Карина Демина - Хельмова дюжина красавиц (СИ)
— Одну минуточку! — Тиана, подхвативши юбки с алтаря соскочила. — Сейчас я ей помогу… это ничего… это от волнения… вот дядечкина жена, она тоже все говорит, что дескать у нее душевная организация тонкая, а ни разу в обморок не упала. А почему? А потому, что здоровая она, как кобыла-трехлетка…
Задравши юбку высоко, так, что стали видны и ножки, и шелковые чулочки золотистого колеру, и подвязки, и плоская фляжечка, за подвязку засунутая, Тиана фляжечку вытащила.
— Что вы творите? — прошипела Клементина.
— Я? Ничего не творю, сейчас ей полегчает, а то ж пропустит все… — Тиана сунула пальцы Иоланте в рот.
И флягу прижала, наклонила, заставляя сделать глоток.
Иоланта сделала.
Закашлялась.
Захрипела и попыталась руки оттолкнуть, но не тут-то было…
— Самогон! — громко сказала Тиана. — Дядечкин! Двойного прогону! Первейшее средство супротив обморока и нервов…
— Вы носите с собой самогон?!
Надо же, сколько возмущения…
— Ношу, — Тиана не смутилась, но лишь похлопала уже окончательно пришедшую в себя Иоланту по щекам. — Жизнь, она такая… волнительная… мало ли, чего приключится? Вдруг разволнуюся, а самогону под рукой и нет? Что тогда?
На этот вопрос Клементина не нашлась, что ответить.
— Вы…
— Да, не переживайте вы так, панна злодейка, — флягу Тиана сунула Иоланте, которая теперь тихонько икала. — Я уже все, возвращаюся… только вы не торопите…
На алтарь она взобралась куда как ловчей, чем в первый раз, видать, опыт сказался.
— А мне сидеть или легчи можно?
— Лечь, — Клементина все еще хмурилась, возмущенная этакой девичьей вольностью. Можно подумать, она зарок давала в жертву исключительно трезвых девиц приносить.
Но спорить Тиана не стала, улеглась на алтаре, поерзала.
— Жестко, — пожаловалась она. — И узковат маленько… ладно, я в кости неширокая, а вон, скажем, Ядзите, той вовсе неудобственно лежать было б. Не повернешься даже.
— Зачем ворочаться? — Клементина приблизилась, но встала у изголовья, так, что Тиане, беседуя с дорогой наставницей, пришлось выворачивать голову.
— Ну мало ли… нет, я понимаю, что вот тут у вас действо… свои планы… но вот представьте, скажем, что положили вас на алтарь…
…этакое Клементине представлять не хотелось.
— И вот вы лежите, готовитесь морально, как приличной жертве полагается, а тут раз и в боку засвербело. Или пятка, скажем, зачесалася… и что делать-то? Вот как-то с зудящею пяткой торжественность моменту теряется…
Демон фыркнул.
Мазена, прижав руки к вискам, отстраненно произнесла:
— Знаете… мне как-то даже жаль, что она помрет… этакая редкостная дурость…
— Сами вы, Мазена, дура, — обиженно отозвалась Тиана, которая ерзала, стараясь улечься на алтаре пряменько, аккуратненько, как должно лежать пристойной жертве. Но не выходило. Во-первых, алтарь и вправду был невероятно узким, и каждое движение грозило панночке Белопольской позорным падением. Во-вторых, на алтаре категорически не желал умещаться хвост. Он сползал то на одну сторону, то на другую, повисая печально, и пуховка щекотала огненные письмена.
— Все, — сказала Тиана, сложивши руки на высокой груди. — Улеглася я. Красиво?
— Очень, — демон обошел жертву стороной. Уж он-то в девственницах толк знал, правда, до сего дня ему не попадались такие, чтобы сами на алтарь лезли и с полным осознанием серьезности момента. Оттого к Тиане демон преисполнился уважения.
И старательно расправил складочки платья. И руки передвинул чуть ниже, на живот, а когда панночка приоткрыла глаз, черный и лукавый, как сама предвечная бездна, демон пояснил:
— Бить надобно в сердце, а сквозь руки неудобно.
Этот аргумент Тиана уважила.
— Может, медальон снять? — Клементина встала по левую сторону алтаря. — А то вдруг помешает.
— Не снимается, — вместо Тианы ответил Матеуш. — Уж больно зачарованный.
— Ничего, я его в стороночку сдвину… вы ж меня в жертву приносить будете, а не…
Демон кивнул, что именно так, именно в жертву, а все остальное — сие исключительно фантазии неких дев… одна из искомых дев густо покраснела, представив ключевую сцену новой истории, в каковой бедную жертву демон лишит невинности прямо на алтаре…
…жертва сопротивлялась. Сначала.
— А вы заклятье читать будете? — поинтересовалась Тиана, вновь глаза закрывая. — Если будете, то тогда не над ухом, ладно? А то я жуть до чего не люблю, когда над ухом болбочут… отвлекает.
Тиана немного поерзала и, выдохнув, сказала:
— Усе. Режьте. Готовая я…
…далеко, за гранью рассмеялся тот, чье имя Себастьян поклялся более вслух не произносить. И смех его заставил содрогнуться, что дом, что черный алтарь, что демона.
Клементина посерела.
А Ядзита закрыла ладонями уши.
— Он…
— Он рядом, — сказал демон, сгибаясь в поклоне. — Он грядет!
И Клементина заговорила. Себастьяну не был знаком этот язык, сухой, ломкий, слова которого легко слетали с губ серой панны.
С каждым — грань истончалась.
Ядзита, закрыв глаза, принялась раскачиваться и медленным, будто бы танцующим шагом, приблизилась к алтарю. Бледная кожа ее стала еще белей, под нею проступили черные ленты сосудов, а губы посинели, словно у покойницы.
— Эк вас… — пробормотала Тиана, которая, однако, лежала смирно, не делая попыток алтарь покинуть. Вряд ли бы ей, конечно, позволили, но все ж…
Мертвенным пламенем полыхали письмена.
Мелко дрожали стены… и Ядзита, зачарованная не то заклятьем, не то музыкой, которую слышала лишь она, занесла нож. Кривое лезвие скупо блеснуло в лунном свете.
И опустилось, чтобы отскочить от плотной чешуи.
— Извините, — сказала Тиана, широко улыбаясь. — Эт у меня нервическое… одни сыпью покрываются, другие — чешуей…
Плотные четырехгранные пластины расползались по груди, по плечам, заковывая хрупкое девичье тело в непробиваемый панцирь. Ядзита вновь ткнула кинжалом, но скорее для острастки, а может из любопытства.
Клинок скрежетал, оставлял царапины, но чешую пробить не мог.
— Ты… — Клементина стиснула кулаки. — Ты… наглая подлая девка…
— Извините, — в голосе Тианы Белопольской не было и тени раскаяния. — Я не нарочно. И вовсе я даже не наглая! Я просто в себе уверенная и с пониманием. В нынешнем-то мире, панна злодейка, иначе никак. Сиротинушку каждый-то забидеть норовит…
