Кирилл Шатилов - Торлон
Уже под утро, не обещавшее солнца, стало особенно зябко, и он пожалел, что не захватил походный плащ, оставил в туне вместе с латами. Почему-то решил, что плащ виггера будет привлекать к нему излишнее внимание, и не взял. Вероятно, уже видел себя в другом плаще, толстом, богатом, расписанном родовыми знаками и цветами в тон дорогой попоне статного коня, который у него обязательно появится, как только в нужном месте нужной книги появится нужная запись…
Сейчас его грела одна только мысль: я справился. Справился и ушел. Запутал следы. Запутал и пустил по ложному следу тех, кто решит докопаться до причин смерти старого трехпалого вояки. А значит, выиграл время, которое позволит из подозреваемого стать обвинителем. Скоро за ним будет стоять слишком большая сила, чтобы бояться расплаты. Сила, которая уже сейчас для многих становится более важной, нежели власть стремительно теряющего ее Ракли.
Ну, быть может, «стремительно» и не совсем правильное слово, однако только слепые да глухие не замечают, в чью пользу постепенно склоняется чаша весов за высокими стенами замка. Похоже, сам Ракли относится именно к слепым или глухим, потому что эту власть уводят у него из-под носа, а он и его свита заняты исключительно тем, чтобы раззадоривать карательными рейдами в Пограничье рыжих дикарей. Да, да, именно так, а вовсе не наоборот, как считает большинство вабонов. Недавняя гибель целой заставы, неизвестная судьба отправившихся на подмогу двух отрядов и вот теперь открытые вылазки шеважа — все это было отнюдь не причиной, а следствием предыдущих опрометчивых, хотя, вероятно, даже очень хорошо продуманных действий виггеров. Во главе которых стоял… Кто же на самом деле стоял во главе многочисленных дерзких налетов на укрытые в чащах Пограничья стойбища дикарей? Глупый вопрос, сказал бы любой житель и защитник Большого Вайла’туна. Этих отважных героев все знали пусть не в лицо, но уж точно по их звучным именам. О них говорили, на них равнялись, им завидовали. Некоторые их жалели. Они были всегда на виду, всегда готовые броситься в бой, всегда отважные и… такие предсказуемые. Для кого-то в этом заключалась их очевидная слабость.
Так, по крайней мере, думали некоторые особенно приближенные к Меген’тору старые воины, считавшие, что прекрасно разбираются в самых путаных ходах и закоулках как самой башни, так и голов ее обитателей. Однако были те, кто воспринимал предсказуемость приближенных Ракли как их неоспоримую силу.
У силфура две стороны, любил говаривать не то в шутку, не то всерьез Улмар, знакомый фра’ниман, с которым Ифор дружил с самого детства, хотя тот был старше его на пять или даже больше зим. Именно он, старина Улмар, время от времени просвещал Ифора насчет истинного положения дел. Иногда он осмеливался говорить такое, чему не поверил бы ни один здравомыслящий вабон… кроме Ифора, привыкшего, во-первых, с детства доверять Улмару, а во-вторых, умевший не только смотреть по сторонам, по и видеть. Чем выгодно отличался от многих соплеменников, а тем более — от собратьев по оружию, привыкших верить не собственным глазам, а словам аби’мергов, брегонов и прочих твердолобых военачальников.
Фра’ниманов в народе справедливо побаивались, называли за глаза ана’хабанами, то есть «отбирающими» вмененный всем торгующим в Вайла’туне семействам оброк, и старались пускать на порог не чаще одного раза в положенные десять дней. Ифор был иного мнения Без гафола не просуществовала бы ни одна застава, да что там застава — ни один свер не смог бы позволить себе хоть сколько-нибудь достойные латы. Оброк шел во благо виггерам, а значит, всем жителям, хотели они того или нет.
И Улмар, очевидно, поступал во благо, хотя со стороны его действия могли показаться не всегда справедливыми, а порой даже грубыми. Просто он слишком хорошо помнил, кто, когда и сколько должен ему отдать, и слишком неохотно шел на послабления. Несколько раз Ифору случалось самолично вытаскивать смелого приятеля из опасных передряг, спасать от взбешенных любителей потянуть время, охранять по дороге в казну, одним словом, оказывать посильную помощь в его неблагодарном труде. За что Улмар доверял ему некоторые свои сокровенные мысли и делился ценными советами.
Так что когда Ифор, страшно смущаясь, признался однажды в том, что кареглазая избранница его сердца, судя по серой с желтыми полосками попоне ее коня, ведет родословную от потомков Дули и потому едва ли когда-нибудь снизойдет даже до разговора с ним, простым безродным свером, Улмар только понимающе причмокнул губами и заговорщицки подмигнул. В тот раз он промолчал, однако через несколько дней сам вернулся к этому разговору и без обиняков предложил Ифору выгодную сделку. У него, шепнул он, есть в замке достаточно влиятельные покровители, которые готовы за определенные услуги пообещать Ифору, так сказать, «навести должный порядок в летописях». Ведь не только у Дули имеются потомки.
Думал Ифор недолго. И стал предателем.
Покровители, о которых упомянул Улмар, не заставили себя ждать. Уже на следующий день после согласия оказывать посильные услуги у Ифора состоялась во всех отношениях странная встреча. Странная потому, например, что он до сих пор понятия не имел, кто был его собеседником. Человека, говорившего с ним, отделяла тонкая деревянная дверь с одной-единственной прорезью, в которой с той стороны плясал свет одинокой свечи да иногда проплывала черная тень, будто неизвестный бесшумно прохаживался по комнате. Кроме того, Ифора до глубины души потрясло известие, что встреча произойдет не где-нибудь, а в Айтен’гарде, Обители Матерей. С какой стати? Это место всегда было закрыто для посторонних. Его существование обросло среди непосвященных вабонов множеством самых разных слухов. И ни один не отменял главного: мужчин за ворота Айтен’гарда пускали, мягко говоря, неохотно. Ифор не знал никого, кто бы побывал там. Даже торговцев в тех местах не жаловали, обходясь собственными запасами. Причем не только обходясь, но и самолично производя немало такого, что пользовалось завидным успехом на рыночной площади Вайла’туна. Поэтому равнодушный тон, которым Улмар сообщил о назначенной встрече с посланником замка поздним вечером того же дня за стенами Айтен’гарда, поверг Ифора в изумление. Улмар добавил, что говорить они будут с глазу на глаз.
Так и произошло. Приятель довел Ифора до вечно запертых ворот, окликнул привратницу, передал ей в прорезь между балками какую-то верительную грамоту и со словами, что, мол, обратную дорогу он знает, преспокойно удалился. А живенькая старушка с подозрительным кинжалом за поясом, приоткрыв узкую калитку в воротах и неприветливо смерив гостя слезящимся взглядом, пустила его не дальше привратницкой, где и произошла та достопамятная беседа неизвестно с кем.
