянущемся изо рта Синей Мальвы. Промахнувшись, она встопорщила свои хитиновые покровы и стала дергать множеством крохотных ножек. На ее конце виднелось короткое кривое жало с отверстием — отвратительная пародия на хоботок бабочки. Только этот хоботок смотрелся так, словно им можно было проломить прочную стену. Или кости черепа.
Гензель отпрыгнул в сторону, не дожидаясь нового выпада. Он никогда прежде не видел подобной твари, но отчего-то ощущал, что она способна действовать быстро. Очень быстро.
И не ошибся — жало Синей Мальвы мгновенно нанесло еще один удар, стремительный и шипящий, как фехтовальный выпад. Гензель ускользнул от него, заплатив клочком куртки, мгновенно вырванным из предплечья. Жало двигалось удивительно быстро на своем жгуте, танцевало, вытягивалось, делало короткие обманные рывки. Оно скрипело, как сердитое насекомое, топорщило зазубренные хитиновые наросты, негромко свистело и покачивалось.