Кэтрин Куртц - Сын епископа. Милость Келсона
— «Пятое. После определения меры светской виновности епископ Креода и все прочие священники-отступники, кто так или иначе связан с бунтом в Меаре, будут отвечать перед церковным судом, который созовут архиепископы Брадини и Кардиель, король Гвиннеда вынесет свой приговор в соответствии с решением этого суда». — Дугал снова отпустил край свитка, позволив ему свернуться, и обвел взглядом всех присутствующих. — Король не намерен ни в чем отступать от этого решения.
Затем последовало несколько тревожных минут, когда Дугал кратко повторил содержание послание и уточнил ряд упомянутых в нем терминов, — и вот наконец Кэйтрин встала, пошатываясь, давая понять, что аудиенция подошла к концу.
— Дугал, передай своему королю, что его послание составлено грубо, но мы обдумаем все и к полудню дадим ответ.
— Да, сударыня, я передам ему, — негромко сказал Дугал, отвешивая вежливый поклон.
— Спасибо. И… Дугал…
— Да, сударыня?
Тяжело сглотнув, Кэйтрин жестом приказала Джедаилу и всем остальным епископам отойди подальше и, подозвав Дугала, увела его к оконной амбразуре. Солнечные лучи, падавшие в окно, осветили и позолотили медные волосы Дугала, заплетенные в косу, и казалось, что на голове юноши — золотой шлем… Дугал смущенно смотрел на Кэйтрин, и вдруг его глаза расширились от изумления: женщина достала из рукава маленький кинжал.
— Ты ведь не вооружен, Дугал, правда? — мягко произнесла Кэйтрин, видя опасение Дугала.
— Да, миледи. Я пришел сюда как посланец короля, честь честью, чтобы говорить с благородной леди, — потому что только благородная леди могла выйти замуж за моего дядю и родить ему детей, в которых текла кровь Макардри.
Фыркнув, Кэйтрин изобразила кривую улыбку.
— Храбрые слова, племянник, хотя я могу убить тебя вот тут, на этом месте… и, возможно, убью, — за то, что ты сделал со мной и моими близкими. Но ты прав: он был бесконечно честным и добрым человеком, твой дядя Сикард. Если бы я позволила нашим детям носить его имя вместо моего, все могло обернуться совсем по-другому.
— Да, миледи.
— Он действительно был хорошим и добрым человеком, Дугал, — повторила Кэйтрин. — А поскольку за последние недели я много слышала о твоих доблестных подвигах, я не раз думала, как могли бы повернуться дела, если бы твоим отцом был он, а не Каулай.
Дугал чуть было не брякнул, что Каулай вовсе не был его отцом, но он пока что не знал, что она собиралась делать со своим маленьким кинжалом.
Он подумал, что сможет отобрать у Кэйтрин оружие, если она вздумает напасть на него, — женщина была намного ниже него ростом и раза в четыре старше, — но если она действительно это сделает, другие, надо полагать, поспешат ей на помощь. Что ж, такое случалось: многих гонцов убивали за то, что они принесли плохие вести; а те новости, что принес он, видит Бог, давали все основания ненавидеть его, пусть даже он сам, лично, не дал никакого повода к ненависти.
Но Кэйтрин лишь молча повертела кинжал в руках и через несколько секунд протянула его Дугалу, рукояткой вперед, и по ее губам скользнула улыбка.
— Мне дал его Макардри, в день нашего венчания. Я хочу, чтобы он стал твоим.
— Сударыня?..
— Я хочу, чтобы он остался у тебя. Уходи, — она вложила рукоятку кинжала в ладонь Дугала. — Прости старой женщине ее фантазии. Дай мне вообразить, пусть на несколько секунд, что ты — мой и Сикарда сын, а не сын Каулая. Мои дети мертвы, мои мечты о них тоже умерли… и о Джедаиле, моем последнем родственнике…
— Но зато прекратится война, — возразил Дугал. — Никто больше не будет умирать.
Кэйтрин спросила севшим голосом:
— Ты видел, как все они умирали, верно?
— Кто?
— Все мои дети.
— Нет… Итела не видел… — пробормотал Дугал. — Ну да, я видел Сидану… и Ллюэла. Но не нужно так много думать об этом, миледи.
— Я не буду, — прошептала Кэйтрин. — Но я должна спросить о Сидане. Если бы… если бы Ллюэл не убил ее, как ты думаешь, мог этот брак действительно принести мир?
— Думаю, это могло быть. Наследники обоих родов стали бы ответом на вопрос о престолонаследии.
— А Сидана… она могла быть счастливой с Келсоном?
В горле у Дугала пересохло, и он тщетно пытался сглотнуть, не зная что ответить своей родственнице.
— Я… я не знаю, миледи, — выдавил он из себя наконец. — Но Келсои не только мой король, он еще и мой кровный брат, и… да, я верю, что он любил ее, на свой манер. Я знаю, что в ночь перед венчанием он говорил о своем браке, и как ему неприятно жениться из государственных соображений. Но я думаю, он убедил себя, что любит Сидану, — Дугал помолчал немного, — Вы это хотели услышать?
— Если это правда — да, — шепотом ответила Кэйтрин. — И я вижу по твоему лицу, что ты действительно в это веришь. — Она вздохнула. — Ах, это моя вина… Если бы я не была такой упрямой, Сидана могла бы сейчас быть жива, могла быть королевой Гвиннеда… Но я убила ее, я убила своих сыновей, я убила своего мужа… Дугал, я так устала от убийств…
— Так перестаньте убивать, миледи, — мягко сказал Дугал. — Это только в вашей власти, и ни в чьей более. Примите условия короля. Верните Меару ее законному господину, и ищите мира в те годы, что вам осталось провести на земле.
— Ты действительно думаешь, что он оставит меня в живых?
— Он дал вам слово, миледи. Я никогда не слышал, чтобы Келсон нарушал обещания.
Она снова вздохнула и горделиво вскинула голову, направляясь снова к центру комнаты, где тут же утихли все разговоры.
— Передай своему господину, что мы пришлем ему наш окончательный ответ в полдень, — сказала Кэйтрин, — Я… я должна подумать.
Когда Дугал вышел, она медленно опустилась в свое кресло и откинулась на спинку.
— Позови моих советников, Джедаил, — тихо сказала она. — И принеси мою корону.
Глава двадцать вторая
Ровно в поддень ворота Лааса приоткрылись, пропустив одинокого герольда, несущего белый флаг, — и остались открытыми за его спиной.
— Милорд король! — произнес герольд, не сходя с седла кланяясь королю, когда его привели к сидевшему верхом на своем коне Келсону, — Миледи в основном принимает ваши условия и приглашает вас прибыть в ее замок так скоро, как вы пожелаете.
— В основном? — повторил Келсон. — Чтобы это могло значить? Я думал, что высказался совершенно ясно — никаких дальнейших переговоров!
— Я… я полагаю, она надеется кое в чем смягчить ваши требования, милорд, — едва слышно сказал посланник.
